Романтика похоти. Т. 2 гл. 4 - мисс Френкленд, Мэри и Илайза

Категории: Традиционно В попку Минет Группа Служебный роман Классика Лесбиянки

Романтика похоти.

Т. 2 гл. 4 – МИСС ФРЕНКЛЕНД, MЭРИ И ИЛАЙЗА

Анонимные воспоминания. Классика викторианской эпохи.

Перевод Ю.Аксютина.

На следующий день я выгляжу, вы в этом можете быть уверены, довольно сонливым, чтобы мисс Френкленд этого не заметила. Она удаляется в свою собственную комнату, когда мы отправляемся на наш обычный отдых. Мои сестры ругают меня за то, что не пришёл к ним этой ночью, но я говорю им:

- Мисс Френкленд так долго продолжила перемещаться по своей комнате, что я, в ожидании возможности выскочить к вам, не спал почти всю ночь. Видите, какой я сонный весь день.

Однако, чтобы удовлетворить их, я гамаюширую и ебу их обеих, в то время как каждая из них делает гамаюш другой, так что кончают они по тори раза. тогда как я дважды. И не больше, дабы не растратить силы, необходимые для новых наслаждений, ожидаемых наступающей ночью. Я ложусь спать рано и естественно сразу засыпаю, не особенно беспокоясь о бодрствовании, ибо чувствую себя уверенным, что мисс Френкленд меня разбудит, как только будет готова принять меня в свои объятия. Она приходит, и мы проводим ещё одну, ещё более восхитительную ночь - ночь непристойно чувственного наслаждения.

Третья ночь отличается от предыдущих только похотливым предложением мисс Френкленд:

- Мне хочется дефлорировать ваш забой.

- Что значит дефлорировать?

- Лишить его девственности.

- Это как же?

- При помощи моего клитора. Видите, как он чудесно удлинён? Попробуем? Вы вообразить не можете, какое это будет для меня удовольствие – первой овладеть им!

Она и во сне не могла вообразить, что там уже побывал наш любимый и очаровательный друг Мак-Келлам. Поскольку вы можете хорошо предположить, я ни в коем случае не собираюсь просвещать её в собственном невежестве на этот счёт.

Мы уже гамаюшировали друг друга, я дважды ёб её в шахну и однажды в забой, когда вдруг она вообразила заняться со мною содомией с помощью своего клитора. Конечно, я не думаю возражать. Напротив, я с готовностью спешу выполнить любоё из её пожеланий. А они такие:

- Пососите-ка его, дабы придать ему надлежащую чопорность!.. Вот так, молодец! А теперь, опёршись на руки и колени, займите самое благоприятное для этого положение… Ах, как эта поза возбуждает моё эротическое воображение! Для начала я просуну вам в заднепроходное отверстие свой язык… Поглажу снова себе клитор… Затем смажу вашу скважину восхитительной слизью из своей хорошенько отъёбанной вами шахны… А вот теперь самый раз вжать мою милашку до предела!

И мисс Френкленд делает это с предельной непринужденностью, а я всеми способами потакаю ей, подмахивая своей задницей, на что она заявляет:

- Ваши движения точно соответствую моим – вот так, вперёд и назад!

Она просовывает свою руку мне под живот и столь изящно и восхитительно дотрагивается до моего дрекола, - а это она, я уже имел возможность отметить, делает весьма и весьма отлично, - что необыкновенно сильно возбуждает меня и заставляет его затрепетать, а мои сфинктерные мышцы сократиться, равным образом отвечая на её похотливые страсти, замешанные на идее первого овладения этим суженным обиталищем похотливости. Возбуждение моего дрекола наверно электрически передаётся ей.

- О, да вы вот-вот начнёте икрометание, - замечает она и ускоряет действия руки и клитора.

Мы замираем вместе экстазе, которые могли произвести только такие дополняющие друг друга захватывающие соединения.

Таким образом в потворстве всяким разновидностям самого что ни на есть похотливого удовольствия проходят несколько ночей. В моменты нашего расслабления мы имели обыкновение развлекаться поисками каких-нибудь новых поз или способов восхитительного соединения наших тел. И вот как-то, снова возвращаясь в возбуждённое состояние после устроенной ею мне порки, я спрашиваю её, будто ничего не ведаю:

- Если прикладывание прута к заднице женщины, или просто акт порки, вообще-то возбуждают её секс?

Она признаётся:

- На мои эротические нервы и то и другое действуют с большой силой. Как я себе представляю, исходя из своего опыта, женщина, будучи исхлёстанной, приходит в необыкновенно большое возбуждение. У меня, например, возникало необыкновенно сильное желание быть выебанной.

- В таком случае, - продолжаю я, - не думаете ли вы, что это эротически возбудило и моих сестер?

- Конечно, особенно Илайза. Не знаю, заметили ли вы её внезапный порыв обнять и поцеловать меня после её возвращения к школьной работе в тот день, когда я выпорола её. Это было случайный порыв был эротическим, и будь мы одни, я, возможно, не избежала бы соблазна ответить на это чем-то вроде того, чтобы доставить ей удовольствие, и приобщить её к некоторым из восхитительных Венериных мистерий. А как вы думали? Пока мне не привалило счастье обнаружить ваши удивительные и восхитительные достоинства, я принуждена была упорно искать возможности оказаться наедине с этой милой девочкой, ибо вам следует знать, что мы, женщины, можем сладострастно обниматься друг с другом, причём с огромным взаимным удовольствием, и хотя не равным тому, на что вдохновляет этот благородный паренёк.

Она берётся за мой дрекол и продолжает:

- Для тех же, кому подобные добродетели не доступны, и такое небольшое разнообразие время от времени весьма заманчиво.

- Тогда, я предполагаю, у вас все еще есть некие страстные желания относительно девичьих прелестей милой Лиззи?

- Да, есть. Но больше того: я полагаю, что и она и Мэри уже переполнены страстями. Мне иногда казалось, что я слышала подавленные вздохи и нежные движения, продолжающиеся в их кроватях, и я смею подозревать, что они занимались мастурбацией друг на дружке. Я не вмешивалась, а после того, что прошло между нами, признаюсь вам, у меня в голове созрел небольшой план позволить им продолжать это, причём так долго, что, когда я захочу произвести обнаружение, они окажутся в зависимости от моей благосклонности. И тогда я могла бы инициировать их во всякие сладострастные и чувственные наслаждения, которое женщина может иметь с женщиной.

Счастливое обнаружение ваших преимуществ и не менее счастливая перемена комнаты, позволившая нам встречаться без малейшего шанса быть обнаруженными, пока изгнали эту идею из моей головы. Однако, именно ей я объяснялась моя просьба поместить меня в другую комнату, поскольку я хотела предоставить этим двум девочкам предельную свободу баловаться их чувственными взаимными удовольствиями, не сомневаясь, что это увеличит и вызовет у них желание получить дальнейшие инструкции, которыми я могла бы снабдить их.

- Подозреваю, что вы хотели бы выебать их этой милой твёрдой вещицей.

- О, да, дорогой! Но вы так возбудили меня разговором об этом, что должны прямо тут же выебать меня.

Мы не отказываем себе в весьма захватывающей ебле и, когда приводим в порядок мысли, нарушенные, как всегда, сладостным кризисом, подводим итог нашему разговору о заинтересовавшем нас предмете – о моих сёстрах.

- В последнее время вы больше их не пороли, - замечаю я.

- Вы ошибаетесь, да ещё как! Я так довольна вами, что вовсе не испытываю потребности в утешении таким образом чем-то ограниченных вожделений.

- Скажите мне, дорогая мисс Френкленд, сами вы сильно возбуждались, подвергая моих сестёр порке?

- Ещё как, даже кончала; но опасение, куда всё это приведёт дальше, в то же время удерживали меня от жестокостей. К чрезмерной суровости я прибегала как бы в отместку за невозможность хоть чуточку остановиться ради того, чтобы только похотливо обнять, но если бы однажды я зашла так далеко, что сделала их свидетельницами своей маслянистости, я бы никогда больше не порола их так сурово, а только лишь слегка, дабы подогреть их страсти до уровня, где уже не до стеснений, превратить их в рабынь моей воспламененной похоти. Даже теперь, время от времени, у меня появляется желание сделать это, особенно с милашкой Илайзой, ибо, я думаю, она в гораздо большей мере склонна к любовному вожделению, чем Мэри. Разве не так, дорогой Чарли?

- Мне трудно судить, но вот если бы вы доставили такое сладостное удовольствие услышать потом обо всё этом из ваших уст; это возбудило бы в нас дополнительные восторги и пришпорило бы в нас желание возобновить сражение.

- Не думаю, что для этого ещё чего-то нужно; ваш славный дрекол твёрд словно железный.

- Это ваша,.. - не знаю как её назвать,.. - причудливая мысль получить удовольствие от Лиззи…

- Да, признаюсь, мысль причудливая, распутная, развратная, похотливая…

- Так вот это она заставила его встать, и мне следует опять ебануть вас, иначе он лопнет.

- Меня также, мой дорогой мальчик, мысль эта воспламенила; не теряйте же время; меня сейчас так сильно тянет на это!

(И, повернувшись ко мне своим задом, быстро становится на четвереньки).

Я поступаю так, как мне указано, и вот наступает удивительная агония наслаждения, после которой мы замираем, причём она падает на постель, потянув за собой и меня. И мы долго лежим бесчувственные, почти на полчаса погрузившись в молчание.

Этой ночью мы больше наш разговор не возобновляем, но я твёрдо намерен вынудить (склонить) её в скором времени привести в исполнение свою мысль и к тому же каким-то способом намекнуть Лиззи, чтобы она уступила её желаниям, не давая ей никакого повода думать, что между нами что-то есть, и будучи равным образом озабоченным тем, чтобы мои ночные сочленения с мисс Френкленд остались в тайне.

Следующая ночь опять проходит во всякого рода эротических наслаждениях, какие только можно вообразить. После глубокого полуночного сна, который, как всегда, имел место в тесных объятиях друг друга, обнаружив, что мой бедный (казалось бы почивший) петушок приобрёл крепость, как если бы находился в тисках, я, не дожидаясь её пробуждения, заставляю свой дрекол войти твёрдо стоящим в её пизду, которая невольно его сдавливает своими доставляющими такое физическое удовольствие внутренними складками. И как только я начинаю осторожные движения, она тут же возбуждается и быстро просыпается, после чего разделяет со мной все восторги эротической и похотливой свежеутренней ебли. Потом мы поднимаемся удовлетворить свои природные желания и охладить свои возбуждённые нервы обильным омовением.

Когда мы возвращаемся в постель, я замечаю, что мисс Френкленд вынула что-то из своего гардероба, завернула в платок и с неким таинственным видом поместила под подушку. Я ничего не сказал. После взаимного очищения мы обычно не отказываем себе в похотливом гамаюше, после чего мисс Френкленд большей частью спрашивает в виде одолжения, не прикончу ли я в куло? Так, вроде бы, по-итальянски или по-испански будет слово «жопа».

Я слишком уж сильно люблю её так возбуждающее заднепроходное отверстие, чтобы отказаться. Она опускается как обычно на колени, крепко стискивает (хорошенько приподнимает) бёдра и опускает голову, таким образом выставляя свою славную задницу. После того как я совершаю обычную преамбулу, толкая туда и сюда в её изобилующей соками пизде так, чтобы мой дрекол был хорошенько смазан, я затем ввожу его, неизменно медленно и постепенно нажимая, пока он не обволакивается по рукоятку, после чего мы, как правило, на несколько минут останавливаемся, чтобы обменяться взаимными пульсациями и подавливаниями. И в эту сладострастную паузу я вижу, как её рука крадётся под подушку, вытаскивает платок и кладёт себе под живот. В скором времени я нахожу, что что-то большое входит в её пизду и таким образом делает моё обиталище ещё более тесным и узким. Я начинаю двигать и нахожу это нечто в другом, парадном входе отбивает такт в том же ритме, что и мои движения. Я нащупываю её выступающий клитор и тру его так, что он становится твёрдо стоящим. Просовываю руку ниже и нахожу, что она сама себя пробует иметь с помощью искусного дидло (фаллоимитатора) не очень пугающих пропорций.

- Ничего себе, моя дорогая! – вскрикиваю я. –Почему вам не делать это открыто? Вы же должны знать, что моим величайшим желанием является самыми что ни на есть возможными способами доставлять вам удовольствие в наших непристойных играх. Так дрочите же им, моя любимая, и будьте уверены: если это усиливает ваше наслаждение, то значит и моё.

- Благодарю вас, мой дорогой Чарли! Суйте же, суйте!.. Я на седьмом небе блаженства… – так мне здорово!.. Словно два дрекола работают во мне одновременно…

Она объяснялась бы и дальше. Но её слова то и дело прерываются экстазами, производимыми двойной еблей, и она обильно истекает раньше меня, убедившись в этом, я заставляю себя сдержаться и в награду за это заставляю её в конце концов кончить с крайним избытком восхищения удвоившего моё собственное.

Дневной свет в это время заливал помещение, и было уже довольно позднее утро, чтобы приступать к какому бы то ни было разговору о новой участнице в наших любовных сражениях, поэтому он был отложен до следующей встречи.

Но это происходит не так скоро, как мы надеялись, ибо как раз в этот день дала о себе знать лучшая часть мисс Френкленд. А для меня это оказалось к счастью, что у неё наступили месячные, а так как Мэри они только что закончились, это позволяет мне посвятить одну или две ночи моим возлюбленным сёстрам, которым мне следовало объяснить, почему я в последнее время пренебрегаю ими.

- Я не очень-то хорошо чувствовал себя, - говорю я. – И вот стал думать, что наша неумеренная ебля становится чрезмерной для меня. Поймите же, что я один, а вас две, и я чувствую, что, если продолжу свои чрезмерные усилия, то надорву здоровье и свалюсь.

- Ни в коем случае, дорогой Чарли! – Восклицает Мэри. - Во истину, вы делаете двойную работу по сравнению с нами. И даже больше, потому что мы не можем не похвастаться потоком, так из нас извергающимся, по сравнению с тем, что делаете вы, когда мы истекаем. Вам следует позаботиться о себе. Мы же не будем так взыскательны в будущем, а лучше станем охлаждать себя взаимным гамаюшем с Лиззи.

Таким образом я нахожу оправдание перерыву в ебле в течение некоторого времени.

– Четверть луны вам хватило?

Я киваю головой, хотя понимаю, что возбуждающая способность очаровательной и вызывающей вожделение мисс Френкленд может сказаться на этих расчётах.

Я неизменно остаюсь в своей собственной постели в ожидании того момента, прислушиваясь к её дыханию и пытаясь понять, когда она заснёт, - раньше я не смею покинуть свою комнату и отправиться к сёстрам. Терзаемый желанием, как прелестная миссис Бенсон называла это состояние, я невольно вспоминаю её, и в голову мне приходит мысль, не будет ли всё обнаружено во время моего отсутствия. Однако, навряд ли она возьмёт в голову, что я в абсолютной тишине удалюсь, чтобы заняться укреплением собственного организма после столь сильного истощения моих любовных ресурсов, которому она подвергала меня предыдущие две недели.

Да и не будет она ни в коем случае предпринимать каких-либо попыток возбудить меня ни днём ни ночью, пока не прекратятся её месячные. Да разве не говорила она мне, что лучше всего сразу же и полностью отказаться от этого, на неделю или больше отказавшись от желания с помощью эротического возбуждения вызвать разрядку. Натуральное возбуждение отдельных частей кажется усиливается

- Нет, нет, мой дорогой Чарли! Я не могу допустить никаких похотливых вожделений в себе, ибо, особенно на первых порах, появляется необычайное желание быть хорошенько обработанной дреколом, да чтобы он был побольше и мог проткнуть всё твоё существо. А естественное возбуждение отдельных частей именно в эту четверть луны в любом случае кажется невыносимым и отрицательно сказывается на всём организме.

Прошлый опыт подсказывает мне, что гораздо легче переносить это, чем пытаться эротическим возбуждением вызывать натуральную разрядку, ибо на этом ничего не кончается. Не говоря уже о том, что есть опасность нанести вред вашему драгоценному здоровью. Иногда именно в этот период, сочленение производит уретральное возбуждение, весьма пагубное для мужчины. Так что мне следует лишить себя удовольствия обнимать вас одну-две недели. В любом случае, мой возлюбленный мальчик, это благоразумнее – избегать любых любовных возбуждений в этот период, как бы неистовая природа не подталкивала к венериальным утешениям. Некоторые женщины отваживаются на это и ради моментального наслаждения рискуют, совсем непростительно, не только сами собою, но и всеми своими любимыми. Я также, мой дорогой, однажды имела неосторожность, и зная результат, предпочту быть бессердечной и упрямой дуррой, чем подвергнуть вас подобному риску.

Когда она так подробно излагала эти мудрые советы, я не мог не вспомнить мою любимую миссис Бенсон, чьи рекомендации так здорово уже пригодились мне. А тут другая возлюбленная искусница инструктирует меня в других случаях, связанных с сексом. Конечно, мне здорово повезло встретить в таком раннем возрасте двух столь восхитительных женщин, не только влюбчивых и сладострастных, но и

Вооруживших меня реальным познанием их пола и уделили много времени тому, чтобы хорошенько взлелеять во мне все те развратные желания, коими сами были переполнены. Мастерицы в своём искусстве, они не делали тайны из любовного каталога возбуждений, и средств достижения удовольствия, она им была чужда. Но они знали также, как внушить благоразумие в поведении ради своего будущего. И сам я всем своим любовным успехам в последующей жизни обязан восхитительному обучению этих двух прелестных и достойных уважения женщин.

Следующую ночь, после того мы полностью приносим как всегда в жертву Венере, чтобы дать возможность более или менее охладиться, возобновляем восхитительную дискуссию о различных способах потакания и возбуждения страстей, я поворачиваю разговор на розги. И должен признаться, мой дорогой читатель, неконтролируемое желание заставляет меня шлёпнуть по великолепному днищу моей возлюбленной наставницы. Мне часто приходилось видеть его вздрагивающим во время решительных атак моего твёрдо стоящего хуя, отколошмачивающего тот или другой вход в храмы похоти. И частенько наносить добротные и звонкие шлепки ладонью по её заду, но мне очень хотелось высечь её хорошими берёзовыми прутьями, увидеть его внезапно покрывшимся кровавыми полосами, в ссадинах, с обнажившимися кусочками мяса, услышать крик, а затем с невероятной силой засунуть мой дрекол в то или иное сладостное отверстие.

Лучшим путём в достижении этой желанной цели, я мыслил, было возвратиться к её собственному описанию менее суровой порки, вместе с болью возбуждающей страсти; а так как она созналась, что это возбуждало её равным образом быть то ли порющей, то ли поротой, я предполагаю, что она проявляет кроткую епитимью за наказание, коему она подвергла мой зад, пытаясь проверить на нём эффективность своих методов воспитания. Она вздрагивает .

- Не собираетесь ли вы подвергнуть меня порке розгами? Но откуда здесь, в моей комнате, берёзовые прутья?

Волей-неволей церемония откладывается до следующей ночи.

На этот раз она уведомляет меня:

- Сначала ублаготворите все излишества похоти, и когда природа начнёт подавать знаки, то тогда действительная эффективность розог может быть проверена.

Она советует мне с предельной сноровкой в каждом чувственном и роскошном половом акте (жертвоприношении Венере), и мы изливаемся взаимно в шести подношениях нашей благословенной Матери Венере, с весьма малыми перерывами, ибо оба желаем почувствовать что-то исчерпывающее, прежде чем испытать действие берёзовых розог. Мы лежим тихо короткое время, а затем дорогая мисс Френкленд возбуждать меня, но исключительно обычным способом. Мой дрекол был уже слишком здорово пресытившимся предыдущими схватками, чтобы сразу же ответить на призыв совершить ещё одну.

- Ах, - говорит она самым ласковым образом, - вижу, вы хотели бы теперь розгу. Приготовьтесь же, сэр, и не вздумайте оказывать сопротивление, иначе будет хуже для вашего зада.

Следуя её знаку, я начинаю умолять сжалиться надо мной, обещаю вести себя лучше, исправиться в самое короткое время и т.д. и т.п. Но она непреклонна и приказывает мне лечь поперёк её коленей. Затем, обхватив меня вокруг талии, наносит один или два сильных хлёстких удара, настолько чувствительных, что я невольно вздрагиваю.

- Вздумали сопротивляться, сэр? Так знайте же, ваше наказание будет более суровым, если вы стане продолжать в таком же духе.

- Простите меня, дорогая наставница, и я никогда не стану снова так делать.

- Увидим.

Три удара, резких, хотя и не слишком суровых. Я не вздрогнул.

- Ах, это что-то похоже на хорошего мальчика. Теперь никаких возражений нет?

Начинается серия всё менее и менее суровых ударов, пока они не превращаются в своего рода ласково возбуждающее щекотание, которое очень скоро начинает показывать свою действенность в жёсткости моего хуя – бодро расположившегося над обнажённым бедром моей любимой обличительницы, которая, просунув руку под моё тело, завладевает им и с наслаждением находит:

- Как, оказывается, действенны мои процедуры!

И, опрокинувшись спиной на постель, произносит:

- Я больше не могу!... Я в самом деле истекаю…

Я вскакивая на неё, и мы. не вынимая, совершаем ещё пару геройских подвигов с превышающей всякую норму чувственностью.

Но теперь моя очередь. А так как она позволяет мне выскользнуть из своей восхитительной пизды, я принимаю это как причину недовольства.

- Ну и невежливая же вы девчонка! –поднимаю я голос. - Ничего себе манера обходиться со своим мастером (работником, учителем), спроваживая его из его помещения таким способом! Сейчас же дайте мне прут, я должен заставить вашу задницу заплатить за ваше дурное поведение. – Ну же, преклоните колени на эту скамеечку для ног и склонитесь на моими бёдрами. И не вздумайте сопротивляться, иначе будет хуже.

- Ах, прошу, сэр, простите меня на этот раз! – нарочито кричит она, падая на колени около меня.

Я принуждаю её наклониться, и она выставляет свой славный зад во всей его округлом и габаритном великолепии перед моими восхищёнными взорами. Я обхватываю её вокруг талии и сначала кидаю злорадный взгляд на полные сладострастья прелести, не просто выставленные, но и находящиеся в моей власти, а я вооружён отличным прутом. И наношу ей два или три резких удара, которые заставляют её завихлять своими прекрасными ягодицами, но отнюдь не подать голос протеста, а так как я, придя в неистовство вожделения, продолжаю сечь более сурово, она просит меня:

- Будьте же таким свирепым!

Но я стегаю её с возрастающей силой, пока она не начинает корчиться жестокости боли, которую я ей причиняю. Наконец, она изо всех сил пытается освободиться, но по-прежнему полностью остаётся в моей власти, и я не жалею её, пока не замечаю перемену в её чувствах: острая боль сменяется буйством распутства и похоти. Она становится безумной от возбуждения и пронзительно кричит:

- Перестаньте же, дорогой Чарли, и без обиняков выебите меня! Иначе я помру.

Я отбрасываю прут, освобождаюсь от её чресл и перемещаю её на постели так, что она занимает коленопреклонную позицию. Она сама хватается за мой лопающийся дрекол и судорожно направляет его к губам своей шахны, где он тут же поглощается по самый черенок. Движения её становятся невыразимо похотливыми и подстёгиваются силой, которая в самом коротком времени выливается в стремительный поток спермы, вытекающей из нас обоих. Мы слишком возбуждены, чтобы остановиться, и почти без паузы гоним по второму кругу, ещё более чувственному. Но даже это не удовлетворяет её, и она, заставив меня лечь на спину, переворачивается в противоположном направлении, и мы начинаем взаимный гамаюш. Я преуспеваю в том, что заставляю её снова кончить, а она оказывается в состоянии привести мой хуй в стоячее положение.

- А теперь, Чарли, нам надо закончить через зад .

И сказав это, снова торопливо переворачивается, и, приподнявшись на локти и колени, направляет мой готовый дрекол к узкому обиталищу блаженства. Сразу же после минутного погружения его во влажность её вспененной и выделяющей неприятный запах шахны, я пронзаю (протыкаю) её заднепроходное отверстие. Я завладеваю её клитором, а она – уже готовым дилдо и рукой пускает его в ход. Мы устремляемся в последний круг самого что ни на есть вожделённого и извращённого обладания, которое заканчивается таким убийственным восторгом, что оба мы в полной бесчувственности падаем в постели. Обессиленные исступлёнными чрезмерностями, кои мы себе позволили, без движения и без чувств, мы впадаем в глубокий-глубокий сон до самого что ни на есть позднего утра, так что я возвращаюсь в свою комнату сразу же после того, как мы просыпаемся, не пытаясь даже возобновить какие-либо любовные забавы.

Так заканчиваются мои первые опыты с поркой. Ощущения были такие непривычные, а искушение быть битым и бить в отместку было настолько сильным, что я, увлёкшись наказанием, вышел за все мыслимые ограничения в нанесении ударов по великолепной жопе моей возлюбленной мисс Френкленд. Должен тем не менее отдать ей справедливость и сказать, что она поняла и простила мне чувства, под влиянием которых я действовал, только попросив меня, если в будущем нечто подобное случится, не позволять им так разгуливаться, как в этот раз. Спустя некоторое время мы возобновляем эту жоподёрку, но с нанесением более умеренных страданий – достаточных чтобы возбудить до крайности, но без уж слишком сурового наказания жертвы, неважно кто из нас ею должен быть стать.

И часто после этого тема порки становится темой наших дискуссий, и я снова и снова возвращаю её к мысли, ею уже высказанной, о явной любовной предрасположенности Лиззи. Она по-прежнему подтверждает:

- Да, я убеждена в этом.

После чего я высказываю предположение:

- А было бы здорово найти время и попытаться убедиться, насколько Лиззи имеет тягу к этому. Полагаю, вы легко сможете найти предлог, если пожелаете сделать это.

- Да, без труда. Мысль эта возбуждает меня. Почему бы не доставить себе такого удовольствия?

Что ж, думаю я про себя, предлог будет найден завтра же после полудня, когда я с Мэри направлюсь в летний домик, а Лиззи останется, чтобы не дать кому-либо помешать нам.

Поэтому я отдаю Мэри все предпочтения нашего уединения, и мы имеем четыре весьма изысканных и изящных отпущения грехов , восхитительных во всех позициях, допустимых при входе в храм любви. Ибо до сих пор я никогда не пытался добираться до входа через настолько узкую щель, слишком уж малую для проникновения моего огромного орудия. Странно, но если Лиззи легко приспособила своё заднепроходное отверстие ко мне и доставляла физическое удовольствие, то Мэри – старше её и с более женственной фигурой - была всё ещё не способна поместить меня в этой суженной тропинке, ведущей к блаженству.

Когда наступает ночь, я преисполнен любопытства узнать, как моя дорогая инструкторша вела себя Лиззи. И она рассказывает мне:

- Лиззи была сначала несколько нервозна, но я сердечно поговорила с ней, сказала ей, как её проявление ею дружбы и даже любви после первой порки снискало мою привязанность; что я не думаю быть так суровой, как в первый раз, но что дисциплину следует поддерживать. "Так что давайте, моя дорогая девочка, скидавайте-ка своё платье! Я, пожалуй, сделаю то же с моим, чтобы излишняя одежда не мешала, да чтобы не смялась и осталась в целостности". Видя, что и после этого Лиззи тем не менее продолжает слега дрожать, я стаскиваю с неё платье, обнимаю её и любовно целую. "

Не бойтесь же. Я не причиню вам сильной боли. Покажите-ка мне свои бёдра, моя дорогая, дайте мне взглянуть, остались ли ещё какие-нибудь следы от предыдущего наказания ". У Лиззи довольно выпуклый и многообещающий живот.

Я весь его ощупываю и громогласно восхищаюсь его формой и твёрдостью, заявляя: "Как это чудесно на самом деле взирать на это! И каким ещё более привлекательным будет, когда вы вырастете и станете женщиной! Повернитесь-ка и позвольте мне взглянуть, насколько вы женственны спереди. Честное слово, бугорок уже здорово заметен и покрыт прелестным мхом". Моя рука блуждает по её фигуре, Лиззи возбуждена, её лицо вспыхивает, в глазах сверкает растущее желание. Меня трясёт, и я тороплюсь уложить её к себе на колени и начинаю стегать – не очень-то сильно, но достаточно хлёстко, чтобы вызвать приток крови к поверхности кожи и тем самым с удвоенной силой возбуждать все эротические органы, так что Лиззи начинает так извиваться свой попой под моими взорами, а меня всю охватывает похоть, и я, сознавая, какое значение имела бы поблажка ей, что есть силы продолжаю вздувать неё, но только так, чтобы сделать ещё более возбуждённо и похотливо смотрящимися терпение – пока, впав в чрезмерное вожделение, она не выкрикнула:

"Ах, дорогая моя мисс Френкленд, какое бы удовольствие вы доставили мне, если бы обняли и погладили меня!" Я поднимаю её и, прижав её к своей груди и губам, принимаюсь сосать её язык, а рука моя скользит вниз и находит Лиззину пиздёнку, а она мокра от её струящегося семени, а маленький клитор твёрд от поглотившей её эротической страсти! Я тру и тру её, пока она снова не выходит в расход. А наши языки продолжают находится в наших ртах. Когда Лиззи кончает, я просовываю палец ей во влагалище, пока не встречаю там некое препятствие.

Ну конечно, понимаю я, ведь Лиззи в превосходстве владеет искусством зажимания, так что могла предстать достаточно непроницаемой, чтобы и сомнения никакого не было, что если её ебли, то только пальцем.

- "Ах, маленькая кисочка, вы с этим раньше играли? Скажите мне правду! " "Я скажу вам всё, если вы только снова поиграете со мной. С того времени, когда стегали Мэри и меня, у нас обеих так часто там жгло, что почувствовав это, мы запихивали внутрь пальцы, и это было так приятно, хотя поначалу и испытывали боль. Но вы делаете это много лучше, чем Мэри. – О. ну же, ну же, дорогая мисс Френкленд!". "Я сделаю это гораздо лучше, если встану. Взгляните-ка сюда!". И задрав свои юбки и подол сорочки, я выставляю абсолютно остолбеневшей Лиззи свою столь необычную волосатость и свой огненно красный клитор, вызывающе высунувшийся наружу из чёрной массы моих завитков. "Какая прелесть! – кричит Лиззи. – Признаюсь, у вас такая загогулина! Вот бы мне такую! Мне надо поцеловать её. " Нагнувшись, она берёт её в рот и сосёт."Погодите, дорогая Лиззи, давайте насладимся этим обе!" Взяв с кресла диванную подушку, я ложусь на пол, сказав Лиззи, чтобы она перешагнула через меня и встала на колени лицом к моим ногам, так чтобы можно было приспособить наши рты к пиздам друг друга.

Позже Лиззи говорила мне, что она, остерегаясь показаться уже сведущей, позволила мисс Френкленд наглядно посвятить себя во все церемонии гамаюширования:

- Я, - продолжает мисс Френкленд, - приклеила свои губы к прелестной пиздёнке дорогой Лиззи, в то время как она взяла в рот мой клитор, успев произнести: "Какой же он удивительный!" После нескольких горячих ласок я просовываю палец в заднепроходное отверстие Лиззи и делаю пазу, чтобы сказать ей: "Можно не только последовать моему примеру в этом отношении, но и употребить другую руку в моей пизде, пока сосёте мой клитор ". Затем, приспособившись как следует, мы обе гамаюшируем друг друга, пока не оказываемся не в силах больше двигаться из-за непомерных восторгов, вызванных нашей обильной разрядкой. После этой первой череды Лиззи становится настолько любопытной, что не без удовольствия принимается осматривать мой покрытый волосами орган и его части, приговаривая: "Кто бы мог подумать?" Я позволяю себе устроить подобное же освидетельствование Лиззи: "Долг платежом красен. Скиньте-ка с себя свою одежку и обнажите своих малышей.

Ба, какие же они прелестные и многообещающие!" И начинаю посасывать вздутия. Наши взаимные ласки и обхождения весьма быстро разогревают наш пыл и распутство. Снова малость погамаюшившись, мы опять приходим в дикое возбуждение, и я предлагаю Лиззи вставить свой клитор ей в пизду: "Опуститесь-ка на колени, а я пристроюсь сзади". И без труда вкладываю его в пышущие жаром и сочные складки Лиззиного влагалища. Протянув руку ей под живот, я тру и тру своим клитором, пока природа опять не воздаёт за принесённые ей жертвы, после чего впадаем в чувственную апатию. В третий раз возобновив свои распутные и похотливые радости, мы решаем всё же одеться, так чтобы быть готовыми к приходу других. Я прошу Лиззи сохранять тайну и не открывать её никому, даже Мэри, что бы не случилось. Но она убедила меня допустить Мэри к нашим мистериям: "Вы можете быть уверены, что у неё гораздо более чудесное тело, чем моё, и ей вполне это понравится – то, что вы делаете". "Что ж, моя дорогая, я подумаю об этом и поищу случай, чтобы отстегать её также, как это я сделала с тобой". "О, это было бы чудесно! – восклицает Лиззи. – Ей это понравится также как и мне. Как это мило! Вы должны стегать меня каждый день, дорогая мисс Френкленд! Я сразу же полюбила вас, а теперь я просто восхищаюсь вами!" Мы весьма нежно обнимаемся, но ваше возвращение кладёт конец нашей беседе.

Всё это детальное повествование сопровождается и прерывается двумя или тремя восхитительными и сверх чувственными еблями, даже без вытаскивания моего разгорячённого дрекола из её равным образом обжигающего и пульсирующего влога – настолько мы были возбуждены. Когда она завершает рассказ, я выхожу из неё, но только для того чтобы мы смогли погамаюшить друг друга и глотать всю восхитительную спущёнку, заполнившую весь её чудесный влог. После чего возобновляем наши сражения, совершая жертвопринашения благочестивой Матери Венере в оба её отверстия.

Потом мы засыпаем и спим, как только могут спать люди с такой лёгкой совестью, как у нас, и подобно титанам, освежённые сном, опять принимаемся отбивать свои молитвы каждому из алтарей, прежде чем разделиться утром.

Пару дней спустя и Мэри, подобно Лиззи, была инициирована мисс Френкленд, пока Лиззи и я проводили большую часть отведённого нам времени в летнем домике. Безыскусный рассказ о сцене, разыгравшейся между нею и мисс Френкленд, так возбуждает нас, что мы не отказываем себе во всех тех похотливых уловках, что могли применить за время отсутствия, которое, к слову сказать, мы продлили себе более чем на четверть часа, за что мисс Френкленд и поблагодарила меня ночью. Сцена, произошедшая у неё с Мэри, выглядела даже ещё более безнравственной, в результате того что Мэри сразу же оказалась готовой ко всему, сознавшись, что знает от Лиззи, что её ждёт. Кроме того, более развитая фигура Мэри и что-то ещё в ней сильно возбудили мисс Френкленд, и она вполне влюбилась в неё. Рассказывая об этом, она то и дела спускала, так что я затем гамаюшил и ебал её раза три в оба входа, она нуждалась в стимулах порки, которая довела бы её до высшей точки сладострастной маслянистости (безнравственности).

И, сказать правду, я после всего этого сам в этом нуждался и получил. Таким образом наши чувственные страсти воздействуют друг на друга, и мы проводим изнуряющую ночь во всех венерианских чрезмерностях и изысканностях, в числе коих были и искусственные фаллосы, которых у неё было два разных размеров, немало нас обоих позабавивших.

Теперь, когда лёд был разбит, я без труда уговариваю мисс Френкленд время от времени спать сначала с одной, а потом и другой моими сёстрами, утверждая, что периодический ночной отдых будет способствовать восстановлению моих сил и что, когда она утром расстанется со своей постельной подружкой, я в силах буду додолбать её, а она сможет таким образом ввести их в курс дела взаимных порок и использования дилдо (искусственного фалуса). Конечно, мне не нужно было говорить, что моей главной целью было преуспеть в осуществлении общей оргии. И в самом-то деле это получается, но не совсем так, как я предполагал. И не имеет значения, быстро ли или нет удалось добиться желаемой цели.

У меня была замечательная возможность наблюдать через мою смотровую щель многие из восхитительно разыгранных безнравственных сцен, и хотя гонимый пламенным избытком страсти я вынужден был ретироваться и красться к незанятой сестре, чтобы выпустить наружу вышедшую из-под контроля похоть и удовлетворить с ней свою воспламенившуюся похоть.

Так продолжается недели две, одна или другая из девушек спит каждую вторую ночь с мисс Френкленд. Лиззи, кажется, часто делает вид, что ей очень хотелось бы увидеть настоящего петуха. И умудрившись выведать у мисс Френкленд, что та наслаждалась моим, дерзкая девчонка начинает надоедать ей просьбой позволить ей увидеть, как я ебу её, сказав, что она могла бы без труда спрятаться за занавесками, чтобы я никак не смог узнать об этом. Мисс Френкленд, страсти которой были крайне возбужденны желанием, соглашается и, поместив Лиззи там, откуда та могла бы видеть, оставаясь сама невидимой, открывает мою дверь, но обнаруживает пустую постель.

Сперва она подумала, не отправился ли я к одной из служанок, но потом ей в голову пришла другая мысль, и она решила проверить, не является ли моей целью Мэри. Тогда она крадучись поднимается наверх и обнаруживает нас, занимающимися взаимным гамаюшем, что легко можно было увидеть в свете ранних утренних лучей. Она была так любезна, что позволила нам довести всё это дело до конца, а затем оттаскивает меня со словами:

- О, Чарли! Это же ужасно! Почему бы вам не продолжить со мною? Разве я вам в чём-либо отказывала? Знаете ли вы, что всё это может закончиться катастрофически для всех нас, если об этом станет известно? Вы слишком юны, чтобы представить себе чудовищные последствия подобного обнаружения.

Тут она внезапно разражается потоком слёз – очевидно из страха перед печальными результатами, кои могут последовать, а вовсе не из чувства ревности. Я кидаюсь в её объятия и, так как она сама призналась в наших интимных отношениях, не считаю нужным и дальше скрывать их. Я ласкаю и ласкаю её и говорю ей:

- Бояться обнаружения не надо. Откуда этому обнаружению быть? Ведь мы все заинтересованы в сохранении нашей тайны.

Я имел в виду, что ей не выгодно разглашать мою интимную связь с моими сёстрами, а им – мою интимную связь с ней. Неожиданно она спрашивает:

- И давно вы сладились? Скажите мне правду.

Я давно был готов к такому вопросу и без заминки отвечаю:

- После описания вами волнующих сцен, которые имели место между вами и ими, и перечисления их юных прелестей, я впал в такое распутство, что стал добиваться от Мэри, чем она занимается с Лиззи, а у Лиззи – что она делает с Мэри. Обе они имели удовольствие ни в чём мне не отказывать, и вот мы уже раз десять наслаждались друг другом.

Предварительно я уговорил моих сестричек поддержать всё, что мне придёт в голову рассказать мисс Френкленд.

Тем временем к нам прокрадывается Лиззи, не обнаружив мисс Френкленд в моей комнате, и теперь обе сестрички подтверждают мною сказанное. Мы обступаем мисс Френкленд и ласкаем её, как можем. Мой хуй страшно возбуждается. Задрав подол своей ночнушки, я говорю:

- Позвольте этому парню заключить мир между нами, и станем равно любящими всех. Я знаю, моя любимая учительница, что сёстры страстно мечтают увидеть его, упражняющимся в вашей славной особи, и утопленном в вашем восхитительном волосатом влоге. Позвольте же мне принести жертву его сладким прелестям! Лиззи недавно говорила, что вы считаете меня (словно судьбою) предназначенным – взгляните, у вашего милого клитора поднялась головка – позвольте Мэри лечь под вас и пососать его. И взгляните, как мой дрекол прямо у неё на глазах заткнёт и энергичным действием погрузится в ваш изысканный влог. Вы сможете гамаюшить Мэри и Лиззи, можете просунуть указательный палец мне в заднепроходное отверстие.

- Что ж, мой возлюбленный мальчик, жребий брошен, нечего кричать после того, как молоко пролито, так что давай сделаем это как можно лучше. Я никогда не могла сопротивляться соблазну как следует полюбоваться этой длинной и твёрдой вещицей, которая сотворена, чтобы быть дать бедной женщине всё, чего она только страстно желает.

Подготовив свои позиции относительно друг друга, как я предписал, мы окунаемся в самое что ни на есть роскошное и трудно вообразимое непристойное наслаждение. Лиззи, завладев одним из дилдо, сама умело обращается с ним, внимательно следя за чувственными движениями наших тел, и мы все умудряемся спустить - вместе и довольно восторженно. Позволить себе ещё что-то мы в этот момент не в состоянии. Да и время уже поджимает, вот-вот должно начаться хождение домашней прислуги. Мисс Френкленд возвращается со мной ко мне в комнату – её собственная дверь закрыта, - и нежно поцеловав меня говорит:

- Вы скверный мальчик! Но я предполагала, что это может в конце концов произойти, так что это даже хорошо: лучше раньше, чем позже.

Так заканчивается наша первая общая оргия, которая стала предшественницей многих других, гораздо более роскошных и распутно чувственных, о коих я ещё буду иметь возможность подробно рассказать.

Мисс Френкленд не позволяет нам иметь общую оргию на следующую ночь. Осведомлённая теперь о наших делишках в летнем домике – правда, лишь только что начавшихся, как она подозревала, - ибо мой импровизированный рассказ выглядел слишком правдоподобно, чтобы не ввести её в заблуждение, особенно потому, что она была твёрдо убеждена всем тем, что происходило на нашей первой ебле, что именно ей досталось восхитительное удовольствие овладеть моей девственностью. Она довольна она была этим результатом несказанно. Но сейчас у неё, кажется, возникает сомнение, что если я сразу же начну, то не буду ли слишком рад повторить. Она сопровождает нас в прогулке по саду во время нашего часа отдыха так, чтобы не было места ни для какой эротики. Малость побегав, мы усаживаемся все вместе, и она говорит:

- Как бы ни восхитительно это было для всех вас, да и для меня самой, встречаться каждую ночь, это может быть слишком опасно, опасно потому, что, предавшись беспечности и забыв о необходимых мерах предосторожности, мы можем быть обнаружены; кроме того и помимо всего, это может убить нашего любимого и дорогого Чарли, который не сможет долго продолжать столь чрезмерное служение Венере с тремя возлюбленными объектами сразу, непрерывно в нём нуждающимися.

- Я чувствую себя вполне способным на это, - пытаюсь прервать её я.

- Помолчите! - останавливает она меня. – Вы слишком юны, чтобы знать, к чему приводит подобное непомерное потворство своим желаниям. Поверьте мне и доверьтесь моему опыту, позвольте мне направить вас, и вы все убедитесь в пользе этого. Быть вместе три раза в неделю - это самое большее, что я могу позволить.

Остальные ночи она, естественно, должна была озаботиться тем, чтобы я не предавался излишествам.

Таковы были мудрые советы этой восхитительной женщины. И они должны стать на будущее непременным условием наших ограничений. Я протестую и проявлял недовольство ими:

- Не слишком ли велики ограничения?

Но в конце концов меня убеждает такой её довод:

- Вынужденные простои делают наслаждения ещё большими.

Конечно, предполагалось, что ночевать я буду с мисс Френкленд, так что, говоря о простоях, она имела в виду иное время, но охотно (вскоре) установила обычай ограничивать мои расходы двумя разами за ночь, позволяя мне возбуждать её и заставлять её кончать так часто, как это мне нравилось. С начала мне трудно было с этим справляться, но со временем я привык к этому регулированию, к жёстким правилам, ею установленным.

Мудрость её ограничений мне вскоре стала очевидна, ибо много раз позже мои каторжные усилия нуждались в подкреплении розгами, чтобы должным образом завершить наши оргии.

Следующую после обнаружения моих контактов с сёстрами ночь мы все четверо проводим в комнате мисс Френкленд. Мы отправляемся, как обычно, каждый в свою постель, но перед этим мисс Френкленд в частном порядке рекомендует девочкам:

- Идите потихоньку спать и ни о чём не беспокойтесь, пока я сама не приду к вам после того, как разойдутся все домочадцы.

Что касается меня, то план это мне в любом случае приемлем, ибо позволял мне получить больше удовольствия и продлить его, заблаговременно обезопасив себя в остальном.

Зима прошла, вернулось снова лето. Была прекрасная, тёплая, лунная ночь. Как только мы все собираемся, раздеваемся до гола, как полагается на ночь, затем следуют прелестные объятия и взаимная рисовка, так что каждый восхищается красотами всех. Руки блуждают повсюду, по всем прелестям, особенно концентрируясь на чудесно и хорошо развитых формах обворожительной Френкленд, обилие угольно-чёрных волос которой так восхитительно возбуждает, что вскоре возникает необходимость остудить бурное вскипание наших страстей, и мы все принимаемся делать это с помощью общего гамаюша. Мисс Френкленд, которую необычайно тянет к Мэри, образует с ней пару, в то время как Лиззи и я аккомпанируем друг другу. Мисс Френкленд, обладавшая запасом дилдо, снабжает нас ими, отличающимися один от другого размерами, согласно способу их применения. Так как заднепроходное отверстие Мэри никак не может дать пристанище среднему размеру, мисс Френкленд берёт поменьше, лучше для неё подходящий, остальные использовались без разбора.

Вооружённые таким образом, мы приступаем к самым что ни на есть чувственным чрезмерностям гамаюширования во всех его формах, растягивая как можно дольше свои наслаждения, как если бы нам предстояло в этих возбуждающих чувственность восторгах провести целую ночь. Когда же экстатический момент накрывает нас, наши уста прекращают свои действия, чтобы можно было вслух выразить впечатления от восторгов, коими переполнились наши чувства.

Некоторое время мы лежим, учащённо дыша, прежде чем поднимаемся и возобновляем свои взаимные ласки. Но теперь, когда острота нашего непомерного аппетита притуплена, мы более спокойно готовимся к дальнейшим и более чувственным комбинациям. Покрывала с постели полностью удалены, так что она теперь представляет собою нечто вроде квадратного поля битвы, но только для любовных схваток, прекрасно приспособленного для этих целей. И держим совет по поводу наших дальнейших действий, после чего наконец решаем начать со следующего: Мэри ляжет на спину, Лиззи расположится над ней, но задом наперёд, мисс Френкленд доставит себе удовольствие,

предоставив своё заднепроходное отверстие необычному клитору Лиззи, тогда как я отъебу мисс Френкленд в её пизду, а двумя пальцами отъимею её в маленькое сопло, в то время как гамаюшируемая Мэри вставит маленькое дилдо в моё заднепроходное отверстие, а пизду Лиззи будет тереть более широким. Было также договорено:

- Нам предстоит в этой чувственной группе прогнать два скаковых круга с одной только переменой: забойка Чарли поменяется местом , перейдя в заднепроходное отверстие из пизды, куда должно быть помещено одно из дилдо. И пусть никто из нас не думает, как бы поскорее кончить, а только о более изящном сочленении наших органов.

Мы наслаждаемся более чем распутной и чувственной еблей и так ведём дело, что кончаем все вместе в неимоверных восторгах и от своей маслянистости и от похоти. Несмотря на наслаждение. полученное при заключительном опоражнивании, мы, верные нашей договорённости, сохраняем свои позиции в отношении друг друга, наши органы пульсируют с повторяющимися биениями по или внутри восхитительных помещений, с коими они соединились.

Это вскоре снова пробуждает наши страсти, которые нас всё ещё не покинули, хотя и малость охладились, а когда достаточно подогрелись, а результат этого стал явным, то я погружаюсь по самую рукоятку в великолепное волосатое заднепроходное отверстие чудесной Френкленд, в её разгорячённые внутренности.

- О-о-о! – издаёт она крик наслаждения. – Какой же у вас гигантский пигеу! Давайте сделаем пазу… На несколько минут, чтобы позволить моему возбуждению стихнуть хоть до некоторой степени … А то я кончу после двух или трёх колющих ударов вашего столь мощного оружия… Вот так… Теперь продолжим, но только медленно… Вот так… Продлим получение удовольствия этим похотливейшим и чувственнейшим способом.

Момент исступления приходит ко всем нам одновременно, и мы погружаемся в него с таким излишеством бурного наслаждения и с такими восхитительными воплями, разражаясь бурными потоками горячей вскипевшей спермы и тонем, чуть ли не теряя сознание в бесформенной куче обнажённых фигур.

Нам требуется много времени, чтобы вернуться к чувствам. Затем, разъединившись, мы поднимаемся и холодной водой обмываем свои органы, не только чтобы очиститься, но и как бы стимулируя дальнейшее усилия к ко всякого рода безнравственным чрезмерностям, кои мы только могли себе вообразить. Однако мы с девочками вынуждены вести себя так, чтобы заставить мисс Френкленд думать, будто именно она является автором каждой новой похотливой идеи или предложения. Тем более что она и на самом деле в любом случае, исходя из своего опыта и своих склонностей к получению удовольствия во всех видах возбуждающей чувственность рафинированности, была непревзойдённой, образцом для нас, и мы были обязаны ей многими новыми и восхитительными комбинациями в наших развратных оргиях.

Отведав вина и пирога, коими мисс Френкленд озаботилась запастись, мы не отказываем себе в некоторых восхитительных шумной возне и тисканьях всего того, чем так богата её великолепная фигура, особенно обильные завитушки волосатых покровов. Больше всего девочек восхищают её ягодицы:

- Какие размеры!

- А какая твёрдость?

- Одним словом, красота…

- Кто бы сомневался? Они просто великолепны!

Но вот одна из них переключается на другой объект:

- Какие прелестные малыши, как мы их с сестрой называем!

- Их все так называют.

- Но они вовсе не такие маленькие, как у нас! Можно я их поцелую?

И принимается посасывать.

А другая забавляется её клитором:

- Ой, он совсем оттуда вылез и такой твёрдый!

- Да, встал уже… О, небеса!..

Вскоре мы приводим её в состояние такого возбуждения, что, схватив Мэри, она усаживает её на стол и принимается гамаюшировать, в то время как Лиззи, подползнув под неё, сосёт ей клитор, а я сзади запихиваю ей в пизду своё колотьё. И какое физическое наслаждение доставляет нам очередная разгрузка, славное создание умирает от избытка наслаждения рядом с Мэри, в то время как я ещё не достиг кульминации. Так что я довольствуюсь пульсацией моего дрекола от её восхитительных сжатий, пока усталость от нахождения в такой позиции не заставляет нас оставить наши позы. Она так сильно затихла, что не могла теперь предлагать и обсуждать, что делать дальше и какую форму должна принять наша следующая композиция.

Так как Мэри испытала уж очень сильный оргазм с мисс Френкленд, Лиззи перемещается теперь к ней на колени и сильно наклоняет вниз голову. Я толкаю свой дрекол в её столь желанную пизду. Мисс Френкленд, встав, перешагивает через её туловище лицом ко мне, после чего я сперва ввожу ей маленькое дилдо в заднепроходное отверстие, а затем большое ей в пизду – оба на всю глубину. Затем она подвигается вперёд и вкладывает свой твёрдо стоящий клитор мне в рот и кладёт обе руки мне на голову. После чего я просовываю одну руку под её раздвинутые ноги и, схватив в другую руку оба дилдо, возобновляю работу ими вверх и вниз, в унисон с сосанием её клитора и ебливыми движениями в пизде Лиззи, которая в то же самое время своими пальцами тёрла свой собственный клитор. Мэри, вооружившись двумя дилдо, прикладывает одно к моей заднице, а другим ебёт себя. Таким образом мы и совершаем восхитительнейший и доставляющий огромное физическое удовольствие забег.

Приблизительно в это же время миссис Винсент производит на свет прелестного ребёнка. Я не упоминал о ней с тех пор после её замужества у нас состоялась первая встреч а летнем домике, когда все уезжали в город за мисс Френкленд. У нас с того времени было только две встречи украдкой, недостойных упоминания, потому что они проходили слишком поспешно и с минимальными удобствами, чтобы получить настоящее удовольствие; да и из-за ребёнка ей было слишком тяжело предоставить мне какую бы то ни было дополнительную возможность. Мама написала письмо с поздравлением мистеру Винсенту, пожелав ему радости от появления сына и наследника и поделившись мечтой о том, что и её собственный сын когда-нибудь станет отцом.

Результатом этого стал визит мистера Винсента с просьбой, чтобы мама оказалась так добра и стала крёстной матерью малышки. Моя мать сразу же соглашается и спрашивает, кто будут крёстные отцы. Он отвечает, что одним из них будет дядя, согласие коего они надеются получить, но в отношении второго он в растерянности, ибо не знает, кого попросить.

- А почему бы вам не попросить Чарли? Он очень любил вашу жену, как свою учительницу, правда, у него есть дядя, от которого надо получить суждение, и его можно будет получить, надеюсь, через несколько дней.

- Это очень хорошая мысль, миссис Робертс, и, если вы будете так добры послать за Чарли, я предложу ему это, а если он согласится, это избавит меня от всех добавочных забот.

Меня зовут, я тут же соглашаюсь:

- Благодарю вас, мистер Винсент, за честь, мне оказанную, и надеюсь, что миссис Винсент равным образом согласится, чтобы я был крёстным отцом, хотя я так юн.

- Предоставьте это мне, моя жена так сильно расположена ко мне, что моё желание – закон для неё, так что не берите в голову.

Можете с достаточной уверенностью предположить, что я ни о чём и не беспокоился, ибо был полностью уверен, что, если бы не осторожность, она сама бы предложила эту самую вещь. Позже мы узнали от мистера Винсента, что она притворно возражала, ссылаясь на мою юность, но едва только нам представилась возможность обменяться парой слов наедине, она говорит мне:

- Какое же это было для меня наслаждение узнать, что мой муж на деле выполняет самое что ни на есть близкое и милое моему сердцу желание.

Церемония в конечном счете вышла такой, какой и предполагалась, но возможность возобновления наших прежних сражений на полях Венеры теперь представлялась весьма редко.

Да у меня и не было никакой причины сожалеть об этом, пока продолжалось потворство моим эротическим страстям, потому что в течение почти двух лет до своего 18-детия я продолжал наслаждаться непрерывным счастьем в объятиях шикарной и очаровательной мисс Френкленд, или в оргиях с нею и моими сёстрами, достигая каждый раз высшей точки избытка похоти, способной соединить трёх женщин и одного юношу. И действительно, все мы предавались чрезмерным удовольствиям, причём, если я могу судить, по крайней мере, по мисс Френкленд и по себе, розги стали почти настоятельной потребностью, и иногда даже мои сестры признали, что это даёт им щелчок. Под умелым наставничеством мисс Френкленд мы стали превосходными знатоками во всем, что касалось сладострастному потаканию похотливости.

Но я должен также отдать ей должное в том, что она никоим образом не пренебрегала нашим образованием. Мало того, могу утверждать, что благодаря тесному союзу наших тел оно сильно выигрывало. Эта почтенная женщина внушала нам:

- Чтобы сохранить мою дружбу и доверие, вы должны показывать себя с лучшей стороны и в учёбе со мной.

Я уже говорил, что её система обучения весьма превосходила всё, что нам ранее было известно, и теперь, когда она выиграла нашу неограниченную любовь и привязанность, не было ничего, чего бы мы не были готовы сделать в школе, чтобы поддержать её усилия в нашем общем усовершенствовании. У нее были превосходнейшие навыки - говорила на французском и немецком языках как на родных, имела достаточное знание латинского и греческого языка, чтобы дать мне хорошие основы в них, а её знание музыки было вообще несравнимо. Я почти никогда слышал, чтобы кто-нибудь более очаровательно извлекал звуки из фортепьяно.

За два года, которые прошли после нашей первой оргии, мы сделали действительно удивительные успехи. Все мы очень сносно говорили по-французски, довольно хорошо знали немецкий, особенно Мэри, которая действительно говорила на нём хорошо; что же касается меня самого, я был весьма силён во французском, сносно справлялся с немецким и имел солидную подготовку в латинском и греческом языках.