«Дорога в Ад выстлана
благими намерениями...»
Так оно и есть. Добро и зло, ад и рай... «Не будет зла, не будет и добра»! Всё взаимосвязано в этом бренном мире. А ещё сюда прилагается наша импульсивность и то, что мы до сих пор не приручили того зверя, который живёт в нас. Мы можем быть хорошими и добрыми, но потом вдруг...
Раз — что-то щёлкает в мозгах, и мы уже всё видим глазами спрятавшегося в нас эгоцентричного зверя.
Два — ты не можешь или не хочешь загнать его обратно туда, в глубину и он начинает брать верх.
Три — из-за своих желаний или похоти ты подчиняешься ему...
Ведь это так просто потом свалить всё на сложившиеся обстоятельства или состояние аффекта... И вот ты, уже действуешь не думая или как говорят думая причинным местом, без оглядки на нормы морали и цивилизованность. Именно так, как делали наши далёкие пращуры или делают животные, хотя, надо признаться, что и у последних бывает верность и подобие какой-то человечности.
* * *
Было 31 декабря, до Нового года оставалось всего ничего. Дочь, студентка первого курса собиралась встречать праздник с подругами. Конечно, я не мальчик и понимаю, что кроме подруг там буду и друзья. И что они там будут делать... Об этом лучше не думать.
— У неё есть хоть какая-то определенность, — подумал я, смотря, как хлопочет Леночка, собираясь на праздник, — ну а у меня как у Высоцкого: «Выхода нет, есть только вход и то не тот!».
Моё приглашение для встречи Нового года с друзьями подруги, аннулировано! Сам я разведен, а дочь живёт со мной. Почему? Видите ли, у меня слишком пуританские взгляды на взаимоотношения мужчины и женщины. И по мнению, моей уже бывшей пассии это проявилось, когда я застукал её в постели с тренером по фитнесу. Знакомые слова сих пор режут ухо:
— Это только секс, для снятия напряжения! А жить и быть я хочу с тобой... — притом, что она продолжала изображать ковбоя на его члене...
Я развернулся и ушёл. Она звонила несколько раз. Я не брал трубку. Потом мы встретились. Нет, мы не ругались, но и не миловались. А та пощёчина, когда я назвал её шлюхой, оказалась последним разорванным звеном в наших отношениях.
Итак, что у нас в пассиве:
— Я остался один!
— Мне не с кем встречать Новый год!
— Ну и «весёлые» выходные в количестве одиннадцати дней...
— И последнее, яйца прямо лопаются от напряжения и избытка спермы...
Каков актив:
— Бутылка водки и шампанского в холодильнике...
— Есть телевизор.
* * *
Решив, что мне уже ничего не может помешать начал разговляться. Приготовил нехитрую закуску: положил в блюдце икры, заморской кабачковой; начикал сала и колбаски; порезал сыра. Потом достал из холодильника тут же запотевшую водочку и налил стопку. Как это ни странно, пошла она хорошо. Закусив бутербродом с «импортной» икрой, налил себе ещё. Так и сидел около телевизора, помаленьку попивая водку, временами выходя на балкон покурить.
Не сказать, что я окосел, но меня стало пробирать. Где-то около одиннадцати вдруг позвонили в дверь. Никого, не ожидая, я вздрогнул. Потом пошёл и открыл дверь.
За дверью стояла Алина подруга дочери. Насколько я знаю, она жила в общежитии и как она здесь очутилась, я не понял. Она была вусмерть промерзшая, зареванная и выпившая.
— Что случилось? — поинтересовался я, отступая в сторону и давая ей зайти.
— А Лена дома? — сквозь слёзы проревела она, проходя в коридор.
— Нет, ушла к друзьям...
— ... — ещё громче разрыдалась она.
— Да, что случилось?
— Он меня бросил... Променял на какую-то шалаву... Я убежала, а когда вернулась... Он ушёл с той стервой...
Посмотрев на её дрожащие губы почти синего цвета, я приказал:
— Давай проходи. Я тебе для сугрева налью и горячую ванну наберу. У тебя же зуб на зуб не
попадает...
— Я домой пойду... — завыла она белугой, но не двинулась с места.
— Не дури! Давай проходи, сто грамм и в ванну. Я сейчас воду пущу, снимай обувь...
Я перевёл взгляд вниз и у меня по спине побежали мурашки. (Я знаю, что вы подумали: красивые ноги; короткая юбка; в квартире никого...)! А вот и нет! Эта молодая дурочка была в капроновых колготках! А ещё днём температура на улице упала до минус пятнадцати, а сейчас стала не меньше минус двадцати!
Она нагнулась, пытаясь расстегнуть красивые, но на «рыбьем смеху» сапоги. Только замерзшие пальцы не слушались. Я встал на колени, молодые любят преклонение, и, расстегнув, стащил сначала один потом второй сапог. Её маленькие ступни были не теплее рук. «Рыбий мех» и тоненькие носочки!
— Да о чём эти дуры думают, — пронеслось в голове, — им же ещё рожать! Простудят всё, а потом лечатся!
Провел её на кухню, посадил к батарее, щёлкнул чайником и побежал набирать ванну. Когда вернулся, она сидела, сгорбившись, положив руки на горячую ребристую поверхность батареи. Быстро прошёл в комнату и притащил свою закусь с оставшейся водкой. Для начала плеснул её почти полный стакан и заставил пить. Пару глотков она сделала, как будто не замечая, что пьёт. На последнем подняла глаза, и я увидел, как они расширились.
— Пробрало! — понял я.
Глотнув, она раскашлялась.
— Что это? — давясь, промямлила она.
— «Сибирская», — ответил я, — сорок пять процентов спирта, самое то когда промёрз!
Не вступая в дальнейший разговор, плеснул водки себе на руки и стал растирать Алине руки. Когда она заскулила от боли, выдал:
— Давай снимай колготки, ноги тоже разотру.
Она приподнялась, а я, не говоря ни слова, залез под коротенькую юбку и, нащупав резинку, стянул колготки почти до колен. Вместе с ними из-под подола показались и трусики.
— Ой, — покраснела она, пытаясь натянуть трусики обратно.
А мне было не до её белья. Я, сняв и бросив на пол колготки, уже растирал водкой её ноги начиная со ступней.
Когда она начала вырываться, почувствовав боль, отпустил её и пошёл в ванну посмотреть как там вода. Набралось уже больше чем полванны, и я крикнул:
— Алина иди сюда! — а когда она приковыляла, показывая, продолжил, — вот полотенце, там всякие гели, но лучше просто садись в ванну и грейся. Будет чудо, если ты не сляжешь... — и, повернувшись, ушёл в кухню.
Уже оттуда я прокричал:
— Сейчас чайник закипит, и я тебе с малиной чайку намешаю!
Достал банку, положил малины в чашку, налил чаю. Вздохнул поплывший по воздуху аромат. Потянуло холодом из открытой форточки. Резко по ушам ударил вой ветра за окошком, и у меня всплыл в памяти, казалось, хорошо забытый инцидент. Я встал как вкопанный вспоминая. Тогда был неновый год, но тоже холодно. Как мне помнится, где-то середина февраля...
* * *
Я поругался со Светой, моей девушкой и на ходу натягивая осеннюю курточку, выскочил на улицу. Кстати, тогда то же похолодало и «одет, я оказался не по сезону», днём было тепло. Прошатавшись с час по улице, забрёл в забегаловку, где для согрева выпил две по сто. Потом добавил пива. Через час я так раззадорился, что решил идти выяснять отношения. Но вот решимость закончилась на полпути до её дома, и я долго слонялся вокруг, не смея зайти, пока не замерз вусмерть. Когда у меня застучали от холода зубы, я решился.
Зашёл, позвонил. Дверь открыла её мать: Любовь Семеновна. Они жили вдвоём, и я считал её старой, всё же сороковник разменяла, хотя её вид меня всегда возбуждал. Невысокая, довольно стройная для своих лет. Подтянутая с короткой прической и огромными прямо безразмерными грудями. И ещё. Она не носила дома лифчик, а все халаты были, как бы сказать со встроенным лифом, и большим декольте... Так что при любой возможности я незаметно заглядывал туда! Но, увы, самое большое моё достижение в этом было то, что я увидел один раз кусочек темного ореола около соска. Не сказать, что я хотел её трахнуть, но вот притягивала она меня точно!
Увидев меня в таком состоянии, она заставила меня снять курточку и потянула в ванну. Пока наливалась вода, стала раздевать. Если честно-то в тот момент я был больше похож на новорождённого промёрзшего телёнка, а не на желанного кавалера. Когда дошла до трусов, воды было уже полванны.
— Давай залазь, — приказала она, кивая на ванну, а я чая с малиной сделаю, и вышла...
* * *
Тряхнув головой, я прогнал воспоминания, хотя мой член встал и топорщил трико. Пришлось даже сделать майку навыпуск, чтобы прикрыть это «безобразие»... Подойдя к двери, я стукнул в неё костяшками пальцев и тут же вошёл. Непроизвольно пробежал глазами по телу, покрытому водой, и отвёл глаза. То, что я увидел, завело меня ещё больше. Вполне сложившееся тело с приличными грудями и аккуратно подбритым лобком в виде широкой чёрной полоски.
— Ты как? — пытаясь скрыть дрожь желания, произнёс я.
Она подняла на меня осоловелый взгляд. Будто пытаясь вспомнить: кто я; что она здесь делает.
— Ничего... — произнесла она, — согреваюсь, — не попытавшись даже прикрыться.
— Я чай с малиной принёс, — протянул ей кружку.
— Спасибо... — она, чуть привстав, вытащила из воды руку, а я смотрел, как мягко колыхнулись её груди и вылезли из-под воды небольшие розовые соски.
И опять меня унесло «в тогда»...
* * *
— Можно? — раздался голос из-за двери, — я чай принесла, — и Любовь Семеновна как-то ловко скользнула в дверь.
Я сфокусировал на ней взгляд.
— Согреваешься? — задала она вопрос, — вот выпей, — и, наклонившись, протянула мне чашку с чаем.
Запах малины, тихое шуршание ткани и мой взгляд уперся в вырез её халата. Натянутая на груди ткань провисла, а белые груди, следуя закону всемирного тяготения, попытались принять вертикальное положение. В просвет между тканью халата и телом я впервые ясно увидел её соски. Не розовые, а почти черные на фоне материи. И понял, почему под материей они казались неправильной формы. Они проколоты и на них был пирсинг: штанга с двумя шариками. Желая потянуть время и насладиться прекрасным видом, я не сделал ни одного движения.
— Возьми чашку, — она тронула меня за плечо.
Я увидел, как качнулись груди, а соски скользнув по лифу, вдруг приобрели чёткую форму и набухли. Опять уже более настойчивый тычок в плечо:
— Бери, я говорю! Ты что с открытыми глазами спишь?
А я завороженно продолжаю смотреть вразрез её халата, отмечая каждое движение и любуясь ее перлами. Тогда она опустила руку в воду и ухватила меня за кисть, потянув наружу. Это касание как будто разбудило мой организм. Я почувствовал такое звериное желание, мой пенис, до этого пребывавший в спокойном состоянии, воспрял. Краем глаза я видел, как из воды показался член, набухая и поднимаясь выше. Крайняя плоть медленно соскальзывала, вниз оголяя раздувающуюся почти бордовую головку. Время как будто замедлилось. Я видел: как скосились её глаза, заметив движение; как расширялись зрачки; а соски прямо закостенели, натянув кожу и приподняв шарики штанги. Дыхание участилось. А моя рука сама собой продолжила движение вверх и ухватила её за сосок прямо сквозь ткань и сжала его... А дальше всё пришло в движение и очень быстрое. Выпавшая из рук чашка упала в воду, она ойкнула и мне по щеке прилетела затрещина.
— Ты что удумал?! — как-то не убедительно и визгливо прозвучал её голос.
Она, выпрямилась всё ещё продолжая смотреть на моего эрегированного красавца. Пальцы соскользнули с ткани, и словно со стороны я услышал голос:
— Ты такая секси...
— О-о-о... — как бы подавилась она, одной рукой прикрыв, рота второй грудь в районе соска...
А я уже стоял в ванне, на целую голову, возвышаясь над ней, а мои руки тянулись к её телу. Вот я привлек и прижал её к себе, ощутив напряженность во всем теле. Тяжелое дыхание, сопровождающее попытку вырваться из моих объятий, и почти мгновенная капитуляция, когда наши губы сомкнулись. Её руки обхватили мою спину и скользнули вниз. Одна нежно царапала ноготками ягодицу, а вторая переместилась вперёд. Её пальчики обвили мой орган и стали медленно и бережно дрочить его. Она застонала, плотнее прижимаясь ко мне, а я, лихорадочно расстегивал пуговки халатика пытаясь добраться до пленившего меня тела...
* * *
Рука непроизвольно потянулась к ближайшему соску, но я усилием воли успел поменять направление и просто окунул её в воду. Поболтав кистью в воде:
— Может, горячей воды добавить? — произнёс первое, что пришло в голову, отводя взгляд.
— Нет и так жарко... — словно очнулась она.
Лицо из красного стало вдруг пунцовым, и она развернулась ко мне боком.
— Не смотрите так... — прошептала она.
— А я и не смотрю, — неуверенно прошептал, и вдруг произнеся хриплым голосом, — мне так охота тебя обнять и...
— Поцеловать, — каким-то детским наивным голосом продолжила она, и протянула ко мне руки.
Краем сознания я понимал, что это нельзя делать... Надо отшутиться, быть может, даже погладить её по голове, ведь она ровесница моей дочки. Но тот, который сидел во мне, уже перехватил инициативу и я просто не хотел ему препятствовать... Подчиняясь и радуясь предстоящему! Встав на колени, перевесился через край ванны, чувствуя, как желание и похоть, прокатывается по телу заставляя дрожать в предвкушение каждый мускул, каждую клеточку моего тела. Нежно взял её за голову и, утонув в широко раскрытых карих глазах, припал к горячим прямо таки зовущим губам...
Одна рука, скользнув по шее, ухватила и сдавила сосок. Всеми фибрами своей сволочной души, а как ещё можно это назвать, я ощутил дрожь желания, прокатившуюся по её юному телу. Красная муть застлала глаза... Дальше всё мелькало как в кадрах хроники: вот мы стоим, обнявшись, целуя, и лаская друг друга; я вытираю её гибкое тело мягким полотенцем, не забывая ласкать горячую кожу губами; она у меня на руках и я несу её, крепко прижав к себе; вот я сдергиваю покрывало с кровати дочери, так как она ближе к ванной и её не надо расправлять как мой диван...
* * *
Я буквально сорвал с неё халат, при этом порвав пояс. А кому, какое дело до пояса, когда на кону более заманчивые преференции.
— Да-а! — застонала она, подставляя свои груди и соски под поцелуи.
— Класс! — мои междометия перемежались лаской её сосков.
Соски, вообще, удобно сосать, а эти с пирсингом... А уже через минуту рука скользнула по животу, забираясь к ней в трусики. Её ножки раздвинулись, позволяя мне вволю покомандовать в промежности. Простые белые хлопчатобумажные трусики плотно прижимали ладонь к лобку. Пальцы скользнули по жёстким волосикам и очередной сюрприз... Горизонтальное колечко с камушком на проколотом клиторе!
Не знаю, что меня больше возбудило: обнаруженное кольцо или её пальчики, умело массирующие и ласкающие член, мягко перекатывающие яички в мошонке. Он прямо задеревенел, а тестикулы «раздулись и зазвенели»! Я только и успел провести пальцем сверху вниз между её половых губ, как она вырвалась. Отступила и, нагнувшись, стала целовать мой член. Я замер. Конечно, я знал про такое: видел в кино, много выслушивал от «бывалых» друзей; но вот сам не сподобился...
Она делала это исступленно, в каком-то неистовом запале, бессвязно твердя:
— Да... Как давно... Уже забыла... как это хорошо!
— Давай... Классно... — вторил уже я, буквально выгнувшись вперед.
Мои руки гладили её голову, шею, плечи. А сам я пытался податься вперед к ласкам. Мои колени и верхняя часть бёдер уже прижалась к бортику ванны, но, балансируя на грани падения, я всё тянулся вперед. Любовь Семёновна, не прекращая ласки, рухнула на колени и подползла вперёд сразу заглотив мой орган до самых яиц. Её полуприкрытые глаза были шалыми. Она упоенно делала мой первый в жизни минет.
Я чувствовал, как головка члена плавно скользит по языку до самого горла, упираясь там в нёбо. Её голова энергично двигалась вперёд — назад, иногда поворачиваясь чуть вбок. И тогда на щеке вдруг «вздувался флюс» от уткнувшейся в неё головки. Я обхватил её голову, помогая и направляя движение.
А она одной рукой сжимала груди, крутя и оттягивая соски за золотистые гантельки, а второй оттянув боковую резинку трусиков, ласкала вульву. Хрипы, чмоканье, бессвязные возгласы и тяжелое дыхание заполнило маленькое влажное помещение.
Увлекшись, я только в последнее мгновение сообразил что приехал:
— Кончаю! — торжественно просипел я и попытался отстраниться, что бы сперма ни попала в мою, вероятно, будущую тёщу.
Но она словно ждала этого, и вцепилась в меня как клещами, не выпуская фаллоса изо рта. Моя мошонка сделалась маленькой, а яички такими большими... Все мышцы напряглись, и благостные спазмы, охватившие тело, заставили выплескивать сперму ей в рот. Раз за разом. А Любовь Семёновна, продолжая всё так же нанизываться на меня, стала захлёбываясь от усердия её глотать! Часть, вытесняемая ходившим во рту членом, выступила в уголках губ, текла по подбородку, капала на груди... Мы замели, я прижал её голову к телу, не покидая его. Приятные спазмы оргазма всё еще раздирали моё тело, доставляя мучительное наслаждение.
А потом она стала вырываться, и я отпустил её. Откинулся назад, в истоме привалившись к стене. Она сделала несколько натуженных вздохов, и с нежностью посмотрев на меня, почти промурлыкав:
— Я надеюсь, ты ещё не выдохся? Можно было бы продолжить в более удобном месте... У меня в кровати, например?! — ворковала она, собирая пальцем капли спермы и смачно облизывая его.
— Вряд ли... — хотел я сказать, но мой организм был другого мнения!
С удивлением обнаружил, что мой поникший орган опять встаёт в стойку, а сам я, прямо до дрожи в коленях хочу её трахнуть!
— Вот чем мне молодые нравятся! — чуть не пропела она, протягивая руку и поглаживая фаллос.
А я, вспомнив, кем является эта женщина и мне стало нехорошо. А потом представил, что сейчас откроется дверь и войдет Света... Аж передернул плечами. Но вот мой организм отреагировал на эту фантазию по-другому. И без того напряженный задрожал, чуть покачиваясь, головка вылезла из крайней плоти, а до предела натянувшаяся кожица буквально заблестела.
* * *
Сидя около лежащей с закрытыми глазами Алины я гладил её поджарое тело. Моя одежда валялась на полу, а член торчал под углом вверх похожий в сумраке на дубину. Она тяжело дышала приоткрытым ртом. Мелкая дрожь волнами расходилась от мест касания руки горячего тела. Я нагнулся, поцеловав её носик, а потом припал к губам. Она, обвила мою шею, отдаваясь, поцелую, а её язычок быстрой змейкой проник в мой рот. Я сжал розовые сосочки, она всхлипнула, теснее прижимаясь ко мне. Рука скользнула по задрожавшему от прикосновения животику и прижалась к лобку. Коротенькие волоски мягко проскальзывали под ладонью. Я, ухватив за них, потянул руку вверх. Явственно чмокнула, и тело Али задрожало, а бёдра стали двигаться. Она, как бы стремясь прижаться к моей ладони, простонала:
— Ну что ты со мной делаешь?!
— Пока ничего! Только ласкаю... — прошептал я ей на ушко.
— Про-дол-жай... — почти по слогам произнесла она, отдаваясь ласкам.
Мои губы пробежались по шейке и двинулись к не очень большим, но упругим как мячики грудям с торчащими вверх и в стороны соскам. Поцелуй, с захватом соска губами...
— Да... Ещё... Вторую...
— Конечно, — я перекинулся на второй сосок, а потом опять приник к первому.
— Меня так никто не ласкал... — с придыханием признательно выдохнула Алина.
— А животик тебе целовали? — приник я к ложбинке пупка, запуская туда кончик языка.
— Не-е-ет... — она дёрнулась.
— А здесь? — я, вывернувшись, подхватил её под коленки, поднял ноги вверх и развёл в стороны. Не дожидаясь ответа, провел горячим языком между влажных от воды и соков пухлых губ.
— Не-ет... — переросшее, — в да-а-аа! Ещё!
Опустив ножки вниз я, уже без понуканий обрабатывал языком и губами «возбужденную» вульву. Она крутилась в моих руках: то, пытаясь увернуться от избытка чувств; то, наоборот, выпячивая промежность, стараясь усилить контакт между моим лицом и своей киской. Она уже не говорила, а только стонала, иногда переходя в торжествующий крик. А когда мой твердый язычок проник в её пещерку, она замерла. Мышцы живота ритмично задергались и, закричав, она стала кончать, забившись как в судороге на кровати. Руки, раскинутые в стороны, комкали одеяло, голову мотало с бока набок, маленькие ступни сучили по простыне, как будто пытаясь содрать её с постели.
И словно апофеозом произошедшего в забытый дальней комнате включенный телевизор начал «бить курантами»!