Она смугла от деревенских дел И от гамачной в жаркий полдень лени. На загорелых бедрах ситца мел Подобен взбитой между скал прибрежной пене.
О, эта плоть из амбры и медов, И столь невинный бархат юной кожи, В саду, на гамаке, среди цветов... Спаси меня от грешных мыслей, Боже!
Но как такое можно наблюдать Без тайных мыслей об овладеваньи? Нельзя порыв греховный обуздать И прекратить по воле смакованье.
Любовником напасть на деву вдруг, Как демон, что склонил к грехопаденью Монахиню, что под церковной сенью Не выдержала пыток лаской рук.
И груди не созревшие туги; Бывает, выскользнет, сверкнувши ореолом, Одна из них. Иль, вдруг, из-под подола Сверкнут упругой задницы круги.
Воды набрав, в пол голоса запела, Намачивает волосы свои, Подбрасывает хладные струи На сбитое и бархатное тело.
Иль в час своей работы полевой Ладонью лоб вспотевший вытирает. Над нею облака в лазури тают, И пышет зноя летнего покой.
К ручью ходить ей нравится, когда Уж солнца свет желает в долах скрыться В ней интерес таинственный таится, В ней скоро разгорается мечта.
Когда же там, под беглый шум воды, Среди дерев, что прячут нас от мира, Не отобьется нимфа от сатира? Лишь на песке останутся следы.