Вот вы мне все тут талдычите про глаза, а я вам говорю, что главное в женщине — это жопа. Не важно какая — маленькая, большая, средняя, как орех, та что просится на грех, плоскодонистая... Конечно, хотелось бы поокруглей, но раз уж досталась такая — сам выбирал. Неча на судьбу шпынять, коли мозгов нет. Смотреть надо было, что берёшь. Не на глаза, а на жопу. Потому что жопа — это наиглавнейший в семейной жизни инструмент. Даже главнее, чем грудь. Не верите, недоверчивые вы мои? А сходите в сексшоп. Глаз и сисек вам там не предложат. А предложат что? Правильно! Жопу с одним или двумя сексуальными отверстиями.
Я ещё в школе учился в средних классах, когда познал эту прописную истину. Была у нас училка по черчению и рисованию Анастасия Филипповна. Так у этой Филипповны была вооот такая жопа! Ни в сказке сказать, ни пером описать. Красивая до умопомрачения. Большая, но не настолько, чтобы не помещаться в проходе между партами. На неё можно было любоваться часами. Это оттого что у Стаси, так её ученики за глаза прозвали, была талия. И она была очень тонкой, не в пример жопе. Тело учительницы выглядело словно перевёрнутая рюмка. Но это-то и завораживало, и не давало оторвать взгляд от задницы училки. Ходила Стасенька в обтягивающих юбках светлых тонов, что ещё сильнее подчёркивало несуразность узкой талии и широких бёдер.
Какие у неё были сиськи? А вот не помню я, хоть убей не помню. Может и большие, а может, и маленькие. А вот голову помню. Маленькая головка с короткой причёской. Черченщица имела привычку встать подле последней парты и оглядывать класс, кто чем занимается, чертит чертежи или рисует голых баб. Следует признать, что женская половина класса тоже рисовала баб. Сначала голых, но потом одевала их в платья и шляпки. Часто, тщательно прорисовывая туфли или сапожки на высоком каблуке.
Ваш покорный слуга сидел на последней парте, что давало ему повод любоваться прекрасной жопой Анастасии Филипповны вблизи. В довольно опасной близи. Достаточно было протянуть руку... Но я, конечно, её не протягивал, а хотелось, очень хотелось, до свербения в паху. Я был скромным парнем, но не настолько, чтобы, расставив руки на длину этой самой жопы, корчить умопомрачительные рожицы для всего класса, демонстрируя, что я не только в ахуе, но и ещё в опиздинении от такого зрелища прямо перед моим лицом. Иногда я делал движение головой и беззвучно клацал челюстью, будто откусывал материю из прекрасной жопы учительницы.
Долго такое продолжаться не могло. Конечно, я доигрался. Смотреть вверх мне резона не было, да и некогда. Однажды Филипповна долгое время молча наблюдала за моими ужимками и прыжками со своей головной верхотуры. Класс, предатели такие, ни словом, ни намёком не подсказали мне, что я попался в капкан, и вскоре охотница меня свежует, как глуповатого зайчика. Делать нечего, пришлось после уроков постучаться в дверь кабинета черчения и рисования и, входя, канючить, что вину свою признал, и больше этого не повторится.
— Ну почему же? — усмехнулась учительница. — Мне даже очень импонируют похотливые взгляды мужчин. Конечно, если бы они были взрослые, но вы же ещё дети. Но дети, которые совершенно не соображают своей тыковкой. Будь мы наедине, я бы просто посмеялась над твоим представлением. Но ты, Юрочка, показывал своё представление всему классу. И что ты прикажешь мне теперь делать с тобой?
Я подумал: «Стася, дай за жопу потрогать и погладить», — но сказал иное:
— Стася, я провинился. Накажите меня, поставьте двойку по поведению и вызовите родителей в школу.
— Как ты меня назвал? — умилилась она. Улыбка расцвела на её лице.
— Простите, Анастасия Филипповна, я забылся, оговорился и назвал вас заглазной кличкой.
— А, что, мне нравится, — ещё сильнее улыбнулась она, — так вы меня за глаза называете?
— Да, — признался юноша.
— Что ещё ты мне хотел бы сказать?
— Стася, разрешите прикоснуться к вашей попе и погладить её, — осмелел я, будто мне всё позволено.
— Юра, — нахмурив брови, удивилась Стася, — ты совсем с ума сошёл? Разве такое можно говорить своему педагогу?
— Простите, — понурив голову, сказал нерадивый ученик, — это моя мечта, случайно вырвалось.
— Ненормальный! — расхохоталась учительница. — Иди домой, и чтобы этого больше не повторялось. На сей раз я тебя прощаю, но в следующий лучше без родителей не приходи.
Но я был горд собой. Пусть и невольно высказал свою эротическую мечту. Кстати, после этого случая отношение ко мне учительницы изменилось. Конечно, я не позволял себе более показывать всему классу своё восхищение её жопой, затаив на них обиду, но она прощала мне мои мелкие шалости, и порою чуток завышала оценки. Черчение, как предмет я не любил, но не прогуливал, потому что ублажал своё либидо, любуясь прекрасными формами зрелой женщины. Отчего не любил? Оттого что я родился леворуким, а в эпоху надвигающегося коммунизма леворуким было не место. Их заставляли переучиваться. Я переучился, но писал, как курица лапой, порою не разбирая свой же почерк, рисовал и чертил ненамного лучше.
***
Учиться я не любил. Но после школы попёрся в ВУЗ. Родители настояли. Поступил, сдав экзамены на тройки. В свободное время бродил по улицам и любовался разнообразными жопами. Одна мне напомнила Стасину. Её обладательницу звали Юлия, как я узнал впоследствии. Юлия была не только крутопопа, но и крутогруда и крутоброва. У неё был крутой нрав. Завидев её впервые, идущей мне на встречу, круто изменил курс и шёл, наверное, три остановки, любуясь её задницей. Глаза, кстати, мне её тоже понравились и брови. Остальное рассмотреть не успел. Но Юльке это надоело в конце концов. Она остановилась и, повернувшись ко мне передом, а к прохожим задом, нахмурившись, стала ожидать, когда я с ней поравняюсь. У неё были вопросы ко мне. Я ответил:
— Я вашими ногами любуюсь, миледи, и тем, что их венчает.
— А что их венчает? — не поняв, поинтересовалась миледи.
— Попа, — ответил я, — у вас очень симпатичная попа и красивая талия. Давайте познакомимся?
— А мне в вас не нравится череп, — зло ответила незнакомка.
— А что с ним не так? — удивился незнакомец.
— В нём нет мозгов... и не идите за мной!
— Вот всегда так, — сказал я вослед медленно удалявшейся девушке, — скажешь правду — обижается, соврёшь — не поверят.
— Ну соври, — оборачиваясь и ворачиваясь, сказал она.
— Мне у тебе глаза понравились, — соврал я, — поэтому и шёл за тобой, а правда в том, что меня зовут, Юра.
— Ха-ха-ха, — рассмеялась Юля, — ты же не мог их видеть. У меня их сзади нет. Меня зовут, Юлия, — представилась она, протягиваю руку.
— Так правда в том, что я шёл за твоей попой, она-то у тебя сзади, а не спереди. Но теперь я вижу, что у тебя и глаза красивые. Чёрные, как южная ночь... нет, как чёрное море.
— Мне приятно это слышать, — улыбнулась моя новоявленная пассия, — всё-таки твоя прямолинейность выглядит несколько... — она замялась, подбирая нужные слова.
Я ведь назвал её миледи, а это накладывало некий отпечаток на её словоблудие. Она постаралась выглядеть светской дамой, и свою речь лить соответственно.
— Придурковато, дебильно, по-идиотски? — подбирал окончание её фразы, смешной молодой человек.
— Типа того, — рассмеялась знакомка, — ну, ладно, я пошла домой, а ты за мной больше не иди. Хорошо, Юра?
— Не хорошо, — резанул я правду матку, — я хочу попить чаю с печеньем или булочками с маслом. Мой дом далеко, а твой рядом. Боюсь, до своего мне не дойти, денег на транспорт у меня нет, — врал бедный студент, — я упаду от головокружения, изголодавшись, и от непереносимой жажды.
— То есть вот так ты напрашиваешься ко мне в гости? — усмехнулась Юля. — Ну, нахал! От скромности ты не помрёшь.
— Не в гости, а на свидание за чашкой ароматного чая и вкусной булочкой. Тебе жалко, что ли, Юля?
— Мне не жалко, я даже с удовольствием угощу тебя чаем, — сказала радушная хозяйка, — но мы же едва знакомы. Точнее, совсем не знакомы?
— Там и познакомимся, — заявил нахал, — душевная беседа как нельзя лучше располагает к знакомству. Ты мне расскажешь о себе, а я о тебе.
— А о себе ты мне не будешь рассказывать? — удивилась такому обороту девушка.
— Там посмотрим, ну так мы идём, или ты меня отшиваешь?
— Идём! — решилась, Юля.
И мы пошли на восьмой этаж девятиэтажного дома. Лифт не работал.
Я сильно устал с непривычки. Жил-то я на втором этаже, и приотстал, исподтишка подглядывая под юбку новой знакомой, симулируя, что у меня развязался шнурок. Мне удалось разглядеть краешек её чёрных трусиков. Признаюсь, будь они красными или, на худой конец, белыми, я бы возбудился сильнее. Они бы контрастировали с тёмной юбкой. Стася более подчёркивала светлыми тонами необъятность своей кормы. Юля, наоборот, любила всё тёмное, чтобы обмануть восприятия засматривающихся на неё.
— Юра, иди рядом, как не стыдно! Ты подглядываешь?! — возмутилась она на каком-то этаже.
— Дай мне руку, — попросил непривычный к таким восхождениям, — я устал с непривычки.
Наконец, Рубикон был пройден, и мы оказались на кухне прелестницы. Кухни, наверное, и посейчас являются главным местом для приёма гостей, а тогда и тем более. Заварив ароматного чая, подрезав булочек с масло-сыром-колбасой, Юля притулила свою прекрасную попу рядом со мной и мы продолжили знакомство. Как оказалось, мы поступили в один и тот же институт и даже на один поток.
— Вот будет здорово, если ещё и в одной аудитории будем заниматься, — обрадовался я.
— Всяко может быть, — призналась девушка, — мне бы было приятно видеть там знакомых мне людей.
Беседа тянулась неспешно, но я страдал словесным недержанием и вскоре выложил новой подруге о себе почти всё. Она же, напротив, очень мало. Чтобы закрепить наше знакомство, Юля достала бутылку вина. После пары бокалов молодые люди прошли в святую святых, обитель хозяйки. У нас немного кружились головы, и поэтому мы завалились на её кровать, а точнее — на широченную тахту.
— Юра, а какая у тебя мечта? — подложив руку под щёчку, лежа в пол-оборота ко мне, спросила, Юля.
— Погладить твою попу. И ещё прильнуть лицом к твоей груди, — ответил мечтатель.
— Нуууу, — ласково толкнув меня в плечо, улыбнулась чуть окосевшая девица, — я же серьёзно спрашиваю.
— Я и отвечаю серьёзно, затем я протянул руку в сторону её жопы и спросил, — позволишь?
Она серьёзно посмотрела на меня, но ничего не ответила. Подумав, что получил разрешение, я положил свою длань на тёплую, мягкую, вместе с тем, упругую попку подружки и стал ласково её гладить. Мы лежали достаточно близко, чтобы Юля почувствовала, как на меня это влияет, но не подала вида. Она даже подвигала ножкой вверх-вниз, чтобы ощутить получше твёрдость и упругость этого чего-то. В конце этого чего-то был сосредоточен жар моего сердца. Он полыхал, отдаваясь молоточным стуком в моей голове. А приятные иглы веретеном страстно покалывали мою спину. Девушке тоже был приятно, она закатила глазки и внезапно сказала:
— Блядь, как-приятно-то, ах... Ой! То есть я хотела сказать: «Боже как приятно!», — поправилась она.
— Не всё ли равно? — сказал я и придвинувшись сильнее, утонул своим лицом в её груди.
Моя мечта сбылась. Юля сильно забеспокоилась о возможном нежелательном продолжении. Да и нельзя так сразу же в первое свидание, вероятно, думала она, и извинившись, попросила меня уйти. Я ничуть не обиделся, уверенный, что мы ещё встретимся, и распрощавшись, счастливый поплёлся домой. Мои руки всё ещё чувствовали теплоту и упругость её попы, а лицо — мягкость и округлость грудей. Дома я хорошенько помастурбировал, беспокоясь о болях, которые возникают от неудовлетворённости...
***
Мы сговаривались встретиться с Юлей на следующий день, но случилось страшное. Был дачный сезон и родители моей подружки увезли её на дачу. На меня опустилась грусть и печаль. Хандра опутала меня своими сетями и заставила позвонить другу, у которого была элегантная жилетка, в неё можно было поплакаться. «Приходи, — сказал друг Миша, — на месте расскажешь».
— И что, она тебе не дала бы ни в какую? — участливо спросил Мишаня, усаживая на диван перед телевизором.
— Откуда мне знать? — подивился я. — Может и дала бы, будь я настойчивей и напористей.
— Вы же вместе лежали на её постели, и ты немного руки распускал, выражаясь твоим языком, — удивлялся друг, — чего ж не взял?
— Она меня прогнала, — чуть не хлюпая носом, признался я, — мы сговорились встретится сегодня, но родители силой увезли её на дачу.
— Ну и ты поезжай на дачу, мне тебя учить? А ночью прокрадёшься к ней в спальню. Она побоится закричать и отдастся тебе нежно и тихо.
— Кабы знать где эта дача?
— Те не спросил?
— Не, — загрустил тупоголовый молодой человек.
«А, действительно, хрен ли бы было не спросить?», — думал я
— Ладно не грусти, — участливо сказал друг, — поехали ко мне на дачу.
— Зачем? — удивился не имевший приусадебного участка.
— Да там работы — кони не валялись, — стал объяснять друг. — Папусик с мамусиком в понедельник приедут, дадут мне втык, а вдвоём мы враз управимся. Ты же друг, поехали, а? Без тебя мне не справиться.
Я согласился, сбегал домой за сумкой и оставил своим записку. У Мишки была своя тачка. То ли Москвич, то ли Жигули, а может, Запорожец. Он резво гнал по просёлочной дороге, расписывая прелести курортной жизни на даче.
— Река там, — мечтательно закатывая глаза, рассказывал он, — вода тёплая, как парное молоко.
— Иня, что ли? — сказал я, фыркнув. — Пятьдесят метров шириной, река.
— И рыба, — не обращая внимания на не патриота своего края, продолжил водитель, — любишь рыбачить? — допытывался он.
— Нет, — признался я, — шашлыки люблю, малину, баню, а грибы и рыбалку — нет.
— Мы не пойдём, некогда нам по рыбалкам и грибам ходить, там просто заросли сорняков.
Сорняки я не любил, но кормить комаров своей кровушкой, предпочёл сорнякам. Долго ли коротко мы ехали, но вскоре стояли раком, в купальных плавках и дёргали треклятые сорняки. Похоже, Мишка впервые за всё лето решил посетить дачу. Но я не роптал, а со остервенением вырывал врагов овощного и ягодного народа. Малины там было, кстати, завались. В перекур мне пришлось тщательно объесть три куста. Глаза наши боялись, но ближе к часам четырём дня мы выдрали всю нечисть. Миша занялся мангалом, чтобы приготовить шашлыки, а я, вооружившись инструментом, пошёл чинить кран для воды.
— Напор хороший, — пояснил друг, — но вода еле-еле сикает. Полить, может, успеем, но надо же и для бани... Но ты Юрка не сделаешь, — усомнился он в моих сантехнических особенностях.
— Твоё дело шашлыки пожарить, и баньку истопить, а об остальном я позабочусь, — горделиво заявил сантехник всех времён и народов.
Мне пришлось истратить много сил, чтобы отвернуть пригоревший кран с помощью молотка, зубила и природной смекалки. К счастью, я был только в плавках, потому что напор был, действительно мощнейшим. Обескраненная труба хлестала на три метра водой, но предварительно эта вода облила меня с ног до головы три раза. Несколько попыток прикрутить другой кран не увенчались успехом. Вода была сильнее меня. Звать друга на помощь не представлялось возможным. Жарка шашлыков была в самом разгаре. Сообразив, что я немного дубоватый, открыл новенький кран на полную, и вскоре он был завёрнут на трубу, весело поливая дорогу между грядками. Подсоединив шланги, герой дня принялся поливать овощи и фрукты прекрасным напором воды. Потом мы быстро набрали воду в банный котёл.
— Ну, ты мастер, признаю! — восхищался мной дружбан. — Ты, Юрка, достоин награды!
Он выбрал из вороха шашлыков шампура с самыми лучшими кусками мяса и протянул мне со словами: «Заслужил».
Кроме шашлыков, мы нарвали прямо с грядок разнообразной зелени, включая огурцы и помидоры. Но салат делать было лениво. Мы их просто окунали попеременке с зелёным лучком в соль и перец с подсолнечным маслом или сметану. Приняв по соточке на грудь, вели неспешную беседу. Внезапно Мишаня выпучил глаза и воскликнул:
— Вот это жопа! Не твоя случаем?
Моя была при мне, но я понял, на что он намекает. Оглянувшись, я увидел Юлькину жопу в красных плавках. Её прелестную спинку окантовывал красный же лифчик, составляя ансамбль купальному костюму.
— Ты уверен, что это она? Может, похоже, — поинтересовался он у меня, завидев, как из моих глаз застрекотали молнии.
— Ну, конечно, — усмехнулся счастливый влюблённый, — я её жопу ни с какой другой не спутаю. Вот свезло, так свезло! — радовался я. — Вот это совпадение! Ощущаю себя будто Москвич выиграл в лотерею.
— Юльча, — раздался женский голос из дачного строения, — иди кушать.
Юльча, выпрямилась, утёрла пот со лба, и обернувшись на шум, увидела двух молодых людей, идущих в её сторону. В руках влюблённого в её жопу молодого человека были пара палок шашлыков с покусанным огурцом и краюшкой хлеба. Другой просто любовался девушкой и был ей незнаком.
— Нет, мама, — крикнула ей дочь, — меня соседи пригласили к себе на ужин.
Вышедшая из дачи женщина была чуток полноватой, но хоть и лицом была похожа на дочь, её корма оставляла желать лучшего.
— Попросись к ним помыться, — увидев дым из банной трубы, посоветовала мамаша.
— Ну, мама?! — нахмурилась, Юля, — как это так?
— Не, ну, а чё? — сказал радушный хозяин дачи, — Юра кран починил. Юля, он у тебя такой мастеровитый, воды на все хватит
Юля угощаться шашлыками не стала. Перелазить через шаткое заграждение не видела смысла, и как настоящая героиня, пошла в обход. Вскоре мы её встречали с хлебом и солью, и чарочкой водки. Мишаня тоже был придурковатый — весь в меня, но сообразительный, надел сатиновые штаны и папину рубашку. Я же был в плавках. Юля тоже. Я понял зачем он так шутовски приоделся. Миша беспокоился, что хоть и деваха не его, но у него встанет. А под широченными штанами видно не было. А у меня видно. Я краснел и бледнел, Юля ехидно посмеивалась, уплетая шашлык за обе щёки.
— Короче, я пошёл мыться, — разрулил ситуацию дружбан, — а потом вы сходите вместе. Сильно не наедайтесь, лучше после баньки.
— Как это вместе? — удивилась Юля после его ухода, — мы едва знакомы, да и нельзя так.
— Мы будем в плавках, — успокоил я подругу, — а потом отвернёмся друг от друга. На три раза не хватит, — пояснил я.
— Так иди с ним, — удивилась Юля, — а я потом одна.
— Ты что?! — замахал я руками, — там такая сложная система, Мишаня мне полчаса объяснял, — врал я без зазрения совести.
— Из ковшика на камни плескать?!! — расхохоталась Юльча.
Она уже была чуток под шафе от водки, раскраснелась вся и хохотала без причины.
Короче, она была не против и даже пообещала раздеться до гола, если я буду хорошо себя вести. Конечно, мне пришлось пообещать, надеясь на лучшее. Я мог бы её сильнее подпоить, но побоялся, вдруг ей в бане плохо станет.
— А где Юля? — удивился Михаил, выходя из бани, не увидев моей подруги.
— Домой ушла за полотенцами и переодеться. Во что-нибудь лёгкое из сатина. А то купальник раскалится от жары, — пояснил влюблённый в моём лице.
— Ну ты не теряйся на этот раз, — сказал друг, — будь напористей, — учил он меня, — если женщина сказала: «Нет!», читай по её губам: «ДА!»
Я усмехнулся и поведал ему, что обещал быть пай мальчиком, но время всё равно нас рассудит.
Вскоре явилась Юлия в халате до пола. С огромной сумкой, в которой лежали банные принадлежности. Включая простыни, полотенца, мочалки и огромные войлочные шляпы.
— Зачем так много? — спросил я её. — Тут человек на пять хватит.
— Родители беспокоятся за мою нравственность, — улыбнулась моя девушка и, скинув халат, предложила мне развязать завязки от ситцевого, в сиреневый цветочек лифчика.
Уверен, она могла это сделать без посторонней помощи, но ей было важно показать мне своё доверие.
Вспомнив далёкое детство, когда мне приходилось пару раз мыться в общественных банях, где бабы и мужики со своими детьми не стесняются, и ни у кого там ничего не встаёт, развязал ей тесёмочки, быстро разделся и, стараясь не глядеть на прекрасную попу, прошёл вслед за девушкой в парилку. Она расстелила простыни и уселась на самый верх, ожидая парильщика.
Я налил немного пихтового масла в горячую воду и забросил пару ковшиков на камни, встав при этом на определённое место, чтобы вырвавшийся пар не ошпарил меня, как учил Михаил. Пар вмиг окутал небольшую парную. Я залез на полок и резво натянул войлочную шляпу, которую мне подала Юля, чуть не до подбородка. Уши едва в трубочку не свернулись от нахлынувшего сухого жара. Пар вмиг рассеялся. Наши тела стали покрываться огромными каплями воды. Это был пот.
— Ого! — удивилась девушка, со мной впервые такое.
— Это из-за масла, — пояснил я, — лечебный пар.
Через пять минут мы вышли в предбанник и окатили себя холодной водой из тазиков. Юля визжала и фыркала при этом. Я залюбовался её раскрасневшейся фигуркой. У неё была красивая грудь, большие полусфероиды, практически, стояли, изредка покачиваясь, как шары на новогодней ёлке. Их венчали небольшие соски ярко-алого цвета. Мне не приходилось видеть до этого огромного разнообразия женских прелестей, но Юлины сиси вызывали восторг от созерцания и мне захотелось прильнуть к ним лицом и покрывать их поцелуями
— Юуууурааа, — покачала головой Юльча, — не смотри на меня так.
— Извини, — смутился я и отвернулся.
— Ай, да ладно, смотри, — сказала девушка, — ну что такого, что у тебя встал на меня, ты же мужчина, а я женщина. Мне приятна такая твоя реакция. Мы же здесь одни. Никто не узнает... Но ты обещал мне!! — завидев, что я собираюсь в её сторону, остановила меня жестом.
Прав был Мишаня, говоря, что когда женщина говорит: «нет», читай по губам: «да». Но я не стал торопить события. Второй раз мы задержались подольше в парилке. Париться — это искусство. Если не знаешь правил, может хватить удар. Я знал. К тому же, мы выпили водки, а это не рекомендовалось перед баней. Вскоре она вышла с потом. Вновь облившись холодной водой, мы принялись мыться. Юленька стояла ко мне спиной и аккуратно смывала с себя тёплой водой мыльную пену. Я подошёл сзади и, обняв её руками, облапил сладкие груди, прижавшись к её вкусной попе своим неиствующим членом. Он давно мне намекал, что сколько уже можно стоять без перерыва? Это может кончиться трагически для его хозяина. Иногда он злобно отплёвывался от неудовлетворения. Я, как никто другой, понимал его чаяния и надежды. Ведь я был его хозяином...
Юля замерла и молча, осторожно попыталась оторвать мои руки от своей груди. Развернувшись вокруг своей оси, она жалобно застонала:
— Юрочка, ну не надо, а? Ну, пожалуйста, милый мой, хороший мой, ну ты же обещал.
Она упёрлась руками в мои плечи и ласково отталкивала настырного любовника.
Но я её не слушал, я передал бразды правление другому похотливому существу, сидевшему внутри меня. Только не думайте, мои дорогие читатели, что я шизик, и у меня раздвоение личности. Это не так. У любого мужчины или женщины есть это существо, и стоит ему взять на себя контроль, как забываешь, кто ты и что ты, и отдаёшься на волю чувств. Назовём его демоном. Демоном Желания. Демон целовал губы слабо сопротивляющейся женщины. Гладил моими руками её спинку и попу. Страстно облизывал её груди и, ухватив соски губами, посасывал их и поигрывал язычком, исслюнявя их до невозможности. Юля постанывала. Её сознание тоже охватила демоническая сущность. Глаза девы горели этим демоническим блеском. Я торжествовал, крепость пала под серьёзным натиском врага. Но... Она сказала твёрдо:
— НЕТ! Отпусти меня сейчас же, иначе произойдёт плохое... я тебя ударю... А мне бы не хотелось.
— Что плохое? — отпуская свою мечту, не понял я, — ты девственница?
— Нет, конечно, — ответила она, — но я не хочу так. Не хочу и всё!
— Знаешь, — завёл я свою песенку, — что бывает с мужчиной, когда он не удовлетворён?
— Знаю, — кивнула головой Юля, — тебе будет больно. Хорошо, я не хочу этого, я тебе помогу.
Она ласково взяла одной рукой за мой член, а другой за мошонку и стала с ними играть. Я охнул и, обняв её за плечи, стал осторожно поглаживать спинку, медленно опуская руки вниз.
Женщина смотрела мне в глаза, сосредоточившись на мастурбировании моего члена. Ей хотелось, чтобы я быстрее кончил, поэтому она ласково улыбнулась и сказала:
— Юрочка, не бойся. Делай, что тебе нравится. Хочу, чтобы тебе было приятно.
Я тут же ухватил её за сладкую жопу и стал гладить, мять, одним словом, делать, что мне очень хотелось. Мои губы вновь целовали её соски, грудь, шею. Я добрался до её сладких щёчек, и мы стали страстно целоваться в губы. Это-то и было завершающим аккордом. Я громко прерывисто застонал: «А... а... а... а-а-а-ааххх, уй ю-ю-уй... «. Это продолжалось с полминуты. Пока я забрызгивал её животик. Юля осторожно намазала моё семя себя на пальчик и попробовала его на вкус.
— Хочешь? — протягивая мне ещё одну порцию, спросила она.
— Нет, — покачал я головой.
Тогда она закрыла свои глазки-смородинки, призывно открыла свой сладкий ротик, ожидая поцелуя от меня. Я страстно поцеловал её.
— Ты спишь одна? У тебя своя комната на даче?
— Да, — ответила моя любовь, — а зачем ты спрашиваешь?
— Я приду к тебе ночью... После двенадцати. Если окно будет открыто и на нём не будет препятствий, типа вазы с цветами или статуэтки, а если...
— Я поставлю вазу, — перебила меня Юля.
Но я прочитал по её губам: «Да! Приходи. Я буду ждать»
— Где твои окна? — спросил неудачник, представив, как залазает через окно в комнату к родителям или к сестре, которая была лет на десять старше Юлии.
— В торце дачи, сзади, — объяснила она, — увидишь вазу с цветами, беги прочь...
***
— Ну, чё? Как дела? — Спросил Мишаня, после того, как я проводил Юлю до дому.
По всему было видно, что тот основательно приложился к бутылке, и уже хлопал покрасневшими глазами, готовясь спать. Было всего-то восемь вечера. Но мы здорово напахались, да и после баньки, обычно тянуло на сон...
— Никак, — соврал я, — у неё кровавый четверг.
— Сегодня же суббота? — подивился дружбан, но резво сообразив, о чём я, пошатываясь, отправился спать.
«Его теперь с пушки не разбудишь», — подумал я и, поставив будильник на без десяти двенадцать, тоже бросил свои кости на скрипучий диван. Мне снился эротический кошмарик. Проснувшись от вселенского грохота (так громогласно тарахтел будильник), быстро приведя себя в порядок, бегом отправился к своей возлюбленной. Было холодно. Окно в её комнату было чуть приоткрыто, но вазы там не стояло. Не успел я его открыть, как в проёме замаячила фигура в белом. Это была Юля в ночнушке. Она прошептала:
— Лезь скорее. Мы не подумали, что ночи холодные.
Через миг я был в комнате. Мы закрыли окно. Я быстро разделся и юркнул под одело, чтобы согреть свою любимую.
— Сейчас тебе будет жарко, — шептал я ей, — я тебя согрею.
— Посмотрим, посмотрим, — тихонько хихикала моя любовь и прижималась ко мне со страшной силой.
На своей территории она чувствовала себя значительно уверенней, не то что в бане и позволяла практически всё. Я гладил её попу, а потом развернувшись под одеялом, стал её целовать со всею страстью, на которую был способен.
— Теперь я верю, — шептала она, — что ты жопострадатель. Другой бы целовал мою грудь, но ни как ни жопу.
— Я не другой, — шептал я, — я особенный, покусывая и пощипывая свой фетиш.
Но тогда ещё не было таких слов. А жопострадатель, похожее на другое, но не красиво звучавшее, подходило ко мне как нельзя лучше. Мы лежали валетом. Пока я играл с Юлиной попой, она ласкала мой член руками. Мне даже показалось, что она его поцеловала.
— Ты поцеловала его? — спросил сомневающийся.
— Да, а что это плохо?
— Нет что ты, мне приятно! Поцелуй ещё.
Юля стала целовать его с разных сторон, удерживая в ладошке. Потом она лизнула головку и немного пососала её. Но, вероятно, застеснялась и перестала это делать. Я развернулся к ней и крепко обняв, присосался к её губам страстным поцелуем. Потом ласково прошептал ей на ушко:
— Так приятно было! Ты мне его пососёшь?
— А ты мне полижешь? — сильно смущаясь попросила скромная девушка.
Я, ни слова не говоря, вновь развернулся. Чтобы поцеловаться, она поворачивалась на спину, и лежала, томно вздыхая. Я стал целовать её животик, медленно приближаясь к кисуле. Юля просунула руки под одеяло и ласково гладила мне волосы, что-то шепча при этом, но я не слышал. Когда я прикоснулся язычком к её губкам там, внизу, Юльча вздрогнула и, вероятно, чтобы успокоиться, ухватила мой член в руку и стала страстно его сосать, лишь бы не раскричаться. Она была просто взрывная натура. Могла невольно сматериться, как было в её спальне у неё дома или громко застонать, что в нашем положении было не комильфо. Вдруг услышат в соседней комнате.
Мы не слишком сильно отдавались игре в шестьдесят девять. Юлии, да и мне, чего греха таить, нужно было полное доверие, что перед нами нет никаких запретов. Мы жили в том Мире, где некоторые вещи, происходящие между мужчиной и женщиной, порицалось обществом. Но нам было плевать на это общество. Мы не собирались делиться ни с кем, что с нами произошло. Конечно, Юля понимала, что я расскажу Мишке, что лазил к ней за любовью через окно, но отделаюсь стандартными фразами, типа дала и всё, а вот что она расскажет своей старшой сестре, с которой у неё не было секретов, с её же слов, мне оставалось только догадываться. Я обо всём этом думал специально, чтобы отвлечься, боясь быстро кончить. Но у Юли всё было такое особенное — и жопа, и сиси, и даже глаза, что сдержаться было очень затруднительно. К тому же, она так сладко и нежно сосала, боясь произвести лишний шум, и поигрывала пальчиками другой руки с моими шариками, что казалось, они звенят, будто натянутая тетива любовного лука, и вскоре оттуда полетят любовные стрелы в горлышко любимой.
Я тоже не терял времени даром, пытаясь не концентрироваться на своих чувствах, ласково лизал её кисулю, будто игривый котёночек лакал из плошки молоко. А лакать было что. Юля подтекала от любовных откровений, пододвигая своё сладкое местечко в такт полизываний любимого. Внезапно она заговорила громче, её стало основательно забирать. Демон страсти вонзил свои пламенные когти в её сердце и мозг и, отшвырнул подальше в глубины сознания страх, стыдливость, но главное восприятие этого Мира, что мы были не одни. Я испугался, что родители или сестра проснуться, и нам будет не очень удобно от того, что произойдёт. Пусть даже они постесняются зайти в комнату взрослой дочери, но всё равно...
Поэтому, резво развернувшись, запечатал губы свое любимой страстным поцелуем, и шептал ей на ушко: «Тише, моя хорошая, ты разбудишь весь дом!». Она тихонько подхихикивая от счастья, согласилась. Ухватив рукой моего бойца, потянула его к себе. Его владелец не сопротивлялся и последовал за ним. Вскоре мы были внутри Юлиной киски и молча радовались её жару и вкусной гладкости, приятно обволакивающей нашу любовную сущность. Мне сильно захотелось поласкаться там внутри. Для этого больше всего подходило потереться и потереть у Юли там. Лучшим методом было не лежать бревном, а подвигаться взад-вперёд, что я и не приминул тут же сделать. И хотя страсть тыкала нас иголками в жопы, чтобы мы двигались быстро и сильно, по методу отбойных молотков, влюблённые старались делать это плавно, нежно, меееедленно, будто скрипач, извлекающий заунывную мелодию своим смычком из струн скрипки.
Юлина скрипка прекрасно подходила моему смычку. Подсунув руки под её попу, я подтягивал её поближе, пытаясь всунуть поглубже, иногда касаясь её матки. В такие моменты она вздрагивала, поводя своей немаленькой грудью из стороны в сторону, как бы ласкаясь, что привносило некий шарм в нашу любовную симфонию страсти. Ах, какая у неё была сладкая жопа! Я просто не мог нарадоваться, таская её туда-сюда вовремя нашей любви. Однако, сколько мы не сопротивлялись, демоны желания охватили нас. «В меня, в меня!», — шептала мне любимая, с силой насаживаясь своим кольцом страсти на мой жезл любви. Мы позабыли, где находимся и ничто, и никто не могло остановить или заглушить нас.
Престарелый диван, вывезенный на дачу доживать свой век, запел свою мелодию: «Возникновения жизни на Земле». Его пружинам было наплевать, услышат ли нас родственные Юлькины соседи или нет. Цикады за окном застрекотали с удвоенной силой, вероятно, им хотелось довершить благое дело двух любящих сердец. В ночной тиши затявкали собаки, замявкали блудливые коты и кошки, запипикали в подполе мыши, Луна взошла над дачным посёлком, сбросив с себя одеяние из скрывающих её туч. Её серебряный свет пролился на землю...
— Ой, блядь, ой сука! Ум-м-м-м-м-м-ах-ах-ах, — запела свою песню Юля, совершенно позабыв о соблюдении конспирации и радиомолчания. Я поначалу запечатывал её рот поцелуями, но вскоре меня тоже забрало, да так, что позабыл о своих обязанностях, я стал акать, как тогда в бане, что было мне несвойственно. Обычно я укал или ммммыкал, но не в этот раз. В этот раз я издавал довольно громкие звуки, позабыв, где нахожусь.
Короче, мы перебудили половину дачного посёлка, включая сестру Юлии. Пьяный Миша и родители девушек спали безмятежными снами праведников. Люди выходили на улицу и прислушивались к симфонии любви, которую мы исполняли с Юльчей дуэтом. Закуривали и произнеся: «Во дают!», — вспоминали свою бесшабашную, безбашенную молодость. Думаю, некоторые пары шли повторять наш подвиг, заслышав наши откровения. Я не видел Юлькину сестру, которая всполошившись, чуть не ворвалась в её комнату, когда всё было кончено. Я уже кончил, Юля подо мной тоже. Лёжа на спине, она увидела при свете Луны ошарашенную сестру и сделала ей отмашку рукой, мол свали сестрёнка, никто меня не насилует, я сам ему отдалась. Ты тут третья лишняя. Тихохонько прикрыв дверь, сестрёнка свалила досматривать сны.
— Что это было? — прошептал я своей возлюбленной, лаково целуя её ушко.
— Сестра нас спалила, — прояснила ситуацию Юльча, — мы так орали, что завыли соседские собаки. Я материлась? — спросила она.
— Чут-чуть, — подтвердил я, — ты что, ничего не помнишь?
— Не-а, — тихо хохотнула она, — уплываю в сторону и даже могу потерять сознание, так что на будущее — не пугайся.
Немного полежав и поболтав о том, о сём, девица решила меня прогнать через окно, боясь, что родители проснуться. Я её начал уговаривать посетить со мной баню.
— Юля, там ещё тепло, мы не будем париться, займёмся любовью, а потом помоемся. Запах любви он такой стойкий, утром твои родители тебя унюхают, тебе не отвертеться, — уговаривал я её.
— А при чём здесь мои родители? — не поняла она. — Я взрослая девочка, и они мне не указ с кем спать.
— Короче, я тебя жду там, — сказал не насытившийся любовник, — лезь за мной в окно.
— Юрка! — хихикала его любовница, — зачем мне лезть в окно?
— Но романтично же, — оказавшись в саду, пояснил я ей.
— Я могу спокойненько выйти через дверь, — пояснила обладательница роскошной жопы.
— Я тебя там жду, — сказал надёжно влюблённый, скрываясь под покровами ночи.
Луна вновь укуталась в тучевое одеяние.
Прошло, наверное, полчаса, а Юлечьки всё нет. Я уже начал клевать носом, как тот дятел, ищущий жучков. Вдруг скрипнула дверь, и в проёме возникло небесное создание в длинном платье, надетом на босое тело. Через секунду мы были голые, будто вновь пришли помыться. Парилка обладала наилучшей звукоизоляцией всего банного здания. Прошествовавшая туда парочка не ставила себе цель париться, но там было ещё довольно тепло, поэтому, попросив Юленьку встать ко мне своим роскошным задом, а грудью — к полку передом, ухватив её необъятную жопу ладонями, не промахнувшись, с превеликим удовольствием всунул свой член.
Ему там сразу же стало вкусно, тепло и уютно. Юля подалась попой в мою сторону, подав мне сигнал, чтобы не халявил, а работал. Я тут же заработал, не плавно и печально, а как шатун черепановского паровоза прошлого века. Я её так здорово шатунил, хакая и хукая при этом, что она вскоре запела на разные рулады свои песенки, иногда кроя матом, иногда ласково обзываясь, то ненаглядный мой, то сучёночек ласковый.
Немного отдохнув, мы стали трапезничать. Юля прихватила с собой всякой снеди и даже принесла домашней наливочке в четвертушке из-под водки. Восполнив истраченные калории, дама моего сердца внезапно заявила:
— А знаешь, Юра, давай теперь сидя поебёмся? Ты сядешь на нижний полок (мы на нём и сидели трапезничая), а я заброшу ноги тебе на плечи и обуюсь своей пиздой на твой хуй. Моя жопа будет в твоей полной власти... Не, ну, а чё? — разглядывая моё обшокированое лицо, сказала моя любовница, — давай вещи называть своими именами. Хорошо?
— Хорошо, — ответил ей обшарашеный любовник, — я тебя очень хочу выебать, Юльча, до звона в яйцах, — признался я.
Обрадовавшись, Юльча собрала остатки трапезы в платочек, затем она подрочила своей нежной ручкой мой хуй и радостно нанизалась на него своей пиздой, обвив своими прелестными ножками мои плечи.
— Ой, блядь! Здорово-то как! Выеби меня поскорее, мой возлюбленный Юрочка!
Её жопа была в моих руках. Как не выебать? Я с радостью исполнил её желание и ебал со всею страстью, чмокая её сладкое тело куда придётся. Третий раз прошёл в дружеской обстановке понимания и доверия. Юлька материлась без боязни. Не скажу, что это так уж сильно меня заводило, но её очень даже. Она так подпрыгивала на моём члене, что он пару раз выскакивал и приходилось под смех любовников заправлять его туда вновь.
В общем и целом, мы знатно поеблись, приятно, и получили отменное удовольствие. Чуток помывшись по очереди, разбрелись по хатам, досыпать до обеда.
Зная о том, что я мастер на все руки, Юленька позвала меня починить свет у них в бане. Именно поэтому они ей не пользовались. Мишаня укатил домой, попросив Юлино семейство доставить меня в целости и сохранности назад, но на всякий случай, силой всучив мне денег на билет на пригородный поезд.
Свет я починил не быстро, а очень быстро. Покусал все скрутки в коробке пассатижами и сделал, как положено, всё заизолировал. Юлина мамаша смотрела на меня оценивающе, как на потенциального жениха: «Руки золотые, бедноват, худоват. Третье поправимо, — думала она, — откормим, на работу устроим. Чем не пассия для доченьки ненаглядной? Танька (это про старшую), дурында такая, двух мужей сменила — прынца ей подавай!»
— Да будет свет! — сказал монтёр и клацнул выключателем.
Свет был, при чём во всех помещениях бани. Танька на меня глядела, кошкоглазась. Ей, видать, нравились парни с золотыми руками. Но уж больно она была стара для меня.
Это я к тому, что с Юлей у меня ничего не вышло. Не сошлись характерами. В любви и половой жизни мы сошлись... Очень даже! А в построении семейной ячейки общества, нет. И хоть я был без ума от её жопы, а она от моего любовного стержня, наши внутренние жизненные стержни не примагничивались, и поэтому мы жопа к жопе — разбежались. Вот такая история жопострадателя.