Фаза — первая...
Семейный разговор с мамой.
Раздался узнаваемый звук щёлкнувшего замка, потом открываясь, знакомо скрипнула дверь. Шуршание одежды, пара шагов, опять скрип двери, уже закрываясь.
— Привет! Дома есть кто? — голос мамы.
— Привет ма... — воскликнул я, отрываясь от тетрадки, в которой делал запись.
— Ты один? — вопрос сопровождался шагами и шорохом материи.
Раздевается, понял я.
— Да! Отец ещё не пришёл. Кстати, он не мог тебе дозвониться. Позвонил мне. Сказал что у них мероприятие, придёт в девять...
— Ага... Опять пиво пьют... — весело прозвучал мамин голос.
За спиной раздались шаги, остановившиеся рядом со мной, и голос матери произнёс:
— Что опять много задали? Я же говорила, что надоть поступать в университет... Щас бы дергал за сиськи сокурсниц, и в потолок плевал!
— Ну что ты ма! Хоть где учиться надо, а девок за титьки дергать можно и здесь, в свободное от учёбы время, — наставительно произнёс я, — да я и не к занятиям готовлюсь...
— Господи, — похоже, всплеснула руками, она так всегда делает, когда волнуется, — опять квалокиум...
— Коллоквиум, — машинально поправил я её, — нет. У меня завтра другой вопрос. Вот и готовлюсь.
— Учись сын, учись! — погладила она меня по голове. — Ты мой умница-разумница! Выучишься, сисдминам станешь, — и вздохнула...
— ... — теперь вздохнул я, и снова, поправляя её, произнёс — системным администратором компьютерных сетей, сисадмином...
— Ну, так я так и сказала, — выкрутилась она, а потом, всполошившись, продолжила — что за экзамен-то в ноябре? — и заглянула в ноутбук.
Я, сделав очередную запись, повернулся к ней.
— Ага! — хитро поглядывала она на меня, — знаешь ведь, что обманывать старших нехорошо!
Лицо её отрешилось от бытия, став одухотворенным.
Всё же мамка у меня молодец и красавица! Я не уставал опять и опять любоваться ей! Даром что сорок лет стукнуло! Стройная, высокая, черные волосы почти до пояса «вороным крылом» падают за спину, большие и тёмные почти чёрные глаза... Огромные и длинные ресницы и тонкие ниточки бровей над ними. А какие губы! Красные без всякой помады, в меру пухленькие, так и хочется их целовать и целовать...
— А кто обманывает? — вернулся я из созерцательного ступора.
— Вона! Порнушку смотришь! Про меня забыл! Хоть бы позвал, старенькую, глянуть одним глазком!
Я оглянулся на экран. Стоп-кадр показывал, как парень ласкал своей ещё более молодой подружке титьки. Одну рукой, а другую, засосав ртом.
— Это ты-то старенькая? — не удержался я, — а кто на медне папаню чуть до инфаркта не довёл? Давай ещё, хорошо, но мало... Секса много не бывает... — передразнил я её.
— Ну, перестаралась... — смутилась, покраснев мама, — но ведь его дома целых два дня не было! Проклятые командировки... — оправдываясь, она пустила слезу.
И тут же «перешла в наступление»:
— Ты от темы-то не уходи! Во ещё умник! — ласково проворчала она, — смотришь? — кивнула на экран, — и один! — тональность повысилась.
— Да, я ж для дела! — пытаюсь оправдаться.
— Увижу, что дрочишь, прибью! — показала она мне кулак, — давай колись! А то за спиртовкой и плоскогубцами пойду! И иглы возьму... — шутливо пригрозила она.
— Да я и не скрываю ничего, — заныл я.
В это время мамочка распахнула полы халатика и стала растирать живот и груди покрытый красными следами от тесного корсажа и лифа.
— Ох и чешется... — пожаловалась она, — сил мои дамских нетути!
Я любовался её стройным телом с чисто эстетической точки зрения. Ведь она моя мама и я её уважаю.
— Говорил же тебе — выбрось этот корсет! Не нужен он тебе. Ты и так красивая! — завёл я старую песню, — а ты... — толстая стала, он меня стройнит!
Она глянула вниз, рукой даже чуть приспустила трусики, продолжая второй растирать груди:
— Вона! Живот торчит! Растолстела!
— Тебя не переубедишь, — я ласково провёл пальчиками по якобы торчащему животу, — и где здесь что торчит?
Она с трудом собрала пальцами на животе тонкую складочку жирка, поверх мышц и довольно ткнув пальцем, произнесла:
— Во! Видишь... — а лицо стало грустным...
— Слушай, — устало сказал я, — а ты сходи в общественную баню и посмотри там, на ба..., женщин, — поправился я, — вот и увидишь толстых!
— Так ты что? Подглядывал в женской бане?! — опять запаниковала она.
— Нет! — отрезал я.
— Теперь верю! Прямо вылитый отец! Тот, так же! Сказал как отрезал! — умилилась она.
— Хватит чесаться... А то расцарапаешь кожу, опухнет, хуже будет. Или лучше кремом смажь, полежи, дай отдохнуть телу от «удавки».
— Пойду, пойду сыночек, — она крепко ухватила меня за ухо и потянула, — только ты ещё не закончил объяснение, почему ты мамке врёшь?!
— ... — опять тяжело вздохнул я. — Так всегда! Пока все точки над «И» не поставит, не отстанет.
— Я жду... вся во внимание, — и её взгляд начал буквально «буравить» меня, — а ухо, за которое она тянула, зарделось.
— У меня есть друг, — я смутился и поправился, — то есть подружка...
— Гёрфренда?! — заинтересованно перебила она меня, отпуская ухо, — а ты мне ничего не говорил!
— Пока... — я судорожно сглотнул, — пока нет... Просто подружка... — и продолжил, с трудом подбирая слова, — она хочет, что бы я её дефлорировал, — и потупил взгляд...
— Малолетка, что ли? — в голосе мамочки зазвенел металл.
— Нет! У неё завтра днюха! Исполняется восемнадцать! — заверил её я.
— Тогды, ой! — повеселел её голос, — и что? В чём проблема?
— Да вот смотрю, как правильно это сделать! — выпалил я.
Она укоризненно посмотрела на меня, продолжая поглаживать и мять свои превосходные груди пятого размера.
— И что ты в этом ящике собирался увидеть?
— Ну... — потянул я, — технику исполнения, приёмы, позы...
— Знаешь, — она задумалась, — странно всё у вас... Сама хочет... Не гёрлфренда... Ты бы лучше с отцом поговорил, а?! Конечно, всё «быльём» поросло! — лицо её стало мечтательным и таким детским, — он ведь когда-то был «первым парнем на деревне»... Скока девок спортил, пока на мне не женился... Вот энто он умеет.
Я слушал её внимательно, мне всегда нравилось, как она говорит, когда волнуется. От её говора так и веяло простой деревенской жизнью. А перед глазами вырисовывался зелёный луг, молодые девки с граблями и вилами, прямо «кровь с молоком». Румяные и здоровые, большие титьки «рвут» кофточки на груди. Ни чета нынешним... Парни с длинными чубами в картузах и кургузых пиджачках — «роящие» вокруг них. Все поголовно с гармошками и балалайками! В хромовых, скрипящих сапогах., и стильно, смятыми папиросками в зубах... Сказка, и только!
— Да хватит свои тити мять! — воскликнул я, возвращаясь из грёз, — отец вернется и «намнёт» тебе их, да и не только их...
— А что тебе не нравится? Наша квартира, хочу — титьки мну, хочу — голая хожу! Ты против?
— Да, нет... Жалко если кожу расцарапаешь...
* * *
У меня родичи простые. Когда мы случайно в Италии попали на нудистский пляж. То они запросто разделись, вызвав одобрительный гул и восхищенное перешептывание среди отдыхающих. У отца за размер органа, а мамы за прекрасную фигуру и большие груди. А потом, когда к ней попытался подкатить какой-то «чернявый», так разукрасил ему физиономию, что любо-дорого было посмотреть! Вот тогда я с гордостью сказал:
— Мы из России! Я русский!
Даже подошедший секьюрити пляжа ничего не сделал, когда папа в исконно национальных идиоматических выражениях пояснил ему ситуацию с «чернявым». А только восклицал:
— Su! Quеsti russi fаntаstiсi! Quаlе dоnnа соn i реtti suреrеnоrmi! L"uоmо sаnо соn diсk grаndе! — или что в этом роде...
Да и сам он выглядел несерьёзно, по сравнению с отцом. Низенький толстый, чернявый перепоясанный ремнем с наручниками и баллончиком «Черемухи» на нём, в огромных солнцезащитных очках, и бейсболке с большим «аэродромом» вместо козырька... Плюс, наголо выбритый лобком и мошонкой.
(Чисто «южный торговец» на нашем базаре)!
* * *
— Так вот, — повторила она, — придёт отец, с ним и побеседуй. Большой специалист по девкам... Был когда-то, или... — она грозно сжала кулак, — оборву ему всё и яйца откручу, коли что узнаю!
Я, видел её решительные жесты, и понял: «Она «оборвёт», всё и вся... Ведь до сих пор ещё мешки с картошкой по сорок килограмм спокойно таскает!».
Фаза — вторая...
Объяснения отца.
Папаня пришёл, как и обещал в девять. С этим у нас строго. Обещал, «из кожи вон», но выполни!
— Явился! — вышла из кухни ма...
Помня о тяжелой руке «закона», то бишь маминой... Отец подобрался и зачастил:
— А что? Я обещал в девять! И пришёл. Всего пивка попил. Как стеклышко!
— Шляешься там с «друзьями», а у сынули проблемы! — грозно продолжила она.
— Мог бы и позвонить... Усей бригадой подъехали и всем бы «наваляли»! В чём дело сынок? — обратился он ко мне.
Но слово на «собрание» как всегда взял «докладчик»:
— У него завтра дефлорация гёрлфренды, помочь надо!
— Да я завсегда рад... — начал потирать руки отец, — старый конь борозды не попортит! — резюмировал он. — Когда, где и сколько? Мы с тобой сынок их всех удивим!
— Уймись старый! Чтобы я такие глупости больше ни слышала! — начала «закипать» мама, — я тебе сейчас скалкой вот двину... — и, передразнивая батю, повторила, — когда, где и сколько?! Совет ему нужен, а то, что ты предлагаешь мне и самой мало! Ой, дождесси у меня... Откручу все причиндалы!
— Полно тебе, красава моя! Я просто так гутарю, ты всё неправильно поняла... — продолжал успокаивать папа разбушевавшуюся хозяйку. Сейчас я помоюсь, перекушу, и мы поговорим сынок, — уже доброжелательно произнёс отец.
— А мы все ещё не ели! — вставила свои «пять копеек» мама, — голодные ждали, пока ты там пиво хлебаешь!
— Хватит вам, — встрял я в перепалку, — уймитесь и пошли ужинать.
* * *
— Стало быть, так сынок, — начал отец...
— Подожди, — прервала его ма, — сейчас «накатим на грудь» по рюмашке и... Всё же сурьёзный разговор!
— Це дило! — потёр руки папа, — а то на сухую...
— Губу закатай! — отрезала мама, доставая бутылку «Путинки», — ты свою норму на сегодня пивом выбрал. Это нам с сыном, — и обращаясь уже ко мне, — будешь?
— Если только пятьдесят грамм, не больше. Разговор серьёзный, надо быть трезвым...
Папик сник. Так жёстко мамуля его ещё ни разу не «рубила». Решив помочь, попросил:
— Ему то же налей... — киваю на отца, — он же не для себя старается!
Зыркнув на меня она задумалась, но достала три рюмочки и банку солёных огурчиков.
— Ладно... Ох уж мне эта мужская солидарность...
Разлили, выпили, смачно захрустели огурцами.
— Так вот сынок... Главное, уверенность! Прижми её к себе крепко как только сможешь, потрись телесами, целуй взасос, а как сомлеет ты её в стог и вали! А дальше совсем всё просто. Ещё потискай, сиськи помни и ставь раком. Затем юбку на плечи, панталончики с её до колен спусти и вперёд! — он гордо глянул на меня, — понял?
А у меня только челюсть и отвисла, от такого объяснения.
— Ну а, которое вперёд, это как? — уточняя, переспросил я.
— Как птички, ну и суслики, наверное... — недоумевающе уставился на меня батя.
— Да ты толком можешь сыну объяснить: что, где и как делать? — встряла мама.
— Так, я же всё сказал... — недоумённо изрёк отец и посмотрел на меня, потом его озарило, — так ты сынок, что с бабой-то ещё не был?!
— ... — кивнул я, чувствуя, что краснею...
— Дела-а-а... — потянул он, — видишь жена, до чего твоё женское воспитание довело? Он в институте учится, а бабы не пробовал! — и стукнул кулаком по столу.
Мама растерялась, покраснела... и выдавила из себя:
— Я же не думала... Мы в деревне по сеновалам и сараям лет с двенадцати бегали...
— Думать надо. Ну-ка, жена, давай наливай ещё. Вопрос-то совсем сложным оказался. Это вам не шашкой на коне махать...
Налили ещё по одной, «опрокинули», опять похрустели огурцами.
— Ладно, — решил отец, — начнём сначала! Что такое кот-и-ус ты хоть знаешь?
Я недоумённо посмотрел на него и переспросил:
— Кот-и-ус? А, может, коитус? — уточнил я.
— Да как оно называется всё равно, — решительно выдал «наставник», — ебаться, оно и в Африке ебаться! Знаешь или нет?
— Ну, в компе видел...
— Ну, видел... — горько передразнил он меня, — но сам не попробовал! — и, обращаясь к матери, — твою «ять»! Наделала ты делов дорогуша!
— Сам хорош! Пиво пить с друганами — время есть! А с сына научить — нет!
— Ну, виноват... У нас тогда всё проще было... Меня вон в тринадцать тетя Марфа позвала в погреб помочь кадку передвинуть, мы и «двигали и двигались» целый час!
— Ах, она сука старая! Проститутка деревенская — выпалила мать, — а я-то до сих пор голову ломаю, почему все пацаны за ней гурьбой ходили... Во прошмандовка, местного разлива!
— Не кипятись мать! Сама-то, поди, с Егорычем начинала? — и хитро глянул исподлобья.
— Во, Штирлиц нашёлся! — удивилась мать, — откель знаешь?
— Да сеструха рассказывала, как он ей на колокольне «святого духа» показывал! Да я и сам помню соседке Лукерье на «Яблочный Спас» показывал в храмовом саду зарождение осени...
— Это которой? — вдруг заинтересовалась мать.
Отец вдруг погрустнел и отвернулся, а наша хозяйка взъярилась:
— Ты смотри сын! Я на сносях тобой была, а он соседской мелкой потаскушке около храма господнего — возрождение показывал. Вот ведь тайна века!
Поняв, что разговор уходит в воспоминания, я взмолился:
— Хватит вам ругаться. Всё в прошлом! Давайте по делу...
Разгоревшаяся было баталия, в которой, конечно, как всегда победила бы мама, быстро завяла.
— Значит, так! — отец встал, — собирайся, пошли, — и, обращаясь к супруге, — ему девка нужна!
— Остынь... — отрезала мать, — куда ты пойдёшь? Время посмотри!
Он глянул на часы, действительно время уже приближалось к одиннадцати вечера.
— Может, подружкам, кому позвонишь и уломаешь, — сгенерировал очередную «идею фикс» папик.
— Так, могет, сразу ему и проститутку вызвать? — передразнила она, — нет, вы посмотрите! Два мужика в доме, а мне старой женщине надоть решать их проблемы!
Все замолчали. Наступила тишина. Я налил всем ещё по одной. Хлобыстнули по третьей, и мама выдала:
— Ну что милый?! Я накосячила, мне и исправлять. Давай... я мыться пошла, а ты проверь у него треритическую подготовку... И не смотри на меня так! Чего только для роднульки своей не сделаешь, — она ласково потрепала меня по щеке, — и ты хорош! Пустил всё на самотёк! Не проследил, не проверил... Теперь сиди и смотри телик, пока не позову!
— А, может, и мне пойти? Ну, там помочь... Что...
— Свечку подержать! — зыркнула на него супруга, — или «зарождение осени»... — и гордо отвернулась, — моли, что бы сын отработал тебе прощение...
Он сник. Мне пришлось налить ещё по одной. Мы вмазали, я пошёл мыться, а он смотреть телевизор.
Фаза — третья...
А что это вы там делаете?
Как только я притормозил на пороге родительской спальни, раздался голос:
— Ну что? Что стоять-то... заходи...
Сердце застучало молотом, и я, зажмурившись, шагнул в «новую жизнь»! От одного только этого голоса и последующего шага мой неопытный «боец оперился» — встав, оттянул резинку трусов так, что туда, пожалуй, мог и грузовик въехать...
Сделав пару шагов, остановился. Потом открыл глаза. Ма сидела около трельяжа на пуфике и расчёсывала свои прекрасные волосы. Не поворачиваясь, она спросила:
— Поможешь?
— ... — замычал я в ответ, так как горло перехватило, и я смог выдавить только это.
Она молча протянула расческу назад, и я, встав на колени, и приняв «чесалку», стал медленно оглаживать эту красоту. Только сейчас я обратил внимание на её одежду... На неё был длинный, но прозрачный пеньюар, как бы окутывающий дымкой тело. Под ним просматривалось белоснежное бельё. Маленькие трусики и мягкий бюстгальтер, покрывающий путаницей кружев груди. Поддерживая их на весу и выставляющего напоказ белоснежные мягкие полушария. Большие темные соски выдавались заметными бугорками в этом великолепии.
Я был, в каком-то странном ступоре от увиденного. Тонкого аромата, исходившего от её тела и волос... И этой нереально неземной красоты в полумраке спальни. Меня прямо физически тянуло прижаться к её спине и обнимать, лаская великолепнейшее тело.
— Обними меня... — «громом» ударило по ушам.
Не смея ослушаться и желая этого, прижался к её спине. Расческа с глухим стуком упала на пол, и... Я словно проснулся, ощутив жар прижатого тела. Мои руки обхватили его... А она, откинув голову, чуть вбок прошептала:
— В шейку... Поцелуй в шейку и за ушком!
— Да... — захрипел я, припадая жесткими губами к «лебединой» шейке покрывая её страстными поцелуями...
Она подняла руку и зарылась ею в мои волосы. Вторая, начала поглаживать ногу пытаясь забраться туда, где большой, твердый член уперся в спину.
— Ма я так счастлив... Я давно хо...
Она не дала мне закончить:
— Тсс... — произнесли медовые уста, — я знаю, я всегда знала... — и судорожно вздохнув, продолжила, — а теперь в губы...
Словно марионетка я наклонился вперед, а она повернула голову, и мы слились в поцелуе! Так, меня ещё никто целовал... Я словно растворился в нём. Мягко-твердый язычок проник в мой рот и пробежался по нёбу, а я «пил» этот знак страсти как алкоголик, дорвавшийся до бутылки! Мои руки скользнули по её грудям, и я почувствовал, как они напряглись и затвердели. Соски «жгли» ладони, прижатые к ним. Голова стала пустой, а сердце очень быстро выстукивало какой-то бешеный ритм...
С огромным сожалением я оторвался от этих губ, судорожно втягивая воздух.
— Дай мне встать, — еле слышно произнесла мама.
Но я не мог, не хотел разжимать объятия.
— Я никуда не денусь, милый! Отпусти меня... — засмеялась она.
И только услышав её гортанный переливающийся смех, я понял, что всё это правда. Я обнимаю. Целую её и она отвечает мне! С трудом разорвав мои объятия, резко встала и повернулась, полы пеньюара «разлетелись» в стороны, открывая стройные ножки и обнажив животик... К которому я прижался лицом, обхватив её за талию. В горле «застрял ком» и я чуть не плакал. Видимо, понимая моё состояние, взъерошила волосы на моей голове, а ноготки, скользнувшие по коже, отозвались дрожью во всём теле. Мой и без того напряженный член задрожал, мошонка дернулась, сократилась, и вскрикнув я кончил прямо в трусы.
Я поник, а она замерла. Потом схватила меня за волосы и приподняла лицо. Глядя, в мои виноватые глаза зашептала:
— Это ничего, так бывает, когда очень хочешь... Ты молодой и скоро восстановишься, а пока у нас есть время! Поласкаешь меня?!
Злость и панический страх за свою несостоятельность отступили и пропали.
— Да моя милая ма... Я сделаю для тебя всё!
И только сейчас я почувствовал волнующий меня запах. Это был аромат зрелой готовой на всё женщины. Она потянула меня вверх. Я встал, и наши губы опять встретились. Только сейчас я понял насколько она маленькая, моя мама... Мне пришлось наклониться, чтобы дотянуться до её губ. Мои руки судорожно тискали её груди, возможно, причиняя боль. Её же руки скользнув по спине, пробралась в мои трусы и одна гладила уже начавшийся подниматься фаллос, а вторая ягодицы, временами царапая ноготками.
— Давай разденемся и ляжем, — опять зашептала она.
Мы чуть отодвинулись друг от друга, и я стащил свои вымазанные спермой трусы, а она сбросила пеньюар.
— Остальное ты должен снять сам, — непринужденно объяснила она мне, увидев мой взгляд, — застежка лифчика впереди, — засмеялась она, предчувствуя мою попытку нащупать последнюю на спине.
Протянув руку, я нежно, чуть касаясь пальчиками, провел от шейки до темной ложбинки между грудей и, нащупав замочек — потянул. С легким шорохом лифчик распался на две половинки, и съёжившиеся чашечки ускользнули в стороны, а груди мягко качнулись освобождённые от «упряжи».
Я всегда удивлялся тому, как они, имея такой размер, не свисают вниз двумя расплывшимися батонами, а «нагло» выпирают вперёд, как указующие персты. Вот и сейчас это зрелище заворожило меня. И наглядевшись, я припал губами к этим очаровательным «плодам» земли русской! Мои губы нежно сжали твердый как камешек и огромный словно виноградина сосок, а язык стал теребить и ласкать его. Тело передо мной чуть развернулось, задрожав от ласки. Тихое:
— О-о-о... — вырвалось у неё.
Вторую грудь в данный момент ласкала рука, но мне не терпелось и её попробовать на вкус.
— Теперь вторую... — зашептала она, чуть поворачиваясь и выпячивая её.
Я с радостью переключился на ласки второй груди. Когда она застонала не в силах скрыть эмоции, я стал покрывать поцелуями живот, постепенно спускаясь ниже. Пришлось встать на колени, но ведь это и правильно?! Перед «божеством» так и делают?! Язык несколько задержался, исследуя и вылизывая впадинку пупка. Наигравшись, двинулся ниже.
Нет, не сказать, будто я не знал что там! Да и обнаженное тело в нашей семье не было под запретом... Но одно дело просто видеть, и совершенно другое ласкать, чувствуя, как каждая клеточка трепещет в неге, ожидая следующего прикосновения. Как в унисон бьются два сердца и податлив горячий женский стан.
— А трусики попробуй зубами снять... — учила меня мама, — женщинам это нравится, — добавила со вздохом.
Уцепившись зубами в тонюсенькую почти невесомую ткань, я потянул её вниз, и прозрачные лоскутки легко скользнули по бедрам, открыв жадному взору выпуклый лобок, покрытый коротенькими, чуть вьющимися волосиками.
— Ах! Что за запах! — подумал я, с удовольствием вдыхая его всей грудью.
Он будоражил ум, рисуя в нем какие-то невозможные сладостно-возбуждающие перспективы. Чуть ниже начиналась вертикальная складочка, раздающаяся в стороны, вверху которой был бугорок.
— Большие половые губы, а бугорок — клитор! — осенило меня.
— Поцелуй... там... И пола... скай... языч... ком... — с трудом выговорила мама, разводя коленки в сторону и дрожа словно от озноба.
Я и сам уже трясся от желания и возбуждения. Мой недавно «отстрелявшийся» член уже был готов к новой «битве», и я надеялся её не проиграть, как давеча... Даже не начав. Розовая складочка разошлась, выпустив наружу тёмную в сумраке бахрому. Запах стал сильнее. Я пальцем повел по лобку вниз, по дороге зацепив клитор. Тело, стоящее передо мной, дернулось, задрожало, и по комнате пронёсся вздох:
— Ох-х...
А я, не отрывая пальца, вел его вниз, туда, где по моим расчетам находилось ЭТО! Горячая плоть раздалась в стороны, принимая в себя пока ещё не двадцать первый палец.
— Горячо, влажно, возбуждающе... — пронеслось в голове.
А потом опора исчезла, и он провалился внутрь до самой ладони.
— Да... Там... Ты молодец... — звенел у меня в ушах ее голос... — и пальчиком вперёд-назад, — возбужденно шептала мамочка...
Проделав это «упражнение», от которого она только что не «завыла», я извлек палец и поднёс к лицу. В слабых отсветах поблескивала покрывавшая его влага, а как он пах. Не раздумывая, как ребенок, тянущий всё в рот, я облизал сей перст.
— Странный вкус. Чуть солоноватый. Терпкий и вкусный... — пытался анализировать я.
Он подействовал на меня так возбуждающе, что я просто припал губами к её лону, чавкая и вылизывая всё, до чего мог добраться языком. Меня «понесло». Я понял, что хочу это делать и мне нравиться. Насколько? Да я могу так стоять и ласкать её вечно! Руки, неожиданно схватившие затылок, с силой прижали меня к себе, и я заработал губами и языком с утроенным рвением. Стоны, охи, ахи и хлюпанье заполнили спальню:
— Да! Так... Сыночек! Ласкай мамочку... Это так приятно...
Я и сам был «на седьмом небе» от восторга. Нащупав, впился губами в клитор, высасывая его из потаённого логова и лаская языком.
— Ещё... Сильнее милый... Да-а-а... — почти кричала она, медленно отступая под моим напором...
Потом упершись икрами в край кровати, почти упала на неё, увлекая и меня следом. Её ноги выпрямились и разошлись в стороны, а я наконец-то провалился языком в потаённую пещерку. Она тут же дернулась, и мой язычок сжало вагиной, отпустило и опять сжало. Животик стал ритмично сокращаться, и что-то горячее прыснуло в лицо.
— А-а-аааа... — взвыла она, вцепившись ногтями в мои волосы, вдавливая голову в промежность, щё-ё-ёёёё... — получилось у неё.
Я удвоил, утроил усилия и скорость. Мой язычок метался как бешеный, а два пальца изображали поршень летая взад-вперед во влагалище. Крики, стоны разносились по всей квартире. А потом её согнуло пополам, выбивая из легких воздух и она затихла, медленно упав на спину. Напряжение медленно спало, и моя голова освободилась. С хрипом втянул воздух, оглядывая «поле брани». Она лежала, прикрыв глаза, расслабленная и спокойная. Лишь изредка по животу пробегали одиночные спазмы.
— Ты как?
— Хорошо... Мне так давно ни с кем не было... — прошептала она, — иди ко мне, — и протянула руки.
Я лег рядом с ней и блаженно прижался к горячему телу. Только что спокойные руки ухватили моё торчащий вверх аппарат и стали нежить его, вытворяя черте что! И когда я уже готов был «растаять и взорваться» вдруг остановились:
— Терпи! — строго предупредила она, — терпение главная тайна секса. Кто умеет ждать, тот получает максимум бонусов. Нетрудно «сунул, вынул, и бежать», — скороговоркой поучала она, — а вот ласки до... А особенно после... Должны быть такими... — неопределённо покрутила пальчиками в воздухе, — и длиться столько... сколько надо для конкретной женщины! Вы молодые особенно этим страдаете. Торопитесь! Всё на бегу... Будь внимательнее к языку тела партнерши, и она ответит тебе втрое! Никогда не торопись! И да! — вдруг забеспокоилась она, — ты в герлфренду пальцы то сдуру, до того как... не суй!
Фаза — четвёртая...
Темп... оральная практика.
Если честно, то я уже не воспринимал её слова. Нет, на уровне подсознания они откладывались в голове, как какой ни будь обычный учебный материал для последующего осмысления. Сейчас я ощущал себя большим и эрегированным членом, и в голове, то есть в головке, которой я в настоящий момент думал, билось только одно желание: «Когда?! Как скоро?».
— Иди ко мне! — произнесла она волшебные слова...
Как подброшенный под зад пружиной, я мигом оказался между её высоко поднятых вверх ног. И схватившись за нетерпеливого дружка, ту же пытался вставить его в зовущую и истекающую «соками» дырочку. Торопливость плохой советник... Головка скользнула по мокрым гениталиям и ушла вверх... Я попытался проделать это снова, но меня уже поймали за яйца, с силой прижимая член к мокрой вульве.
— А ты молодец, — промурлыкала мама, — так держать! Быстро учишься... И стала нещадно тереться об моего дружка киской, приподнимая ягодицы и бёдра.
Громкие стоны в очередной раз заполнили комнату:
— Так! Сильнее! Прижми его, прижми...
Я чувствовал, как под моим напором раздаётся набухшая, но мягкая плоть, как вздрагивает тело, когда головка проходит по клитору.
— Ещё! Ещё! — твердила она.
Только член, которым я весь сейчас был, хотел большего. Он хотел туда в горячую, мокрую и упругую норку. «Таранить» её, раздвигая в стороны и прокладывая путь по скользкой поверхности. И я, чуть подавшись назад, выгнув спину, всё же вогнал его в лоно. Крики прекратились, и только короткое: «Ох!», сопроводило моё вторжение. Упершись лобками, замерли. Я вне себя от счастья, а она в ожидании. Мне хотелось орать, бить себя кулаками в грудь как Кинг-Конгу и двигаться с нарастающей невообразимой скоростью, заставляя её подчиниться моему темпу... Но меня озарило:
— Всё хорошо вовремя... Сейчас важнее ощущения и реакция напарницы. Мы образовали нечто цельное. Слились в один огромный интимный объем, этот простейший физический контакт создал нечто новое, по крайней мере, для меня...
Я словно читал её мысли:
— Не торопись... Медленно, дай мне почувствовать и приспособиться к тебе... Чуть назад... О господи! Какой же он у тебя большой!
Я медленно нагнулся и стал целовать её, не делая даже попытки сдвинуться. По тому, как зашевелились её бедра, понял: «Пора!». И она это осознала, прошептав, прерывая поцелуй:
— Медленно, очень медленно... Наше от нас не уйдёт!
И я двинулся! Неспешно, но неотвратимо. Назад и почти выйдя из уютнейшего гнёздышка, вперед. Каждым миллиметром своей напряженной плоти, ощущая как, раздвигаясь, проскальзывает эластичная поверхность вагины, как трутся наши лобки друг о друга и головка упирается в нечто мягкое и упругое «пытающееся» засосать меня внутрь... Я, вообще, перестал думать. Во мне проснулись инстинкты самца совокупляющегося с самкой. А действиями руководила генная память... Насладившись медленно меняющимися тактильными ощущениями, я ускорился. Тело само выбирала скорость и темп. Бёдра самопроизвольно двигались, меняя угол наклона, а руки гладили, лаская распластанное подо мной тело, доставляя обоим новые ощущения. Мои губы прихватили озорно покачивающийся сосок и сжали его... А её руки гладили мне ягодицы и подталкивали, вперед заставляя глубже проникать внутрь.
Вот она задрожала, я ощутил ритмичные спазмы живот и раздался стон:
— Уууыыый! — тут же, перешедший в победный крик, — Аа-аооо!
Руки судорожно сжались, царапая и сдавливая мои ягодицы. Нарастало «биение», судорожно выкручивая мамино тело.
— Она кончает! — удовлетворённо с необъяснимым восторгом понял я.
Это было что-то! Мышцы влагалища пульсировали, сжимаясь, то, всасывая, то, чуть отпуская член. Мне приходилось буквально «продирать дорогу» в нём. Но я не снижал темпа и вскоре она, уже не контролируя себя, вертелась подо мной не в силах что-либо сделать, впитывая и делясь ощущениями «большого оргазменного взрыва» последовавшим за этим. А я, «собрав в кулак» всё свою волю, терпел, стараясь не поддаться на эту «провокацию» почти агонизирующего организма...
И тут в комнату ворвался отец:
— Господи?! Что ты с ней делаешь? — завопил он.
Но увидев «идиллическую» картину бьющеюся в оргазме жену застыл как истукан.
— Ну, ты паря жох! — с гордой горечью заявил он, — меня совсем обставил, старого... Теперича она к себе и не подпустит!
Наступила тишина, вдруг прерванная членораздельным стоном:
— Иди... Иди сюда... Милый... Я так хочу!
— Во! Какая она у нас ненасытная! — с восторгом прошептал отец, поспешно стягивая трико и срывая трусы с майкой.
Раздевшись, шагнул к койке и распорядился:
— Давай вертай её «тыковкой» кверху, поза «раком» называется. Она, поди, и забыла, зачем ты тут. Самая удобная фигура для первого раза! Ну а я пока «вафлю» ей дам! Она любит...
До меня не сразу дошло, про какую «вафлю» идёт разговор, а вот суть продолжения «банкета» в другой позе я уловил сразу. Я помог ей перевернуться и встать в позу, хотя у неё всё ещё тряслись руки и ноги. Пристроился сзади, а батя спереди. Дальше мы работали парой. Когда его огромный член буквально утонул в её ротике, он выдал:
— Свою ставь так, чтобы спереди не было места. Они завсегда в первый раз уползти вперед пытаются... Учти сынок!
— ... — кивнул я, загоняя свой орган в глубину чмокнувшей вагины.
— И имей в виду! Начал — продолжай... Не останавливаясь, как бы она ни орала и не просила тебя прекратить. Известное дело — больно... Зато потом благодарить будет. «Плавали, знаем!», — говоря, он не забывал двигаться, заставляя своего гиганта шустро двигаться вперёд-назад.
Я тоже не отставал от него. И скора мы, в две тяги отправили мамулю в «большое путешествие за оргазмом». На этот раз я не выдержал, выдернув член, отстрелялся по попке, яростно помахивавшей нашим движениям.
Когда я отвалил в сторону. Батяня принял пост:
— Всё же молодой ты щё и ранний. Я в твои годы по пять-шесть раз кончал! — просипел он, вгоняя свой член по самую мошонку, — ладно иди, отдыхай, дальше я сам разберусь. У тебя завтра сложный день...