Долго не решался написать рассказ. Но в очередной раз, увидев по телевизору эту солидную, никак не желающую стареть даму, занимающую ныне просто заоблачную должность, всё-таки не смог устоять перед соблазном окунуться в воспоминания давно минувших дней. Разумеется, имя этой женщины я не раскрою ни под какой самой страшной пыткой.
Итак, времена расцвета совкового застоя. Я только что окончил первый курс института. И надо же случиться, сразу после сессии заболел. А когда оклемался, все мои сокурсники давно разъехались по всяким практикам и стройотрядам. И вот, сдав в деканат больничный лист, я слоняюсь по пустым коридорам своей альма-матер.
Уже направляясь к выходу, неожиданно натыкаюсь на секретаря комитета комсомола института.
— Ты-то мне и нужен, — хватает он меня за рукав и начинает выяснять, кто я и что я. Это я знаю, кто он такой. А откуда ему знать рядового студента младших курсов.
— Поедешь на конференцию, — выносит он приговор. И никакие мои отмазки во внимание не принимаются.
— Пожрёшь на халяву. Там бесплатный буфет будет, — добивает он меня последним и самым весомым аргументом.
И вот оголодавшая толпа таких же обормотов, как я, в огромном зале дворца спорта в предвкушении халявной жрачки истерично орёт сотнями глоток:
— Ленин! Партия! Комсомол!
Потом одно за другим следуют скучнейшие выступления с трибуны дышащих на ладан ветеранов. На соседнем кресле отчаянно лупит в ладоши такая плотненькая, не лишённая привлекательности девушка. Хотя, по моим тогдашним понятиям, какая там девушка? Она старше меня на семь лет. Выясняется это совсем просто. У каждого на груди картонка красного цвета, где золотыми буквами написано «Мандат участника конференции». А под этими буквами фамилия имя отчество, год рождения и название первичной организации, благодаря которой каждый попал на этот шабаш.
В первом же перерыве, протискиваясь к халявному буфету, мы не только познакомились, перешли на ты, но я уже, как покорный лакей таскал её сумку и всякие другие шмотки, которые она почему-то не захотела сдавать в гардероб. Ну и, разумеется, после окончания этого наиважнейшего мероприятия мне снисходительно было дозволено донести всё, что я таскал целый день, до её дома. Тогда это называлось проводить девушку.
А пока происходило это самое провожание, постепенно выяснилось, что моя новая знакомая — бывшая медсестра, недавно окончившая Высшую партийную школу и всего пару дней назад назначенная инструктором райкома комсомола.
Некогда роскошный особняк на набережной Мойки ещё дореволюционной постройки. Войдя в парадный подъезд, мы долго поднимаемся по лестнице с обшарпанными стенами.
— Тс-с-с, — прижимает она палец к губам.
— Чтобы, как мышка. Соседи только и делают, что подслушивают и подглядывают, — говоря шепотом, долго возится с ключом, открывая входную дверь коммунальной квартиры. Потом мелкими шажками ведёт меня за руку по длиннющему коридору с двумя рядами дверей, постоянно показывая жестами, чтобы я делал всё, как можно тише. В Питере белые ночи, поэтому включать свет необходимости не было. Пройдя мимо общей кухни, мы оказываемся в её комнате.
Чистенькая комнатёнка, только уж очень крошечная. Письменный стол со стулом у окна, маленький шкаф и кровать-полуторка. Больше там и поместиться-то нечему.
Разуваясь, я нечаянно роняю ботинок.
— Тихо! Что ты, как слон? Здесь везде уши! — разбирая кровать, шипит она на меня...
Весь день, таская за ней шмотки, я хотел этого, всё для этого делал, надеялся и боялся верить, что так и будет. Откровенно говоря, потрудиться пришлось основательно. И вот, Закрыв глаза, она лежала на спине. Удивительно, как она трепетно смущалась. Пунцовые щёки пылали, резко контрастируя с ослепительно белым телом. Довольно тяжёлые груди, слегка раскатившись в стороны, мелко вздрагивали от прерывистого дыхания.
Я целовал её пунцовые щёки, едва касаясь губами, ласкал шею. Накрыв ладонями, сжимал груди, наслаждаясь их естественной упругостью. Нежно гладил живот, спускаясь рукой всё ниже и ниже, пока пальцы не зарылись в шелковистый пушок на лобке. Добравшись до половых губок, осторожными прикосновениями приоткрыл их, любуясь нежно розовым цветом её зовущей плоти.
Она даже ни разу не пошевелилась, только дыхание с каждой минутой становилось всё глубже и глубже. Мой член давно готов был лопнуть от перенапряжения и нетерпения. Медлить больше не было сил. Раздвигая коленом её ноги, я, чуть дыша, опустился на неё, чувствуя, как начинаю входить в её тело. Она как-то подобралась, напряглась вся. Замирая от сладостного изнеможения, я надавил членом прямо в неё.
Беспомощно охнув, она неожиданно рванулась подо мной всем телом. Мне большого труда стоило её удержать. И, вдруг, пронзительно закричала. Но остановиться я уже не мог. Не обращая внимания на её крики и попытки вырваться, я двигался и двигался. И на каждое моё движение она откликалась громким:
— А-А-А!!!
Причём кричала во всё горло. Кричала как-то жалобно, беспомощно, с широко раскрытыми глазами, больно вцепившись ногтями мне в плечи. И взгляд был какой-то пугающий, безумный, ничего невидящий.
Она задёргалась ещё сильнее, резко раздвинула ноги шире, подняла, обвив ими мою поясницу, и сильно прижала меня к себе. Я попытался освободиться, но ничего не получилось. Содрогаясь, как в конвульсиях, она, наконец, перестала орать, замерла на мгновение и, расслабившись, отпустила меня, обессиленно уронив ноги. Стоило мне пошевелиться, как она просто сбросила меня с себя.
Потом опять неподвижно лежала с закрытыми глазами. А я сидел рядом, не в силах осознать, что это было сейчас. Но продолжалось так не долго. Она открыла глаза, поднялась и села рядом.
— Ты что не успел? — взяла в руку мой всё ещё напряжённый член.
— Ой! — вскрикнул я от неожиданности.
— Тихо! — Состроила она страшную гримасу, наклонилась и взяла его в рот.
Сексуальная революция у нас в стране тогда ещё не произошла, и нравы были строгие. В свои восемнадцать лет я уже давно не был девственником. Но такое со мной случилось впервые. А уж для женщины в те времена минет считался верхом грехопадения. Да и подавляющее большинство попросту и не знало, что это такое и как это надо делаеть. Не пользуясь языком, глубоко не заглатывая, она просто обхватив головку губами сосала её, как эскимо.
— Глубже! — попросил я и попробовал нажать ладонью ей на затылок.
— Тише, ты! Услышать же могут! — вскинув голову, зашипела она. Потом наклонилась и продолжила.
Дурдом какой-то. Пару минут назад орала во всё горло, теперь опять режим тишины. Действительно, дурдом. Женщина сосёт мой член, а я вместо того, чтобы полностью расслабиться и получать удовольствие, пытаюсь понять, почему шуметь нельзя,
Всё-таки её рот оказался сильнее моих мыслей. Меня затрясло в оргазме. Она, упёршись мне рукой в живот, чтобы я особо не дёргался, старательно выпила всё до капельки. Потом выпрямилась и внимательно проверила, не попало ли что на простынь.
Получил, что хотел и ладно. Пошло, конечно, но так и есть. После произошедшего между нами возникла какая-то пустота, если даже не отчуждённость. Под разными предлогами, я стал готовить почву, чтобы смыться. Она особо и не возражала. Я быстро оделся. Она влезла ногами в мягкие тапочки и накинула на плечи халат.
Через минуту мы опять крались по длинному коридору. Опять она шипела, прижимая палец к губам. Мне уже и в самом деле стало казаться, что за каждой дверью затаился коварный сосед, заглядывая в замочную скважину или прижавшись ухом к двери.
Понять, что же происходит было невозможно. И тут прямо осенило. Ей же не в домёк, что соседи всё слышат, всё знают и понимают. У неё же в этот момент полностью отключаются мозги. Она просто улетает куда-то. Улетает так далеко, что ничего не слышит и не видит, а главное, когда возвращается, и не помнит. Она же искренне убеждена, что всё было тихо, без лишнего мышиного писка.
У меня голова закружилась, когда я осознал всё это. Я совсем другими глазами посмотрел на идущую впереди меня женщину. Да и она вообще-то из себя была даже ничего. Мне опять жутко, невыносимо захотелось её.
Коридор закончился. Она открыла входную дверь, чтобы выпустить меня. И тут что-то скрипнуло в другом конце коридора. Она резко повернулась в ту сторону, оказавшись ко мне спиной, и испуганно замерла. При этом так аппетитно оттопырила свою попку, что у меня слюни потекли.
Не знаю, что на меня нашло. Это был какой-то взрыв неконтролируемого желания. Я толкнул её в спину, заставив наклониться, и задрал халат выше пояса.
— С ума сошёл? Не здесь же! — едва успела она опереться на стену руками. Я в одно мгновение спустил брюки до колен и, нащупав ещё влажный вход, резким толчком вошёл в неё. Она судорожно выгнулась спиной, ещё больше оттопырив свою задницу, хотела что-то сказать, но вместо этого...
— А-Э-Э-Э!!! — понеслось по всему коридору. Буквами очень сложно описать звук, который она издала своим низким женским баритоном во всё горло. Она не кричала. Она, вытянув шею, выла в пустоту коридора. А мне хотелось, чтобы она выла ещё громче. Полностью отдавшись своим желаниям, я где-то краешком сознания всё-таки опасался, что может открыться какая-нибудь дверь, и в этом длинном коридоре появится любопытный сосед. А могут открыться и все двери сразу. Но её соседи очевидно были очень тактичные люди. Конечно же они всё слышали и понимали. Но так ни одна дверь и не открылась. В какой-то момент мне стало смешно, когда я представил, как она утром будет с ними здороваться, ловя на себе хитрые взгляды, абсолютно не понимая причины.
Я так разошёлся, что, размахнувшись, со всей дури влепил ладонью ей по голой заднице. Шлепок получился таким звонким, что эхом вернулся с другого конца коридора. Она даже не отреагировала. Она была сейчас где-то далеко. А может быть где-то глубоко в себе. Запустив руки под халат, я поймал её болтающиеся груди, и с силой стал дёргать их на себя, стараясь ещё глубже насадить её на свой член. Она завыла громче.
Я и не ожидал от себя, что могу так бурно, а главное, так долго кончать. Она извивалась, как змея, продолжая выть во всё горло.
Когда я оставил её, она обессиленно сползла по стене на пол, уткнувшись носом в колени. Я натянул брюки и, пока она не пришла в себя, выскочил на лестничную площадку, захлопнув за собой дверь.
Прошли годы. Какие там годы? Десятилетия. У меня уже голова седая. Когда я смотрю по телевизору, как выступает эта теперь очень солидная дама, то оторваться не могу. С какой-то маниакальной внимательностью всматриваюсь в её лицо, стараюсь уловить выражение глаз. Я могу пропустить любой самый интересный фильм или передачу, но, когда показывают её, от экрана не отойду никогда. К моему удовольствию показывают её часто.
Разумеется, я для неё давно забытый эпизод из комсомольской юности, случайно встретив который, она бы ни за что не узнала. Но закончить историю хотелось бы не этим. Я не настолько наивен, чтобы полагать, что был единственным, кого она приглашала к себе. Тем более меня восхищают жители этой коммунальной квартиры. Времена-то какие были. Ведь могла же найтись подлая душонка среди соседей. Один донос напрочь мог сломать девчонке карьеру. Но, раз смогла она занять своё место на заоблачном Олимпе, значит, не произошло этого.
Вот, что значит ленинградцы! С пониманием относились люди друг к другу!