Жалоба

/ юмореска/

Дневальный по кубрику девятнадцатилетний матрос-контрактник Иван Жуков в ночь под Новый год не ложился спать. Правда, трое суток назад он, тоже, будучи дневальным, поступил иначе, за что и «схлопотал» это повторное дневальство. Теперь же, наученный горьким служебным опытом, он не стал более испытывать судьбу и решил бодрствовать. А чтобы не было скучно, когда другим столь весело, он дождался убытия личного состава тральщика в клуб на новогодний вечер, раскрыл тетрадь по специальной подготовке, вооружился авторучкой и принялся писать.

«Милый дедушка Константин Макарыч. Вот пишу тебе письмо, а сердце кровью обливается. Хотел тебе свои злоключения по мобиле нашептать или в сэмээске сбросить, но решил изложить письменно: все же бумага – это документ. Сечешь? Так вот. Вчерась мне была выволочка. Командир отделения обнаружил в моем рундуке порнографические открытки, ну там ничего особенного, ты, наверное помнишь, это те, что пропали из твоего письменного стола, где Настю Заворотнюк два мужика в гальюне трахают. Так вот, этот дуб по части шаловливого секса вывел меня из строя на вечерней поверке и кинул наряд вне очереди на вахту за аморалку. Но такое наказание ни в одном из уставов не значится, что я и пояснил старшине, так он мне тут же еще один наряд добавил за пререкания с начальством. Можно подумать, что от таких открыток вся боеготовность нашего родного флота рухнет. Дурак! А того не видит, что при переходе флота на новый облик от него уже ни фига не осталось, а тут какая-то жалкая порнушка весь флот развалит? Да у нас уже и валить - то нечего…».

Иван почесал кончиком авторучки за ухом тупо соображая, чем бы еще озадачить деда.

«Или еще случай. Наш боцман мичман Любезнов как-то намекнул мне, что ждет меня в своей каюте после отбоя с пояснением, как это я умудрился при швартовке один из бортовых кранцев утопить. Я собрал в уме целую кучу доказательств своей невиновности и в назначенное время предстал перед очами грозного боцмана. И что же? Вместо ожидаемого разноса он этак тихонечко мне говорит:

- С вами все ясно матрос Жуков. Снимайте брюки…

Я снял. Думал, что он в них свой долбанный кранец искать будет. А тот подошел ко мне сзади, опустил трусы и говорит:

- Уж больно зад у тебя аппетитный, дружок.

Я попытался оглянуться, а он, бугай этакий, воткнул мою голову в подушку, лежащую на столе, раздвинул ягодицы да как долбанет в меня своим членом между ними, что я даже икнуть не успел. Чувствую, как его теплый шланг вошел в мое очко, замер, а потом заработал, что топливный насос в машине. Я и сообразить сначала ничего не успел, как почувствовал во всем теле сладостную истому и стал помогать ему встречными движениями. Мой бог! Какой это кайф, когда тебя трахает в очко горячий, богатырский член! Но меня охватило не только сладострастное чувство анального секса, но и чувство стыда обуяло: «Неужели я на бабу смахиваю?»- вертелось в голове. А он работал все быстрее, все сильнее насаживая меня, пока вдруг не вцепился в мою бедную задницу ногтями и, скрежеща зубами, стал сливать свой конденсат. И о чудо! В это мгновение меня искорежило оргазмом, и я тоже слил. Я глянул на него глазами виноватой и побитой собаки, а он только похлопал меня по ягодице и сказал:

- Молодец, Жуков! Ты правильно понимаешь и стойко преодолеваешь все тяготы и лишения военной службы. Теперь ты ко мне каждый вечер после отбоя заглядывай. Будем беседовать, пока твой контракт не истечет… Замучил меня совсем. Когда иду в гальюн посидеть, то чуть не плачу. Все «очко» мне раздолбал паскудный гомик.

Иван опять почесал авторучкой за ухом, напрягая ум, чтобы огорошить деда очередной новостью.

«Или еще случай. Собрался я как-то в увольнение. Думаю: «Схожу-ко я на дискотеку в наш базовый матросский клуб. Там девочки бывают клевые, на танцы приходят в мини-юбках с голыми пупками и заметь, как в твои молодые годы, тоже без трусиков. Ну, бывает, какая-нибудь дура нацепит стринги, так это ради хвастовства, что тоже «клевая», а в основном девочки сознательные, понимают без слов чего бедному матросику от них надо. В их женском туалете можно не только какую-нибудь фифу прилюдно рачком оттрахать, но и травкой, при случае, побаловаться. Как-то я трудился там над одной задницей, как забегает в туалет ее подружка и как зашипит: «Ты что, – говорит, - ночевать на толчке устроилась? Пора и честь знать! - и тут же вытолкала ее из кабинки, а потом подошла ко мне, толкнула в живот кулаком так, что я со спущенными брюками и трусами плюхнулся на унитаз, а она стала передо мной на колени, схватила двумя ладошками моего «молодца», загнала его в рот, и такой минет мне сбацала, что куда там нашему боцману с его анальным сексом. Он против такой девочки простачком выглядит. Я, конечно, тоже не посрамил нашу адмиральскую фамилию. Развернул ее, когда она уже у меня все отсосала, размазывая по своим алым губкам мое беловато «мыло», «переломил» пополам и так засадил ей своего «дурака» по самые яйца, что у самого голова закружилась. А она хохочет и задницей подыгрывает, говоря: «Так держать, флот! Ух, как ты классно ебешь меня! И кто этому научил тебя? Надька? Вот стерва! Ух! Глубже! Еще! Еще! Дери же со всей силы! Не жалей мою киску. Пусть у ее ротика травка загорится». А я нюхнул и, правда, от ее промежности паленым запахло». Иван тяжело вздохнул, явно потеряв нить повествования из-за этого лирического отступления, но тут же вспомнил:

«Так вот. Стою я в строю на юте в числе увольняемых на берег, полный надежд на веселый вечер в дамском туалете, как подходит ко мне командир боевой части старший лейтенант Береговой и этак сквозь зубы цедит:

- А койка твоя и где?

- Как где? В кубрике, конечно, - этак бойко отвечаю.

- А ну-ка, дружок, покажи ее мне…

Спустились с ним в кубрик, подвел его к койке, а он и говорит:

- Это не койка бравого матроса Жукова, а беременная баба. Короче, - сплошная порнография…

Я, конечно, тут же смекнул, что он по этой части дилетант. Разве можно так о койке говорить? Другое дело, если бы он подушку поднял и увидел под ней две видио-кассеты. Вот где настоящее порно. Мы прошлой ночью их всем кубриком смотрели. Спасибо Зойке! Поделилась опытом, там одна кассета из их общаги. Она в инъязе учится. Конечно, не только языки изучает, члены – тоже. Да же я таких членов, отродясь, не видал, разве, что у тебя, дед, когда мы с тобой в сауне парились. Ты уж прости меня за откровенность, но еще пацаном я как-то подсмотрел, как ты им нашу тогда еще совсем молодую бабулю трахал. Она тогда своими ноготками весь твой зад раскровянила, приговаривая: «Дери меня, как сидорову козу!». До сих пор не могу понять о какой козе шла речь?».

Иван почесал затылок, пытаясь вспомнить еще что-нибудь более существенное, и тут же склонился над тетрадкой. Он очень любил бабулю, и она в нем души не чаяла. Он смутно помнил, когда ему было семь, и он пошел в школу, дед, как всегда, пропадал на службе, а родители «парились» на Канарах, бабуля баловала его на полную катушку. Ему было очень щекотно и чертовски приятно, когда как-то в постели (он спал вместе с бабулей), она у него сонного взяла в свой милый ротик его писюнок. Она нежно ласкала его губами, посасывая, пока он не запузырил ей в рот тонкую струю. Бабуля поперхнулась и рассмеялась, назвав его сексуальным шалуном.

«И в заключение последний фактик. Приснилось мне, что трахаюсь я с женой комбрига. Она у нас баба – персик. Как-то видел ее в ДОФе, в президиуме на торжественном собрании. Она женсоветом бригады заправляет. Ну и начал я, спросоня, под одеялом рукой работать, да так, что койка ходуном заходила. А сосед снизу (думаю от зависти) поднял ноги и так наддал, что я кубарем слетел на палубу. Очнулся, никакой бабы нет, только сопят вокруг мои товарищи по службе. Все бы ничего, вот только строевуха меня вконец доконает. Стою я как-то в строю на строевом смотре, и вдруг подходит ко мне комбриг и смотрит как-то неуверенно,... словно солдат на вошь. И так презрительно цедит сквозь зубы, глядя на командира корабля:

- А это еще что за хуй объявился?

- Матрос Жуков! – лихо доложил я.

- Вы только посмотрите на его шапку! Это же не шапка матроса, а член залупленный. Убрать!

Я, конечно, в долгу не остался, и вякнул что-то вроде от х-я слышу, и тут же на губе оказался. А там меня такие же бедолаги, как я, всей камерой в зад трахали. Не пойму. И чем он так мужиков притягивает?!.

Иван перестал писать, задумался. Прислушался, собираясь с мыслями. Было тихо. Только где-то внутри корабля мерно чавкал топливный насос.

«А еды здесь нет никакой. Мясо только «дедам» достается, а нам маслы да помои. У меня от такой еды уже и член не стоит. Так что забери меня с этого долбанного тральщика на свой гвардейский крейсер, пока я совсем не отощал».

Иван тяжело вздохнул и вывел старательно: «С тем и остаюсь твой любимый внук Иван Жуков». Затем вынул из рундука конверт, вложил в него письмо, заклеил и написал: «На эскадру. Контр-адмиралу Жукову». Немного подумав, добавил: «Константину Макарычу»…

Прочитав письмо, дед вызвал адъютанта:

- Сообщи комбригу Петрову, чтобы с месячишку не отпускал моего недоросля с корабля на берег за жалобы на тяготы военной службы…