Катя любовалась отцом. Ух, и какой же у тебя, надо думать, член. Ебет он им маменьку. А не всем понять. Эх. Такую бы залупу да мне. Наверняка шарообразная головка неплохо бы ввинтилась в это мое влагалище. О, это было бы приятно. Папа уснул - жаль.
Впрочем…
Потрескивание дров настроило деваху на лирический лад. Что с того, что?? Катерина застеснялась, как тогда, ко-гда Петроний лишил ее девственности на конюшне. Почему, зачем? Она и сама не знала. Пизда хотела, а не она.
Это умозаключение заставило задуматься Катю. Выходит, она не сама собой командует, а командует ей пизда? Эта мысль не понравилась девушке. Что же выходит, думала она. Моя пизденка сильнее мозгов?
Увы, с ужасом поняла она, да ведь это действительно так!
А и ладно! Буду ебаться.
С этими мыслями Катерина отшвырнула подойник, с коим собиралась подойти к своей Буренке (по-итальянски, впрочем, это имя пишется совсем иначе), вошла в дом, вытерев ноги и прошествовала в спальню. Отец почивал, а матери, как обычно, не было. Она, как всегда, поехала в гости к синьору из Да Винчи пиздеть о том, что будет в веке двадцатом. А то и в двадцать первом. Пифия, блядь. Этот умник тоже хорош. Прорицатель, твою мать.
Катя, будучи эстетной итальянкой, а не тупой русской дурочкой, которая только и могла что делать, как совокупляться со своим идиотом, прилегла на диванчик. Отец похрапывал. Хорошо. А ведь белья еще не изобрели, посетила ее мысль. Сиси - вот они, не стянуты еще пока корсетом - эту чушь изобретут хранцузы лет через двести, а может, и триста. Бляадь, заебало. Бред какой.
И тут ее опять потянуло в натуре подрочить. Папанька спит. А что, если совершить это действо при нем, но именно тогда, когда он без сознания? Его желание так или эдак будет выполнено. Ухмыльнувшись, Катюха прокра-лась в гостиную.
Отец спал. И явно видел какие-то сны. Поленья в камине давно догорели; оставались лишь огромных размеров угли, не мешающие, впрочем, ничему. Катя села на табуретку. Почему-то прикосновение голой манденки к полированному дереву девушку возбудило. Катерина поерзала, устраиваясь поудобнее. А вот ведь засада! Губки непроизвольно расплющились по плоскости; стало приятно. Катя обмозговала ситуацию. Сидишь ты тут одна, думалось ей, в своем дешевом сарафанчике, а отец тупо посапывает перед камином, грезя, надо думать, о молоденьких девушках, которые то и дело, задирая юбки, трогают свои клиторки. С его точки зрения, наверно, это вовсе недурное зрелище. Хотел же он меня увидеть… Это… Хм… Ну, когда я занимаюсь э т и м перед сном…
Катя пересела в кресло для гостей. А какой у него член, интересно? Толстый, наверно. Не то, что у Петрония.
Блин! Сиденье почему-то возбуждало девушку больше и больше. Пиздушка загоралась все более ярким огнем. Холодная герметичная кожа не давала умнице обмозговать то, чего не было.
Что дальше? - думала уныло Катя, наяривая свой эрзац-пенис. Папаня всхрапнул.
Раз он спит, решила Катюха, подрочука я по полной программе. Я, бля, вставлю себе по самое некуда, а не то что, как принято.
Катя разулась. Прошла босиком мимо камина. Папаня приоткрыл один глаз, а потом закрыл и стал вновь посапывать. Интересно, он почивает или притворяется? Задрав юбку (больше не было сил терпеть), девчонушка встала напротив камина, попой к нему, а лицом к папане, и решила по-быстрому кончить. Не тут-то было. Хотя интимный шорох углей несколько и расслаблял девушку, ей таки никак не удавалось кончить. Папик всхрапнул и слегка переменил позу. Катеринка прикинула, что сегодня ее существу придется испытать в себе что-нибудь твердое, вроде рукоятки сковородки (папаню ведь не добудишься).
Металлическая посуда смахивала на дебильную легенду о том, что некий квартет якобы для завоевания популярности на первом выступлении вооружился стульчаками, подвязав их веревочками и нырнул головами в девайсы. Стоп, тормознула она себя. Они еще не изобретены. Ей приходилось, как и обычным крестьянкам, приходилось раз-решать некоторые интимные подробности либо на природе, либо в примитивном сортире, коий представлял собой убогий сарай с большущей дырой. Такова проза Ренессанса. Чисто вымытые сковородки ее же руками с утра (коовки тоже были подоены) матово блестели по-черному и как бы намекали, что, мол, неплохо бы их употребить альтернативно.
Взглянув еще раз на спящего папу, Катя шмыгнула к плите, схватила не самую большую сковородку (но и не са-мую маленькую, заметим) и, расставив широко стройные ноги, быстро ввела рукоятку по самое некуда - так глубоко, что губки интимно чмокнули (или это чмокнула дыренка? Да, скорее всего, это было так). Твердая деревянная ручка была куда круче Петрониевского пениса, этой жалкой пародии на коня с крыльями, являвшемуся Кате в снах и овладевавшего ей, как водится, по-конски. Красотка охнула - настолько все это было загадочно и необычно. Сковородка с грохотом приземлилась на пол. Папаня проснулся.
Девушка стояла перед ним с голою пиздою, забыв одернуть юбку. Губки с клиторком влажно поблескивали, волосики топрощились по сторонам.
- Ой, - сказала Катя, покраснела, прикрыла срамоту, присела и сделала вид, что что-то ищет на полу. Как на-зло, в ее поле зрения не попадалось ничего, кроме давно прогоревших угольков-катышков.
- Не «ой», доченька, а покажи-ка мне пизду. Да-да, всю пизду. Целиком. Кончай ты это дело - загораживаться юбчонкой.
- Но, папаня…
- Стесняешься? Я ведь тебя этим и породил, - отец внушительно почесал детородный орган. Кате стало инте-ресно и она слегка юбочку приподняла.
- Так? - спросила она.
- Нет, не так!
- Но, папа, выше у меня только клитор!
- А вот его-то и покажи.
- Папенька…
- С Петрушкой ебалась, признавайся?
- Да…
- И что ж, тебе теперь стыдно покрасоваться своим голым курком? - Отец засмеялся. - Да знаешь ли ты, на-сколько были просты нравы в деревне, откуда я родом? Взрослые ни насколько не стеснялись друг друга, ни на сколечко!... Что говорить о детях! Гуляя в гороховом поле, мы никогда не делали проблемы из-за справления нужды. Вынуть членик, да побрызгать им при девочках - никто просто ни о чем таком не думал. Стыд! Чушь какая-то собачья! Девчонки тоже не заморачивались - они так и норовили обоссать нас, когда мы купались голышом. Был у нас такой маленький пляжик - мы с Хосе Алонсио, испанцем, часто любили ходить туда. Девчонки подглядывали, а затем, раздевшись донага, с визгом сигали на наши спины. Пи?сать им было не стыдно, напротив, они с удовольствием растопыривали губки у пускали струйки. Писающая девочка, особенно когда она мочится, видя, как за ней наблюдает пацанишка - о, как это было приятно и бесстыдно!
— Папенька, так вы хотите, чтоб я, как вы говорите, поиграла с курком? Я, честно признаться, не единожды дро-чила, пока вы дремали тут, но… вот так… сразу… Нет, я стесняюсь! - Дочь стояла перед отцом пунцовая от сму-щения, однако стесняться ей было на данный момент нечего - платьице стыдливо прикрывало гениталии. Папу это слегка завело и он приподнял дочкин подол.
- Папуля, ну кончайте вы это дело!
- О, радость моя, твои слова как мед! Как бы я хотел…
Дочь, словно испугавшись, отпрыгнула. Однако ее глазки похотливо блестели, ей явно хотелось получить поло-вое удовольствие. Длинная папочкина рука протянулась (отцу пришлось нагнуться), залезла под подол сарафана и, хищно ухватившись за девичий клитор, стала его поглаживать да всячески мастурбировать.
- О, папа! Стыдно мне, но приятно. - Девушка задрала платье чуть ли не до грудей. - Ебите меня, папенька, пальцем, мне так хорошо! Как артефакту в парке! …Вот так, еще раз…О, папа… Введите мне палец во влагалище на манер пениса! О-о! Теперь присяду.
Девчушка скинула сарафан и села на оттопыренный от кулака большой палец отца. Катя стала двигаться вверх-вниз, покряхтывая от наслаждения. А папа, приподняв за бедра дочь, прибег к хитрости: только Катеринка хотела было присесть на палец пиздою, как он, улучив момент, поднял палец под нужным углом, и Катьке ничего не оставалось, как приземлиться на этот сморочок попою. Поначалу было туговато. Но делать было нечего! Дело было вечером…
Сухой попкой Катька села. Палец отца создавал просто незабываемые ощущения в анусе. Было приятно.
Поскакав на пальце, Катя спустила. Отец понял это по учащенному дыханию и безумным глазам дочери.
- Вот что я хочу… - пробормотала Катя, растопыривая свои полупопия, шаря в бесформенных штанах отца и наконец выпростав могучий толстый пенис. - Я… Ах… Папочка… Сейчас….(Хуй стоял). Присяду ненадолго, вы не возражаете? Вы ведь не будете возражать? Ага, я поняла…А-а… Спасибо. До чего ж мне понравилась ваша залу-па! Такая толстенькая, но ебаться с ней совсем не больно! Вот шарик въехал в мою попку… Папа, а вам приятно ебать меня в анус? Все девчонки говорят на гумне: в пизду да в пизду. А мне понравилось в попу.