Дорога заняла у нее почти два дня, сначала она ехала на поезде с пересадками, ночь пришлось провести в гостинице на станции, потом наняла экипаж, который около трех часов вез ее по труднопроходимым дорогам к дому Франка Гетеборга.
Мэй поняла, что приближается к конечной цели своего утомительного путешествия, когда небольшие поселения и редкие дома сменило поле, потом глухой лес, и наконец впереди показалось уединенное имение. Оно граничило с лесом, будто выступая из него, а с другой стороны к нему подступало озеро, а там, вдали, были холмы и снова деревья. Дорога резко сворачивала влево, снова уходя в лес, и экипаж проехал прямо, колеса застучали по мелкой щебенке.
Мэй высадили перед воротами, извозчик выгрузил ее многочисленный багаж, основную часть которого составляли книги и множество платьев. Ворота не были заперты, и Мэй прошла через ограду и направилась в сторону дома. Мощеная дорожка была окружена старыми деревьями и кустарниками, временами от нее отходили ответвления, ведущие вглубь сада, изредка попадались беседки, неработающие фонтаны. Имение производило впечатление очень дорогого, старинного, но крайне запущенного, пока взору Мэй не открылся сам особняк.
Это было небольшое трехэтажное каменное здание с эркерами, дорогой лепниной, рустом. Оно выглядело монументально, изящно, и в то же время устрашающе, в виду царившего вокруг запустения.
Огромная двухстворчатая парадная дверь открылась, и навстречу Мэй вышел рослый мужчина средних лет и с каменным выражением лица произнес:
— Я видел, как подъезжал ваш экипаж, мисс Кэмпер. К сожалению, мы не ждали вас сегодня, иначе мистер Гетеборг отправил бы за вами экипаж и встретил вас лично. Прошу вас пройти со мной.
— Благодарю, мистер... , — Мэй замялась, теребя в руках перчатки, ожидая, что встретивший ее человек представится.
Она была не из робких девиц, но сейчас в незнакомом доме, в незнакомой стране растерялась.
— Меня зовут Мортон, вы можете обращаться ко мне по любым вопросам.
— Мой багаж остался у ворот... Мортон... надеюсь, вы пошлете кого-то за ним.
Мужчина бросил взгляд в том направлении, откуда пришла Мэй, будто рассчитывая увидеть багаж, о котором говорила гостья, хотя ограду и ворота скрывали ряды деревьев.
— Не тревожьтесь, мисс Кэмпер, я позабочусь о вашем багаже.
Мэй прошла за мужчиной в дом и оказалась в большом холле, главной доминантой которого была огромная лестница, спиралью поднимающая вверх. Из холла вели два широких коридора, рядом с лестницей было закрытая дверь. Молчаливый провожатый знаком указал Мэй пройти по одному из коридоров, а сам вошел в дверь, оставив гостью одну. В его холодных манерах было что-то зловещее, но он не казался высокомерным и дерзким. Напротив, Мэй его поведение выглядело уместным. Мортон выполнял свои обязанности, не будучи навязчивым.
Мэй не спеша проследовала по коридору, обращая внимание на многочисленные картины, висевшие на стенах, статуи и вазы, закрытые двери с необычной резьбой, пока ей на встречу не вышла тетя Эстер. Она торопливо, насколько это было возможно при ее состоянии, бросилась навстречу любимой племяннице и заключила ее в объятия.
— Милая, как же я рада тебя видеть, — залепетала она, то обнимая Мэй, то целуя ее лицо, — как же так получилось, что мы не знали о твоем приезде. Ты такая взрослая и самостоятельная, но как же я хотела встретить тебя сама. Франк! — она обернулась в сторону открытой двери. — Почему тебя не предупредили? Пойдем же, детка, проходи. Ты устала?
Эстер провела Мэй в большую гостиную, посреди которой стоял Франк. Он подошел к Мэй, взял ее за руки и крепко пожал их.
— Я не менее счастлив видеть тебя в своем доме, Мэй. Эстер с нетерпением ждала тебя, мне в пору ревновать.
Они устроились в гостиной с огромными окнами высотой от самого пола почти до потолка. Комната была дорого обставлена, в ней сочетались современные модные предметы декора и старинная мебель.
Мэй рассказала тете и ее новому мужу о том, как пересекла границу, как нашла дорогу до имения, какие приключения пережила по дороге. За это время в комнату несколько раз заходил Мортон, что-то приносил и уносил, но Мэй не решалась повернуться и посмотреть. Этот человек смущал и интересовал ее, и она не хотела этого показывать.
Потом ее почти насильно накормили ужином, а затем отвели на третий этаж.
— Теперь это и твой дом тоже, Мэй. Эстер очень любит тебя и хочет, чтобы ты была рядом. Я буду рад всему, что делает мою жену счастливой. Прошу тебя называть меня Франк, ведь теперь мы одна семья. Наши с Эстер комнаты находятся этажом ниже, этот этаж пустовал долгие годы, теперь он полностью в твоем распоряжении. Надеюсь, ты будешь здесь счастлива.
— Благодарю вас, Франк, — ответила Мэй с невероятно милой улыбкой.
Франк оставил Мэй и Эстер одних, и вместе они разобрали вещи. После долгой дороги девушка не готова была осматривать дом и угодья, хотя ей очень хотелось увидеть все своими глазами. Служанка принесла графин с теплой водой, и Мэй умылась, потом из последних сил переоделась в ночную рубашку и легла в кровать, а Эстер села рядом с ней.
— Я так счастлива, милая, — произнесла она, — даже не думала, что смогу испытать подобное. Мой прошлый брак не был удачным, ты знаешь. И хотя его смерть стала для меня ударом, она не сделала меня несчастнее.
— Ты влюблена, тетя? — спросила Мэй, понимая, что больше всего на свете Эстер хотелось сейчас поделиться своими чувствами.
— Да, и сильно, — ответила та, — Франк очень нежен, предусмотрителен. Я думала, что здесь мне будет скучно, ведь все мои друзья остались далеко, да и тебя так долго не было. Но за те 3 месяца, что я живу здесь, каждый день я словно в сказке. Нет, он не сидит со мной целыми днями, иногда он уезжает, но я с нетерпением жду его возвращения, и это делает меня счастливой. Но ты устала, у тебя закрываются глаза. Не буду тебя утомлять. Спи, детка.
— А как твое самочувствие? — спросила Мэй, когда тетя уже открыла дверь в коридор.
Эстер обернулась и улыбнулась племяннице, ничего не ответив.
Мэй понравилось имение Гетеборгов. Оно принадлежало семье Франка уже четыре поколения, хотя сам Франк редко бывал здесь после семейной трагедии. И имение стало приходить в упадок. За домом следили все эти годы, а вот окрестности пришли в упадок. Сад вокруг дома высох и зарос. Через месяц после свадьбы Франк и Эстер переехали сюда, и женщина приложила немало усилий, чтобы обновить интерьер и привести в порядок внутренний сад. Она наняла двух садовников и лично руководила работами.
Почти всю жизнь Эстер страдала от больных легких, этот же недуг скосил когда-то и мать Мэй. В детстве сестры жили совсем рядом с фабрикой по производству хлопка, а Мэй слышала, что многие рабочие страдали от того, что пух попадал в легкие и оседал там. Потом Эстер, слывшая красавицей, вышла замуж за богатого человека, но без любви, и спустя годы он оставил ее богатой вдовой.
Здоровье Эстер ухудшилось еще до свадьбы, но это не остановило Франка, его намерения были серьезны, и Эстер была особо благодарна ему за искреннюю привязанность. И здесь, в Швейцарии, ей не становилось лучше, она часто кашляла, особенно по ночам. Теперь у нее с Франком были отдельные спальни, хотя, по неловким замечаниям Эстер, муж нередко приходил к ней поздними вечерами.
Мэй много читала, гуляла, также занималась садом. Она задумала восстановить один из фонтанов с цветником и попросила Мортона заказать из столицы некоторые детали, растения. С каждым днем Мортон вызывал у нее все больше доверия и уважения. Он также старался угодить ей, не переходя при этом должные рамки. Для всех в доме он был незаменим.
Франк редко уезжал из дома, он много времени проводил в своем кабинете, работая, иногда сопровождал жену и ее племянницу на прогулках. Он завел правило совместных завтраков. Мэй не могла пожаловаться на него, но он не вызывал у нее особых симпатий. У них было мало общего, он был из другого поколения, и она мало интересовалась им и его делами. Впрочем, он также не лез к ней с вопросами, советами, нравоучениями. Он знал, что Эстер безумно любит ее, и принял это как должное.
Поздней осенью самочувствие Эстер заметно ухудшилось, и она стала чаще ездить в город к врачам, потом Франк сам отвез ее в Цюрих, где она прошла обследование. Потом ей посоветовали отправиться на полгода в Италию ближе к морю. Эстер была против, но Франк настоял на отъезде, пообещав, что сразу, как она пройдет курс лечение в клинике, он пришлет к ней Мэй, и они вместе поживут на арендованной им вилле. Также он обещал приезжать к ней как можно чаще. И Эстер согласилась, у нее почти не оставалось сил возражать, и Мэй настаивала на том, чтобы она подумала о своем здоровье. Эстер была ее единственным близким человеком, и больше всего Мэй боялась потерять ее.
Наступила зима, погода в этом году была настолько ужасна, что Мэй почти не выходила из дома и стала чаще чувствовать недомогание. Однажды утром она едва смогла встать с постели, у нее болело все тело, ломило суставы. Из-за головокружения она весь день провела в постели, но отказалась приглашать врача, несмотря на уверения Франка. На дворе лил дождь и дул сильный ветер, к полудню начался ураган. А на следующий день ей стало лучше. Но хандра так и не проходила до конца, ночи были неспокойны, пробудиться утром было еще сложнее. В конце концов врач все-таки осмотрел ее, но не нашел никаких признаков болезни. Он прописал ей успокоительные и обезболивающие на случай приступов мигрени.
Мэй помнила об обещании приехать к Эстер, но ее обуревала такая тоска при мысли о поездке, да и о любой активной деятельности. Она стала раздражительной и скучной, приступы головной боли становились внезапнее и сильнее. Одна из старых служанок принесла ей отвар из собранных ею трав, и Мэй ожила.
Она уже собиралась поговорить с Франком о поездке в Италию, как вернулась Эстер, без какого-либо предупреждения. Она была свежа и казалась совсем здоровой. Она заставила Франка дать обещание никогда больше не отсылать ее куда бы то ни было. Она была его женой и должна была оставаться всегда рядом. И если ей суждено умереть, она хочет провести последние дни со своими любимыми.
Однажды вечером Франк попросил всех собраться за ужином, что бывало редко, Эстер редко ужинала, а Мэй предпочитала оставаться в своей комнате. Когда слуги принесли блюда и удалились, Франк откинулся на спинку стула и сообщил им:
— Я давно наблюдал, как вы обе занимаетесь садом, но вам это не под силу. Здесь нужен профессионал. Я написал одному знакомому в Женеву, и он обещал направить к нам самого талантливого архитектора из всех, кого он знает.
— Ты хочешь, чтобы он восстановил сад, дорогой? — спросила Эстер. — Разве этим занимается не специальный... садовник... или ландшафтный архитектор, не знаю, как их называют?
— Речь идет не только о саде, — воодушевленно ответил Франк. — Я хочу построить новый дом.
Эстер закашлялась, а Мэй удивленно уставилась на Франка.
— А этого дома вам мало? — спросила она, пока Эстер пыталась привести в порядок дыхание, а Франк наливал ее стакан воды.
— Этому дому слишком много лет. Я хочу построить новый, и я его построю.
В тот вечер Мэй вышла на улицу и прошлась по саду к тому месту, где Франк хотел возвести новое здание, гораздо больше нынешнего, а на этом месте разбить самый красивый и большой сад, какой только может быть. Она долго гуляла, представляя, каким будет новое имение, пока не замерзла и не вернулась домой. Когда она вошла в теплый холл, ее покачнуло, и Мэй медленно поднялась к себе, стараясь не упасть с лестницы. В комнате она сразу рухнула на кровать и проспала до самого утра.
В скором времени ей перестали помогать лекарства, а Франк и Эстер стали беспокоиться из-за ее недомогания, а еще больше из количества отваров и таблеток, которые она глотала без перерыва.
Однажды утром Мэй с трудом смогла вспомнить, что делала вчера, потом забыла, какую книгу читала. Служанка не раз находила ее спящую в одежде, один раз в зимнем саду.
И потом начались эти странные сны. Иногда она бежала через заброшенный сад, спасаясь от кого-то, даже во сне испытывая леденящий ужас. После она просыпалась в холодном поту и снова проваливалась в забытье. Тогда она ощущала, что кто-то берет ее на руки и кружит, а через мгновение она уже лежала на спине, из ее груди раздавались стоны, ее ноги были разведены и прижаты к груди, а тело охватывали незнакомые до этого чувства. Она ощущала прикосновения к своему интимному месту, нежные и жгучие. Потом что-то твердое и теплое начинало проникать в ее лоно то быстрее, то медленнее, и слышны были только стоны, заполняющие все вокруг. А потом возникало ощущение сильных рук на бедрах, животе, груди. Ее тело двигалось, подталкиваемое вверх. Ее руки невольно обвивали шею того, кто доставлял блаженные мучения ее плоти. Она так и не увидела лицо человека из сна, обрел ли он очертания кого-то, кого она знала, или так и остался плодом ее воспаленного воображения.
Позже лежа в ванне с теплой водой, Мэй попробовал прикоснуться к себе по новому, провела по груди и соскам, будя в них чувствительность, потом просунула руку между ног и свела их. Ее пальцы ласкали складочки половых губ и клитор, чуть-чуть ныряя внутрь ее влагалища. Неиспытанные до этого ощущения охватили ее плоть, заставляя быстрее ласкать себя. Мэй откинула голову с собранными на затылке в пучок влажными от пара волосами, судорожно обхватила одной рукой бортики мраморной ванны, пока другая рука порывисто исследовала вход во влагалище, возбуждая и даря наслаждение.
Впервые в жизни Мэй всерьез задумалась о мужчине. Она никогда не была влюблена, хотя испытывала симпатию, граничащую с любопытством, к юношам, с которыми пересекалась. Но ей едва исполнилось 18, она только входила в возраст, когда присматривают партии и всерьез задумываются о браке, детях и интимных подробностях замужества.
Поэтому все внимание и интерес она переключила на приехавшем в имение архитекторе, Кристиане Таунсенде, который оказался молодым человеком весьма приятной наружности. Она и Эстер видели его мельком, когда Мортон вел его в кабинет Франка, они переглянулись, и Эстер заговорщически подмигнула племяннице. Она была влюблена, любима, и могла понять стремление молодой девушки к романтическим отношениям, и совсем не задумывалась о возможности возникновения серьезной привязанности. Эстер хотела удачно выдать племянницу замуж за достойного и состоятельного человека, но пока ей было жаль отпускать ее от себя.
Когда Эстер ушла к себе, Мэй тихо прошла по коридору и прислушалась к разговору мужчин.
— Об этом мы еще поговорим, — услышала она холодный голос Франк. — Мне было известно, что вы молоды, но, честно признаюсь, я ожидал увидеть человека несколько старше. Не поймите меня неправильно, я не сомневаюсь в вашей компетенции, но речь идет о том, чтобы доверить вам полное перевоплощение этого дорогого мне места. Поэтому я вынужден спросить вас напрямую, могу ли я рассчитывать, что вы справитесь с возложенными на вас обязанностями.
— Мистер Гетеборг, мне 32 года, в 1869 я окончил архитектурную академию, был лучшим на курсе господина Мейхера, по рекомендациям которого, насколько я знаю, я и был приглашен вами. У меня за плечами 7 лет практики при строительстве и отделке домов, в качестве ассистента и дизайнера. В прошлом году я создал проект дома для одного промышленника в Лондоне и начал строительство, но промышленник разорился, и моя задумка так и не была реализована. Я привез с собой все материалы, и вы сможете судить о моих умениях, о моем видении.
— Да-да-да, — поспешно произнес хозяин дома, — профессор Мейхер писал мне, что может смело рекомендовать вас, но я должен был уточнить. Мне много лет, и я знаю, как много дают возраст и опыт, хотя я плохо помню, каким я был в вашем возрасте. Повторюсь, я рад видеть вас в своем доме и надеюсь, что вам здесь будет комфортно. Я обязательно взгляну на ваши работы, и мы обсудим то, что я хотел бы видеть на этих землях, которыми владеет моя семья уже больше ста лет. Хотя сейчас, возможно, не самое подходящее время для каких-либо перемен...
Мэй услышала, как Франк поднялся с кресла и, боясь быть пойманной за таким нелицеприятным делом, быстрым шагом вернулась в холл и поднялась в свою комнату.
Вечером за ужином Франк попросил Эстер и Мэй подумать, какие пожелания у них есть к будущему дому и сообщить ему, чтобы он мог обсудить их с архитектором.
— Разве мы можем вмешиваться? — спросила Эстер. — Ведь мы ничего не смыслим в этом вопросе, возможно, стоит довериться мистеру Таунсенду.
— Его обязанность учесть все наши пожелания, хотя он уже высказал просьбу оставить за собой право окончательного решения, но я не собираюсь позволять ему больше, чем нужно. В конце концов, я ему плачу, — сказал Франк, и Мэй показалось, что он явно не в лучшем настроении, его голос звучал раздраженно. — Что ж, у вас есть время подумать. А теперь я вас покину, приятного аппетита.
Остаток ужина Эстер обсуждала с Мэй будущий сад и немного дом, но Мэй не выказывала особого энтузиазма. Строительство должно было занять много лет, а она не рассчитывала пробыть здесь так долго.
Когда все в доме разошлись по своим комнатам, она поднялась на второй этаж и прошла по коридору в сторону от покоев хозяев, туда, где поселили архитектора.
Дверь в его кабинет была приоткрыта, и она вошла.
— Добрый вечер, мистер Таунсенд, — негромко произнесла она, и молодой человек резко обернулся.
Он на мгновение уставился на стоявшую на пороге девушку в нежно-голубом платье, одна рука ее лежала на ручке распахнутой двери, ведущей в коридор, другой она прижимала к груди книгу.
Кристиан поднялся и поспешно застегнул жилет, стараясь привести себя в подобающий вид.
— Простите, мисс Гетеборг, я не ожидал посетителей в такой поздний час.
Мэй сделала несколько шагов вперед и остановилась посреди комнаты, ее взгляд был прикован к его лицу.
— Мисс Гетеборг? — переспросила она, приподнимая брови и улыбаясь, какая разница, кем он ее считает. — Пусть будет так. Я не стала бы беспокоить вас так поздно, но я сегодня виделась с Франком, он рассказал нам о вас, о вашем с ним разговоре. И мне не терпелось задать вам один вопрос.
— Да, конечно, мисс, я отвечу на все ваши вопросы.
Кристиан смотрел на Мэй, заставшую его врасплох. А она смотрела на него в ответ, пытаясь угадать, какое впечатление произвел на него ее неожиданный визит. Сейчас вблизи он показался ей еще более привлекательным, и в ней возникло естественное желание быть соблазнительной.
— Какой смысл в том, чтобы вы все делали по своему? — спросила она после некоторого ожидания.
Кристиан сразу не нашел, что ответить, он лишь слегка качнул головой, пытаясь понять, что именно она имеет в виду, и Мэй продолжала.
— Вы сказали Франку, что хотите оставить за собой право не вносить никаких изменений, если вам покажется, что это неправильно? Какой в этом смысл? Если вы захотите сделать в центре дома бальную залу, а она нам не будет нужна, какой смысл делать ее?
— Вы не совсем правильно поняли, мисс Гетеборг. В доме будут только те комнаты, которые вам будут нужны. Речь шла скорее о создании стиля, декора, архитектурных элементов, цветовых...
— Я не люблю желтый цвет, а тетя Эстер не переносит красный. Вы будете на них настаивать? А еще я не люблю всякие скульптуры, херувимов, маленьких мальчиков. А впрочем, это не важно. Я не об этом хотела вас спросить, просто почему-то этот вопросы пришел мне внезапно в голову. Вы знаете, что в этом доме погибла сестра Франка и двое ее детей? Ее муж обанкротился, и ее отец попросил его уйти из дома и никогда не видеться с ней и детьми. Тогда он взял пистолет, застрелил своих маленьких сыновей, жену, изгнавшего его свекра, а потом выстрелил в себя. Это было лет 20 назад, и застрелился он в этой самой комнате.
Мэй замолчала. Она стояла напротив Кристиана со спокойным лицом, будто рассказывала, что будет на ужин. Когда-то эта история привела ее саму в ужас, именно с этим происшествием она зачастую связывала свои кошмары, до тех пор, пока в них не появилась близость с мужчиной, преследовавшим ее.
— Спокойно ночи, мистер Таунсенд, — произнесла она в конце концов, понимая, что произвела нужное впечатление, — Надеюсь вы как можно скорее построите этот свой новый дом, и мы сможем уехать отсюда.
Мэй направилась к двери. Открывая ее, она обернулась и произнесла:
— Если хотите, чтобы вас не беспокоили, запирайте двери.
На следующее утро как обычно она спустилась к завтраку в положенный час, встретив на лестнице Кристиана, который вежливо поинтересовался ее настроением. В столовую они пришли последними. Во главе стола сидел Франк, отложивший газету при их появлении, слева от него была Эстер. Мэй заняла свое место по правую руку, а Кристиан сел на предложенное место рядом с ней.
— В этом доме есть определенные порядки, мистер Таунсенд, — сказала Эстер, когда подали завтрак, — мы все не часто собираемся вместе за одним столом. Я не ужинаю совсем, мистер Гетеборг ужинает в своем кабинете за работой, Мэй предпочитает вечерами сидеть в своей комнате. А обедаем мы все в разное время. Поэтому мой муж установил правило, что завтракаем мы все здесь в один и тот же час, за очень редким исключением.
Эстер улыбнулась и посмотрела на мужа, погладив его по руке. Он также ответил ей улыбкой.
— Предпочитаю начинать день с того, чтобы увидеть свою жену в хорошем настроении и добром здравии.
Эта фраза, а точнее тон показались Мэй неестественными и неправдивыми. Она взглянула на Франка и отвела взгляд, когда он ответил на него. Последнее время Франк вызывал у нее все меньше симпатии, ей казалось, что он недостоин ее благородной и невероятно нежной тети, воспитывавшей ее последние 5 лет. Кому он сейчас хотел продемонстрировать свое внимание к жене? Неужели наемному работнику?
— Я замечательно сегодня спала, — как обычно защебетала Эстер, — Мне приятно, когда в доме появляются новые люди, я люблю гостей, но они редко бывают у нас. Мы так далеко от всех старых друзей, к нам приезжают разве что по делам, чтобы встретиться с Франком. Да и я уже давно не являюсь интересным собеседником. Я не в курсе всех новостей и сплетен, зато могу наизусть цитировать медицинские справочники.
— Я буду стараться, мадам, оживить вашу жизнь, этот дом. Обещаю, что в скором времени вы будете цитировать учебники по архитектуре, если вам будет это интересно. Надеюсь, и мисс Гетеборг будет принимать участие в наших обсуждениях, вчера вечером она проявила заинтересованность, — сказал Кристиан, поворачиваясь к Мэй, на которую не решался взглянуть до этого.
В этот момент Франк положил вилку и впился взглядом в девушку, которая на мгновение замерла, а потом продолжила завтрак, не обращая внимания на окружающих.
— Так, может, мы перенесем встречу из твоего кабинета, дорогой, сюда. Так мы все вместе сможет высказать свои пожелания, — предложила Эстер, оглядывая присутствующих. Ей хотелось задержаться здесь подольше, побыть рядом с мужем, ведь теперь у них наконец-то появилась общая тема.
— И правда, почему бы вам не сообщить нам о своих планах? — произнесла Мэй, кладя вилку и нож и откидываясь на спинку стула, ее взгляд был прикован к лицу Франка. — Мы столько слышали об этом грандиозном строительстве, о том, сколько состояний на него уйдет. Мортон, принесите, пожалуйста, мистеру Таунсенду лист бумаги и что-нибудь для письма.
Кристиан обернулся и увидел, как Мортон выходит из комнаты. Он даже не заметил этого тихого бессловесного человека, хотя Мэй всегда чувствовала его присутствие. Через минуту Мортон вернулся и положил перед ним чистую тетрадь и карандаш.
— Мы все внимательно слушаем, а мистер Таунсенд готов фиксировать все то, о чем мы будем говорить, — сказал Мэй, ее взгляд был по-прежнему прикован к лицу Франка, который также пристально смотрел на нее в ответ.
Тогда хозяин дома отложил газету и, взяв в руки чашку, выпрямился.
— Дом, в котором моя семья живет уже много десятилетий, невелик, как вы видите. Он стар, некрасив, к тому же с ним связаны не самые приятные воспоминания. Я видел дома, которые строят себе мои деловые партнеры, это новые современные светлые дома со смелыми решениями. Я готов потратить деньги на такой же дом. Это первое. Второе. Дом находится на самом берегу озера, как вы успели заметить, берег очень быстро заболачивается, в подвале постоянная сырость. Боюсь, что это не прибавит здоровья тебе, Эстер. Новый дом будет находиться в пятистах метрах от этого, я выкупил прилегающие земли. И третье, мистер Таунсенд, я хочу большой, красивый, тщательно спланированный парк. Мортон передаст вам план участка, принадлежащего мне, вы сами выберете место, предложите планировку.
— Думаю, я понимаю, что должно вам понравиться, мистер Гетеборг, — ответил Кристиан, — у меня есть некоторые идеи, я сделаю наброски, которые вы сможете посмотреть и сделать замечания. И остается вопрос о составе и размере помещений. Вы говорили, что хотите, чтобы дом был больше по размерам, для большой семьи. Я могу предусмотреть больше комнат, устроить детские комнаты.
Когда Кристиан закончил фразу, Эстер замерла с поднятой ложкой, Мэй повернула к нему голову и слегка приподняла брови. Франк молча поставил чашку, было заметно, как раздулись его ноздри и сжались губы. Повисла пауза, все замерло.
— Полагаю, я уже выросла из детской, Франк, но спасибо, что позаботились обо мне... подумали в таком ключе, — слишком громко произнесла Мэй, разрушая тишину, и вновь принимаясь за завтрак. — Я составлю вам компанию, мистер Таунсенд, покажу вам земли, наш любимый сад и заросли кустарника с другой стороны, там живут ведьмы и гоблины.
Остаток завтрака проходил почти в тишине, Эстер выглядела растерянной, Кристиан смущенным, а Франк поспешил скорее допить кофе и удалиться. Мэй гадали, откуда у Кристиана появилась мысль о детях, почему Франк заговорил с ним о большой семье. У Эстер уже вряд ли будут дети, а Мэй ни за что не согласилась бы провести здесь остаток жизни. Выйдя замуж, она рассчитывала уехать в свой собственный дом или же путешествовать.
В тот день она впервые привела Кристиана к берегу, чтобы показать свою любимую часть сада, негласно принадлежащую ей одной. Дом был построен на самом берегу озера, половина которого приходилась на земли, принадлежащие Гетеборгам. И около века назад одному из хозяев пришло в голову заключить неровный берег вытянувшейся вглубь сада заводи в каменную мостовую и построить навес, опирающийся на каменные колонны. Это было тихое место, скрытое от дождя и ветра, закрытое от посторонних глаз с трех сторон стенами из плюща.
Кристиан смотрел на Мэй, пока она рассматривала свое отражение в воде, и не мог оторваться. Она была невероятно красива, у нее были тонкие благородные черты лица, большие карие глаза, пухлые нежно-розовые губы, густые длинные светлые волосы. У Кристиана случались ничего не значащие связи, он всегда восхищался красотой женского тела, и сейчас его взгляд без стеснения и неловкости скользил по ее фигуре, от молодой груди, поддерживаемой тесным лифом, выглядывающей из выреза декольте больше, чем полагалось, до тонкой талии. Он пытался угадать изгиб ее бедер под складками юбки, ему казалось, что на ней нет корсета, и ему хотелось коснуться ее, чтобы убедиться в этом и ощутить мягкую кожу под тканью.
Мэй чувствовала на себе его взгляд, но не испытывала неловкости, наоборот она будто заряжалась энергией. Ей хотелось чувствовать себя желанной, впервые в жизни.
Кристиан в шутливой форме поинтересовался, как можно было такую юную девушку запереть в затерянном среди лесов старом доме в окружении двух людей в значительном возрасте и нескольких слуг во главе с мрачным управляющим.
И Мэй рассказала ему историю замужества ее тети, пока они шли дальше вдоль озера, через сад, обратно к дому.
Мэй попросила его оставить то место, которое показывала ему и в которое никого раньше не приглашала, нетронутым, таким, каким она его любила.
Мэй не раз сопровождала Кристиана на прогулках, интересовалась его работой, расспрашивала о том, каким он видит будущий парк. Она хотела знать, какие деревья он планирует заказать, где будут фонтаны и цветники, но мало внимания уделяла самому дому, казалось, он был ей не интересен.
Ей нравилось проводить с ним время, он привлекал ее так, что она сама себе удивлялась. Сперва ей хотелось быть рядом, потом появилось желание обнимать его и целовать.
А потом вернулись головные боли, недомогание, провалы в памяти. Однажды ночью она вышла в коридор, чтобы позвать служанку и попросить принести воды. В коридоре у лестницы стоял Кристиан.
— Вы кого-то искали? — произнесла Мэй, удивленная его появлением на ее этаже, не замечая, что на ней лишь легкая тонкая ночная рубашка.
— Я не мог уснуть и решил пройтись по дому, чтобы осмотреть интерьеры, картины...
— А я как раз думала о том, чтобы сходить вниз, а тут вы, — перебила его Мэй, чувствуя, что у нее почти нет сил, — Вы можете спуститься и позвать Беатрис, мою горничную. Я бы не стала вас беспокоить, но у меня немного кружится голова.
Ее голос был тихим, а тон непривычным. Кристиан подошел к ней и поднял руки, намереваясь заботливо обхватить за плечи и поддержать, но вовремя сдержался. Мэй была бледна, ее глаза полуприкрыты. Через мгновение он увидел, как она стала оседать, и успел подхватить ее, удерживая рукой за талию. Ее голова безвольно легла на его грудь. Кристиан собирался опустить ее на пол и попытаться привести в чувство, но неожиданно сильные руки оттолкнули его, вырывая из объятий тело девушки.
Сквозь пелену Мэй увидела лицо Мортона рядом со своим. Она ощутила, как его сильные руки подхватили ее и отнесли в ее спальню. Мортон опустил ее на кровать, забравшись сверху, нависая над ней и всматриваясь в лицо, потом он легко приподнял ее повыше, опуская головой на подушку.
В то мгновение Мэй почувствовала себя в безопасности и расслабилась, позволив глазам закрыться. Она не осознавала, что ее ночная рубашка перекрутилась, обтягивая бедра, обнажая ноги до колен, одна лямка сползла с плеча, оголив правую грудь с мягким розовым соском. Перехватив взгляд молодого мужчины, Мортон опустил руку на тело девушки, захватил ткань и подтянул ее вверх, накрывая большой ладонью округлую форму. Сквозь пелену, окутывающую сознание, Мэй захотелось накрыть эту руку своей и заставить ее крепче пожать плоть, требующую мужскую ласку.
Вскоре пришла служанка с нюхательной солью, которая всегда была у нее под рукой с тех пор, как с Мэй стали случаться предобморочные состояния. Мортон отстранился от Мэй и выпрямился, все еще стоя над ней, его колени по обе стороны от ее тела, позволяя Беатрис поднести к ее лицу флакон, чтобы она вдохнула. Через несколько секунд ее веки дрогнули, она отвернула голову и приоткрыла глаза. Ее сознание возвращалось, ее взгляд метался и не мог сфокусироваться, пока не остановился на стоящем над ней человеке.
— Мортон, — едва слышно прошептала она, потом сделала усилие и приподнялась, обхватывая его руками и прижимаясь к его груди. — Что со мной происходит? Мне страшно.
— Все в порядке, мисс Мэй, вы просто потеряли сознание, — ответил он, обнимая ее в ответ, осторожно, но в то же время крепко.
Это объятие, эта забота показались Мэй настолько отеческими, надежными, что она забыла о стыде и приличиях.
— Мэй, вы должны лечь, — произнес Кристиан, не заметив, что назвал ее по имени, обхватывая ее за плечи, аккуратно вырывая из объятий слуги и укладывая на подушку, — Мортон, пусть кто-то съездит за врачом, а я побуду здесь и прослежу, чтобы ей не стало хуже. Идите же.
Мортон бросил взгляд на Кристиана, потом перевел его на Мэй и, перекинув ногу через ее тело на край кровати, ступил на пол.
— Не надо врача, и не говори никому, прошу, — прошептала Мэй ему вслед, когда он выходил из комнаты, — ты же знаешь, какая паника тогда начнется, мне не будет покоя. Не хочу ездить по клиникам, как она.
Очень скоро Мэй заснула, зная, что Кристиан терпеливо сидит рядом, периодически слушая ее пульс и прикасаясь ладонью к ее лбу.
Когда наутро Кристиан проснулся, Мэй уже не было в кровати, она сидела на подоконнике и смотрела в окно. Она чувствовала себя хорошо, хотя и ощущала легкую слабость.
— Не хотела вас будить, — произнесла она, увидев, как он вскочил с кресла, — из-за меня вы не спали, наверное, всю ночь. Вам тоже нужен отдых. Мне уже совсем хорошо, я проснулась бодрой и свежей, нет никакого недомогания, но если я почувствую что-то, обещаю сразу вызвать врача. Через полтора часа завтрак, вам лучше пойти к себе и подготовиться.
— Может, вам все же стоит отдохнуть, завтрак вам принесут сюда.
— Нет, я должна спуститься. Франк не любит, когда кто-то нарушает правила, только если уж совсем плохо. Вы можете не говорить ни ему, ни тете о том, что произошло? Я вас очень прошу. Мортон будет молчать.
Мэй подошла к Кристиану, подняла руки и поправила ворот его рубашки, оставив их потом на его груди. Он смотрел в ее глаза, на ее приоткрытые полные губы, готовый выполнить любое ее желание.
— Вот и хорошо, я вам очень благодарна, — сказала она, словно угадав его ответ, — идите к себе, пока дядя не встал и не увидел вас, крадущимся утром по лестнице, иначе нас с вами ждут совсем другие вопросы.
Кстати, вам снилось что-то не хорошее, под утро у вас был беспокойный сон.
— Да, кажется, меня впечатлила ваша история об убийстве в этом доме... в моей комнате.
Мэй чуть улыбнулась, она действительно выглядела свежей и счастливой.
Завтрак прошел как обычно. Франк был доволен, что все в прекрасном настроении, Эстер что-то говорила о саде и завтрашней ярмарке.
— Тебе не стоит ехать, — сухо произнес Франк, ни на кого не глядя, — не думаю, что прогулка пойдет тебе на пользу, похолодало и позже будет дождь.
— Я соглашусь, что тете не стоит переутомляться, но не думаю, что легкая прогулка в повозке повредит ей, — высказала свое мнение Мэй.
Франк поднял на нее глаза, пристально посмотрел несколько мгновений и вернулся к газете. Мэй казалось, что она единственная, кто осмеливается перечить Франку таким уверенным тоном, даже Эстер казалась маленькой и тихой в такие моменты.
— Значит, все со мной солидарны, Мэй, переутомление ей ни к чему. Вы вдвоем можете провести время в саду, пока позволит погода.
— Значит, мне тоже нельзя никуда поехать, — встрепенулась Мэй, с упреком глядя на Франка, — я ведь не больна.
Кристиан чуть слышно кашлянул в кулак, но Мэй не обратила на него внимание.
— Я не обязана сидеть здесь целыми днями, не имея возможности никуда выходить. Ты же не станешь мне запрещать?
Ей потребовалось ждать с минуту, прежде чем он поднял на нее глаза.
— Посмотрим, что будет завтра. И да, у меня нет намерения запрещать тебе куда-либо выходить, — Франк встал из-за стола и вышел, не закончив завтрак.
Эстер проводила его растерянным взглядом и извинилась перед Кристианом за нелюбезное поведение мужа, а потом поднялась и вышла вслед за ним, оставив Мэй и Кристиана одних.
— Вы ведь ничего ему не сказали? — спросила Мэй, не глядя на него.
— Нет, я выполнил вашу просьбу, но вам не стоит...
— Надоело, что все говорят мне, что делать. Моя тетя взрослая женщина, она в состоянии отвечать за свои поступки, за свое здоровье, почему все считают нужным указывать ей, что делать. Почему она позволяет ему?
— Очевидно, потому что любит его, и ей важно его мнение, — ответил Кристиан после минутной паузы.
— Я бы не смогла любить его, — еле слышно произнесла Мэй.
Через несколько дней Беатрис пришла в комнату Мэй, которая только оделась к завтраку, и сообщила, что ночью Эстер скончалась, у нее начался приступ кашля, и она задохнулась. Франк пытался помочь ей, но безуспешно. Выслушав горничную до конца, Мэй потеряла сознание и провела в бреду следующие сутки.
Через два дня состоялись похороны, Эстер нашла пристанище в склепе Гетеборгов, находящемся на городском кладбище. Все эти дни Франк ходил темнее тучи, а Мэй скорее походила на привидение. Если бы не внимание и забота Кристиана, она бы растаяла на глазах. Он был рядом, старался отвлечь ее, хотя оба понимали, что он недолго пробудет в имении. После смерти Эстер смысла в строительстве дома и обустройстве сада больше не было.
В один из вечером Мэй вышла в глухую часть парка, в которой оказалась лишь однажды, в день своего приезда. Она шла вдоль кустарников, пока не увидела спрятанный в глубине небольшой фонтан с высокими бортиками. Она села на край и опустила руку, будто хотела коснуться воды, но фонтан был сух.
Она знала, что кто-то шел за ней следом, но не была уверена, был ли это Мортон или Кристиан, или Франк, хотя ему сейчас было не до нее. После похорон он стал заниматься оформлением наследства Эстер. Она не написала завещание, хотя как-то говорила Мэй о намерении оставить ей содержание, и что Франк поддержал ее и пообещал помочь в оформлении. Теперь, когда горечь утраты перестала быть такой острой, она задумалась о том, что теперь ждет ее. У нее ничего не было, ни денег, ни связей, ни друзей. Единственное, на что можно было рассчитывать, это благосклонность Франка, который мог бы позаботиться о ней в память о женщине, с которой пробыл в браке так недолго. Но не будет ли эта забота ей в тягость?
— Я ничего не собираюсь с собой делать, если вы об этом беспокоитесь, — громко произнесла Мэй, обращаясь к невидимому спутнику.
— Я об этом не думал, просто мне не хотелось оставлять вас в одиночестве, — услышала она голос Кристиана, и он вышел из тени и подошел к ней. — Не стану спрашивать, что могу сделать для вас, уверен, вы и сами не знаете. Но я могу быть просто рядом.
— Как скоро вы уезжаете? — спросила Мэй, глядя на него.
— Пока не знаю, мистер Гетеборг не отдавал никаких распоряжений, а я пока не хочу торопить его... мне тяжело оставлять вас, — закончил он, глядя на Мэй с нежностью и любовью.
В едином порыве они приблизились друг к другу, и Мэй положила руки на его плечи, а его руки оказались на ее талии.
— Заберите меня с собой, — произнесла она, — мне здесь нечего делать, как и вам.
Кристиан неуверенно посмотрел на нее и опустил голову.
— У меня ничего нет, я без работы, не знаю, когда смогу подыскать что-то. Я привык довольствоваться малым, вы не сможете жить той жизнью, какой привык жить я.
— А вы не смогли бы жить той жизнью, которая уготована здесь мне. Я знаю его чуть больше года, он мне чужой, я не хочу жить с ним под одной крышей. Заберите меня с собой, и я буду вашей.
Мэй приподнялась на цыпочках и прильнула к губам Кристиана. Его объятия стали крепче, он с силой притянул ее тело к себе, ощущая его изгибы. Его губы впивались в ее рот, сминая их и раскрывая. В перерывах между его поцелуями, Мэй тихо стонала, ощущая прилив желания внизу живота. Она позволила Кристиану переместить руку на грудь и сжать ее через ткань. Заведя руку за спину, она потянула за шнуровку платья, ослабляя ее. Ощутив ее жажду, Кристиан чуть приподнял девушку и усадил на бортик фонтана, встав между ее ногами и прижавшись к ее бедрам. Верх платья Мэй был приспущен на плечи, и Кристиану не стоило усилий запустить ладонь и коснуться кожи ее груди. Когда его пальцы сомкнулись на соске, Мэй откинула голову и тяжело задышала. Его губы были на ее шее, ключицах, они следовали ниже, пробираясь к груди, и наконец вершины упругих полушарий по очереди ощутили тепло его рта и нежные прикосновения языка.
— Возьми меня, — прошептала Мэй со страстью в срывающемся голосе, — здесь и сейчас.
Кристиана не нужно было уговаривать. Его руки подняли ее юбки и принялись ласкать колени, облаченные в чулки, потом поднялись выше, к панталонам с кружевными оборками.
— Я хочу, чтобы ты разорвал их, — сказал Мэй, не желая тратить время на лишние действия, ей хотелось скорее утолить жажду плоти, ощутить в себе мужчину, которого, как ей казалось, она любила.
Кристиан рванул в разные стороны тонкую ткань, и ее нежную кожу обдало прохладным воздухом. Мэй помогла ему расстегнуть брюки, и ее руки впервые коснулись мужского органа, уже поднявшегося, твердого и жилистого, готового удовлетворить ее и заставить забыться. Ладонью Кристиан провел по ее промежности, посылая дрожь по всему ее телу, потому обхватил ее ягодицы и сильнее прижал к своим бедрам, давая почувствовать его желание.
— Прочь! — услышали они вопль, который заставил их замереть в ужасе.
На мощеной дорожке в темноте стоял Франк, вся его поза изображала ярость и угрозу — широко расставленные ноги, вздымающиеся плечи, вытянутая вперед голова. Он словно готов был броситься вперед и разорвать их.
Кристиан убрал руки с тела Мэй, и она натянула платье на грудь. Франк сделал шаг вперед, его взгляд остановился на ее обнаженных ногах, прижимающихся к бедрам мужчины, и Мэй поспешила оправить юбки. Она никогда не считалась с мнением Франка, но сейчас ей было страшно. Она никогда не видела его в таком гневе и не знала, чем все может обернуться.
Кристиан застегнул брюки и сделал шаг к Франку, намереваясь что-то объяснить.
— Немедленно иди в дом, — голос Франка стал тише, но из него не исчезла ярость.
Мэй сразу поняла, что это относится к ней, и нерешительно встала, все еще поддерживая рукой платье, прикрывая грудь.
— Ты не слышала меня? — прикрикнул Франк и ринулся к ней, но Кристиан перегородил ему дорогу.
Франк посмотрел в его лицо с такой ненавистью, какой никто от него не ожидал, потом, не отрывая взгляда от Кристиана, чуть повернул голову в сторону Мэй и сказал:
— Чтоб через секунду тебя здесь не было, иначе убью вас обоих.
Мэй боялась остаться, но ей также было страшно уйти, она не знала, на что он способен, и опасалась за Кристиана. Но молодой человек обернулся к ней и мягким голосом произнес:
— Иди, мы все обсудим с мистером Гетеборгом, как цивилизованные люди, как мужчины. И не беспокойся, я сумею за себя постоять.
Мэй осторожно прошла мимо них и побежала в сторону дома, чувствуя, как слезы начинают душить ее. На лестнице она встретила Беатрис, которая в растерянности посмотрела на ее вид, но Мэй велела ей идти к себе и не появляться сегодня. Она пришла в свою комнату, достала из шкафа чемодан и дрожащими руками стала кидать в него одежду, но потом села на край кровати и разрыдалась.
Мэй не знала, сколько прошло времени, прежде чем Франк вошел в ее комнату. На его лице не было ненависти и злобы, но он был рассержен и суров. Он закрыл за собой дверь и прислонился к ней.
— Я знаю, что сейчас тебе кажется, что ты поступаешь правильно, что следуешь зову своего сердца, — медленно произнес он, глядя на нее. — Но ты не в состоянии мыслить здраво, ты слишком много пережила, ты страдала, и ты не понимаешь, что для тебя лучше.
— Я хочу уехать, — тихо ответила Мэй, чувствуя, как к ней возвращается решительность, — я хочу уехать с ним. Я люблю его, а он любит меня, он заберет меня с собой.
— Он уезжает, — подняв брови, ответил Франк, — он берет деньги, плату за выполненную работы и компенсацию, и уезжает. У него нет сил и желания бороться со мной.
— Это неправда, — Мэй покачала головой, — вы запугали его.
— Чем я мог его запугать? Расправой? Убийством? Я рассказал ему правду, и он не стал вмешиваться в дела, которые его не касаются.
— Какую правду? Я ничего вам не должна, меня ничего здесь не держит. Сегодня вы унизили меня, и я не хочу вас больше видеть.
Мэй решительно направилась к нему и попыталась оттолкнуть, чтобы открыть дверь, но Франк схватил ее за предплечья и сжал со всей силой, причиняя боль. Он несколько раз встряхнул Мэй и приблизил к ней свое лицо.
— Раньше ты так не думала, — произнес он, его губы в нескольких дюймах от ее, — или ты забыла, сколько раз ты была моей в этой самой комнате, на этой кровати. Как ты отдавалась мне, пока твоя тетя спала этажом ниже, как стонала в моих объятиях, — каждое его слово отдавалось эхом в голове Мэй, она лишь пыталась качать головой под его напором и отводить взгляд.
Она попыталась вырваться, но он крепко держал ее, подталкивая дальше от двери.
— Я никогда, — прошептала Мэй, — это неправда, этого не было, я бы знала.
Когда она произнесла эти слова, Франк оттолкнул ее, и Мэй упала на кровать. Прежде чем она успела вскочить, Франк навалился сверху, не давая ей возможности двигаться, грубо пробрался под ее юбки и запустил руку между ее ног.
Мэй ощутила, как его палец поникает внутрь ее тела, потом к нему присоединились еще два. Франк орудовал внутри ее уже не девственного влагалища по-хозяйски, как давний любовник, проталкиваясь все глубже, а потом его большой палец лег на клитор и вопреки ее желанию послал сигнал всему ее телу. Мэй замерла на мгновение, невольно прислушиваясь к ощущениям, потом с бОльшей силой попыталась вырваться из-под мужчины, который теперь внушал ей страх.
Франк приподнялся и поставил колени между ее ног, раздвигая их, одной рукой он оперся о кровать, поставив ее рядом с ее лицом, второй расстегнул свои брюки, достал член и слегка надавил им на ее половые губки. Мэй дернулась.
— Расслабься, девочка моя, — прошептал Франк ей в лицо и прижался щекой к ее щеке, потом он обхватил губами ее губы, обсасывая их и облизывая языком. — Тебе нравились мои прикосновения, тебе нужно только вспомнить.
— Пожалуйста, не надо, — прошептала Мэй, пока он вытирал пальцами слезы с ее щек, — я не хочу, я не могу. Умоляю, в память о ней...
Член Франка погрузился в ее лоно, не встретив сопротивления. Мэй почувствовала небольшой дискомфорт в неувлажненном влагалище, но никакой боли не было. Она еще раз попыталась оттолкнуть его, но поняла, что слишком слаба и находится в его полной власти. Франк позволил ей отвернуть лицо и прижался губами к ее шее. Мэй смирилась и отдалась его поцелуям, позволяя его члену скользить внутри своего тела.
— Ты даже не представляешь, как сильно я люблю тебя, я всегда любил только тебя, — шептал Франк, иногда отрывая губы от ее кожи, влажной от слез, — у тебя будет все, что ты захочешь, я все тебе куплю, все для тебя добуду. Я построю тебе дом, где мы будем счастливы, как и планировал. Ведь я все это делал для тебя.
На мгновение Мэй показалась, что она уже слышала его шепот над своим ухом, слышала его прерывающееся дыхание, ей были знакомы ощущения, которые он вызывал в ее теле. Она не поняла, что увлажнилась, но Франк ощутил, что скольжение стало легче, и устремился как можно глубже, ударяясь лобком в низ ее живота, его мошонка шлепалась о ее ягодицы. Груди Мэй колыхались от его ударов, а приподнятые ноги подрагивали. Франк старался не кончать как можно дольше, желая вызвать в ней похоть и доставить наслаждение, но, приближаясь к вершинам, понял, что сейчас не время будить в ней женщину. Пройдет время, и она станет добровольно принадлежать ему.
Излившись в любимое тело до конца, Франк повернул к себе ее лицо и произнес:
— Я обещал Эстер позаботиться о тебе, и я сделаю это так, как смогу. Ты станешь моей женой.
— Никогда, — Мэй упорно покачала головой, она чувствовала себя униженной, изнасилованной, обесчещенной. Ей было трудно поверить, что она могла отдаваться ему когда-то, и еще труднее, что могла так бесстыдно обманывать Эстер, но она не сомневалась в правдивости его слов. Когда-то она испытывала наслаждение от занятий любовью, и ее любовником был именно Франк.
— Сейчас тебе кажется, что тебя прижали к стенке, — продолжал Франк нежным голосом, — но это не так. Я сделаю тебя счастливой, я дам тебе время привыкнуть, приду к тебе тогда, когда ты захочешь. Я буду держать себя в руках, того, что произошло только что, больше не будет. Мне просто нужно было показать тебе.
Видя, что Мэй по-прежнему качает головой, ощущая, как нарастает отчаяние, готовый, если нужно, запереть ее здесь навсегда, Франк использовал последний аргумент:
— А если ты носишь моего ребенка? Мое семя было в тебе много раз, ты могла понести. Хочешь сделать своего ребенка бастардом, шляться с ним по улицам? Думаешь, будешь кому-то нужна? Уступи мне, и ты не пожалеешь. Ты вспомнишь, каково было принадлежать мне.