В помещении «похоронного» участка, где за 130 нормочасов и 2, 5 кубометра обрезной доски делали изделие «200». Налиты рюмки «За упокой» и «Земля пухом». Все попытки руководства пресечь «обряд» заканчивались коллективными жалобами, что опять стали сниться «жмурики». Самая главная угроза заключалась в отказе мыть покойничков в трезвом виде. Руководство махнуло рукой на «неприкасаемое помещение» с надписью: «Вход в противогазе».
Место было «очень секретное», закрывалось изнутри, имело «запасный выход», страшно воняло хлоркой до слез в глазах.
«Местные» ничего не чувствовали и не замечали, кроме не выданного спирта.
Почтили «жмурку» начался разговор:
Значит, долетел до аэропорта. Этот гад вместо посадки круги стал наматывать, шасси не мог выпустить, потом «прыгал» на задних колесах, пока передняя не вышла. От страху чуть сами не повыпрыгивали.
Морозяка 40 градусов. В чемодане все сало как камень.
Стоит «Волга». Подхожу, а там баба, сиськи — во, и еще красивая, сука.
Я впялился в ее титьки, просто дух захватило. Ничего не говоря, меня садит рядом, чемоданы сзади на сиденье и по газам!
— Если что, я твоя блядь, так все быстро понимают.
— Так куда едем?
— Я ответил, и все равно не могу оторваться от ее сисек, мать ее ети!
— Это не близко, но дорогу не знаю. — отвечает она.
— Вы не спите и говорите куда ехать.
Знаки все в толстом инее, разобрать с трудом.
Вздремнул. Какие-то немцы перед нами ходят.
— Выйду, посмотрю, кажется, граница.
Вернулась:
— Это Норвегия. Надо назад ехать. Теперь свои не пропустят. Проспали, блин, нас.
Точно так случилось.
— Покажите им загранпаспорта и где вы нарушили границу?
Дамочка — водитель вышла сама разбираться. Долго не была, вышла одна, сама подняла шлагбаум и мы быстро поехали. Захотелось есть, предложил сало с чесноком. Наелись, стали песни петь, чтобы не заснуть.
Приехали в три ночи, расплатился, и с чемоданами на пятый этаж. Выглянул в окно — не уехала. Спустился, сидит в кабине.
— Пошли, согреешься, помоешься, утром кого-нибудь возьмешь в аэропорт.
— Ладно, Пупсик, тогда обещай не приставать, — повел ее домой.
Помылась в ванной, согрелась, чай попили, макарон с тушенкой поели.
— Ну? — перебил слушатель.
А она:
— Только я тебе не дам, чего хочешь. Сиськи — трогай, сколько хочешь, а остальное — никак.
Я ох*ел от ее слов. Наверное, месячные.
Пошел спать в детскую.
Среди ночи подошла ко мне.
— Я тебе все-таки дам. Потащила в спальную. Положила мои руки на свои сиськи, одну двумя руками не обнимешь! Никогда не забуду...
— Ебал?
Дала и так, и раком с такими сиськами, соски как клубника!
— Такие сладкие, что-ли?
— Большие, чучело!
— И так трахал, пока не кончил и заснул.
— Сплю чувствую, как сзади меня греет горячая грудь.
— И?
— Что и? Еще и горячая залупа в моем очке.
— У меня от неожиданности голос пропал. Слышу ее:
— Я же тебе попой дала, тебе же понравилось!
— Ты так хорошо грудь мою ласкал...
— Я могу и вынуть.
И начинает вытаскивать и плакать.
Потом:
— Ладно, я тебе дам, только я буду сверху.
Залезла на меня, вставила мою пушку в свое очко стала своими сиськами мою грудь подметать, я про все опять забыл стал покусывать ее соски, она стала просто кричать, ее х*й кончил мне на грудь.
Смотрю, членчик то небольшой, залупка розовенькая...
— Ладно, подруга, еби меня. Тебя жалко тебя уже как мужика.
— Ну?
— Дал я ему вот тебе и «ну», кончил в меня и снова стал женщиной с красивыми губами и конечно, грудью, которая дрочила мой член в сиськах, а потом хорошо отсосала
— Не укусила?
— Только твоя дура в порыве страсти х*й от колбасы отличить не может!
* * *
— Ты ходила к погранцам, так почему нас быстро пропустили?
Она улыбнулась:
— Пупсик, не задавай глупые вопросы любимой женщине и лучше целуй мою грудь.
Я согласился.