- Ага! Эльстан из рода Цветущих в Воздержанье! - прошипел один.
Окончательно Эльстан пришёл в себя лишь в Святилище. За длинным столом сидели Девятеро - Старейшины и Хранители Братства. Лица скрыты, в душном полумраке лишь мелькают глаза даже не зверей, а нелюдей.Палач стоял тут же, и при одном взгляде на него у Эльстана тут же закончился стояк, не прекращавшийся всю дорогу до Святилища. Но старейшины уже увидели всё, что нужно: с открытой головки члена у Эльстана свисала мерцающая нитка смазки.- Эльстан из рода Цветущих в Воздержанье!.. - зашелестел жуткий голос. Эльстан невольно вздёрнул голову. Этот голос знали все, он ввергал в панический страх. Спасенье от безумья было одно - не слушать. - ...И приговаривается к трём полным ударам по яйцам и десяти секундам "яйца в тиски".
Эльстана прошиб холодный пот. Всё, что угодно, только не это! Но просить о помилованье бесполезно: этим живодёрам просто нравится мучить.Палач вразвалочку подошёл к Эльстану, которого сзади под руки поддерживали поймавшие его Стражи. Нечеловеческих размеров рука протянулась к члену Эльстана, но свернула с полдороги и коснулась яиц. Палач взял мошонку так, чтоб одно яйцо выглядывало из кулака, обтянутое кожей. Медленно поднялась вторая бугрящаяся мышцами рука, и кулак размером с полговы Эльстана рухнул на его яйцо.Дикая, невыносимая животная боль пронзила правое яйцо Эльстана. Он вскрикнул и скрючился, обвиснув на руках Стражей. Но те вздёрнули его и поставили на ноги. Палач таким же манером взялся за левое яйцо, и кулак опустился ещё быстрей и, как показалось Эльстану, сильнее. Взрыв боли будто разорвал яйцо несчастного Эльстана и вышиб из выпученных глаз слёзы нечеловеческой муки... Но это было далеко не всё: отдыхать здесь не давали.Палач собрал в кулак кожу мошонки, и между толстыми и сильными большим и указательными пальцами остались оба яйца. Кулак не смог бы покрыть оба сразу, потому палач ударил основаньем ладони. Яйца Эльстана впечатались в кости пальцев палача, спружинили и, казалось, чуть не лопнули. Эльстан взвыл в голос, вырвался из рук стражей и рухнул на пол, катаясь по холодному камню и держа изувеченные яйца в руках, будто от этого станет легче.Вот это и называлось "полный удар по яйцам". А предстояло ещё два, причём для оживленья ситуации Старейшины приказали вставить "яйца в тиски" между вторым и третьим ударами.Но пред вторым ударом пришлось сделать паузу. И не потому, что Эльстан сопротивлялся (сами понимаете, бесполезно) или, например, потерял сознанье (палачи буквально умели держать разум жертвы в руках вплоть до конца истязанья). Просто от жуткой боли яйца Эльстана сжались в плотный комок, и Старейшинам это не понравилось. Они велели принести чашку с горячей водой, и палач опустил туда яйца Эльстана.От почти кипящей воды, как ни странно, стало полегче, боль ушла. Но яйца расслабились и отвисли, красные, распухшие и беззащитные. И палач этим незамедлительно воспользовался.От второго тройного удара Эльстан кричал и хрипел так, что охрип. А боль, будто размножившись в яйцах, поднялась чуть не до горла, и Эльстана начало мутить. Злые слёзы застилали глаза, он видел всё будто сквозь бельма. А яйца рвало такой болью, что хотелось оторвать их совсем и отбросить подальше, чтоб... о, как больно!.. никогда не испытывать и десятой боли подобного.Настало время "тисков". Как правило, это были самые настоящие тиски (одному парню, провинившемуся тем, что отымел другого, в таких тисках реально раздавили яйца, даже тогдашнему палачу, наверно, стало неприятно). Но для первого раза Старейшины обходились руками палачей.Когда палач взялся руками за яйца и стиснул так, будто душил кровного врага, Эльстану показалось,... что его всего засунули в тиски, причём боль со всего тела почему-то сосредоточилась именно в яйцах. Он орал и извивался, рвался из рук палача и Стражей так, что пришлось пригласить ещё двоих. Эльстана уложили на пол, сев на руки и на ноги, и палач, всё это время всё сильней и сильней давивший яйца несчастного, продолжил.Эльстан был уже не в состоянье что-либо соображать, и лишь одна мысль ожгла затуманившийся рассудок будто раскалённым железом: сейчас будет третий удар! Палач, поднятый с постели средь ночи, уж постарается показать пареньку, как на самом деле вредно дрочить. Недаром же Таарег, переживший однажды такую процедуру, к члену не прикасался, даже если тот ныл сильней, чем яйца в руках палача. (А когда Таарегу было четырнадцать, и его, дрочившего, застукали, в Святилище служил палач не чета нынешнему. Того боялись даже Старейшины: во время одной экзекуции палач по необычным движеньям одного из Старейшин понял, что у того стоит и капает. И рванул яйца так, что, очнувшись чрез часок, Старейшина счёл необходимым уйти на заслуженный отдых. Ибо зачитывать приговор писклявеньким голосишкой - весь Совет смешить.)Сходящему с ума Эльстану показалось во время третьего удара, что весь он - одни сплошные яйца, и на каждое назначен отдельный палач. Когда палач, напоследок долбанув так, что мелко задрожал каменный пол, поднялся, а Стражи освободили конечности Эльстана, тот свернулся в тугой клубочек, всхлипывая и стеня, не решаясь больше шевелиться, ибо даже кровоток под кожей пронзал яйца отзвуками адских мук...У Стражей и Старейшин была ещё работёнка: в аккурат пред третьим ударом Эльстану в Святилище доставили двоих парней, шестнадцати и семнадцати лет, застигнутых, когда дрочили друг другу. Старейшины плотоядно потёрли холёные ручки: парни попадались далеко не в первый раз. Палач, надолго успокоивший озабоченного Эльстана, радовался.Двое парней облегчили ему работу: по Уставу Священного Братства парни половину ударов сначала нанесут друг другу - доставляли же удовольствие, пуская теперь причиняют боль. А не причинят... ну, тут уж придётся поработать. А после этого Эльстана и так кулаки болят. Можно вон тисочки из подвала принести - Старейшины возражать не будут. Не возражали же, когда тогдашний палач раздавил яйца нынешнему...