Нам так не жить

ГЛАВА ПЕРВАЯ. АЛИНКА И ЕГОРОВЫ

Мечты иногда сбываются, если очень сильно захотеть.

Но обычно сбываются через задницу. Не так, как мечталось. Ждешь, например, принца на белом коне, который увезет тебя из замка дракона, а принц приезжает, трахает тебя в рот и в задницу, платит твоему дракону сорок евро за услуги и уезжает на своем коне, оставив на память только потертую промежность.

На этот раз был не принц на коне, а какой-то Шрек верхом на своем друге-ослике. Поцарапанный, явно прокатный RAV4, и дедушка - наверняка, сорока лет, а может там и все сорок два. Шрек долго пялился на Алину и копошился внутри тачки - деньги, что ли, пересчитывал? Потом решился.

- Камон, - сказал мужик из машины. - Иди сюда.

«Русский», - подумала Алина и подошла к машине, виляя задницей в короткой юбке. Оперлась на стойку двери джипа. За русский язык могли больше заплатить. А могли не заплатить вообще, да еще и по морде дать, в добрый путь. Тут уж как повезет.

- Хау мач, киця?

- Смотря, что делать. Минет - пятьдесят ойро, классика будет...

- Садись, - сказал мужик, утвердительно кивнув головой. - Минет. За пятьдесят. Устраивает

Тут бы и испугаться Алине, если человек, говорящий на русском, не торгуясь, соглашается сразу, даже если ему явно десятку сверху накатывают. Но датчики сигнал не подали, и острый носик с легкой горбинкой ничего не почуял. Эх, Алинка, Алинка, дурная ты голова...

Алина уселась в машину, спрятав длинные ноги под торпеду, и уставилась на клиента.

- Как тебя зовут? - спросил Шрек.

- Как хочешь, - ответила Алина, - Марго, например. Ну? Расстегнуть тебе?

- Что «ну»? - сказал клиент. - Через двести метров заезд за заправкой. Там и отсосешь. Не на дороге же строчить, чтобы немцы из транзитных фур пялились.

- Нет, так не пойдет, - сказала Алина, высматривая через окно Михася. - Мне отъезжать нельзя.

Шрек щелкнул блокировкой дверей и тронул машину вперед. Алина напряглась.

- Я спросил, как тебя зовут. Когда я спрашиваю, положено отвечать. Не «например», а фамилия-имя-отчество.

«Полиция», - подумала в панике Алина: «Где же этот сраный Михась, когда он нужен? А если полиция - то почему тогда по-русски спрашивает?»

- Документы есть? - спросил огр за рулем.

- Нет. Съездить за ними надо. Или сейчас я другу позвоню, он подвезет. - Алина улыбнулась и полезла в сумочку за телефоном. Странный клиент ловко и точно цапнул ее за запястье.

- Сиди, не дергайся. Потом позвонишь, когда я разрешу. Пастух твой где?

Алина сама хотела бы знать, где ее «пастух», бросая взгляды по сторонам. Небось, опять «отошел» в сопли, закатав левый рукав и уткнувшись лбом в руль. Шрек вздохнул, достал из кармана какую-то бумажку, протертую на сгибах, развернул ее и ткнул в лицо Алине.

- Это ты? Только не ври.

Алина всмотрелась в затертый черно-белый принт, и задохнулась.

«Пропал человек. Двенадцатого марта ушла из дома... « Когда оно уже было - это двенадцатое проклятое марта? Сколько лет назад? Когда была эта коричневая курточка и светлые брючки? В какой жизни? Только сейчас она поняла, что вляпалась во что-то страшное и необратимое. Такое, которое бывает у нормальных людей только раз в жизни, а ей, почему-то, достается постоянно.

- Ага. Я понял, - отметил Шрек, гладя на Алину, - Значит, мы по адресу заехали, Марго Игоревна Селифанова. Тогда я тебя Алиной буду звать, раз ты говоришь «как угодно».

- Вы из полиции? - пролепетала девушка.

- Я из бандиции, - сказал жуткий клиент. - Полиция не при делах, а милиция наша уже на месте, дожидается. Откинь сидение, там внизу рычажок, ложись так, чтобы не было тебя видно снаружи, и лежи тихо. Да, бери теперь телефон и звони своему «другу». Нет времени его ждать. Скажи что у тебя проблемы, пусть срочно подъедет. Давай, ты же сама хотела позвонить. Лишнего только не пизди. Скажи, полицай тебя трясет. Новенький.

Алина набрала номер, сказала Михасю несколько слов, и протянула дешевую трубку страшноватому Шреку.

- Говорит, вам дать...

- Скажи, что пан полициант не хце по телефону пиздеть. Пусть сам сюда едет разбираться.

***

На дороге несколько раз грохнуло, очень знакомо и страшно. Потом еще и еще. Затем задняя дверь машины открылась, и в нее просунулась голова симпатичной женщины с короткой стрижкой. Женщина наклонилась над лежащей на откинутом сидении полумертвой от страха Алиной.

- Ого, вы тут развалились, как на пляже. Не пролезть. Егоров, держи пистолет, я с другой стороны сяду. За ствол только не бери, горячий. Слушай, черт знает с чем работать приходится. Я больше из такого говна стрелять не буду. Ты бы еще рогатку мне дал. Давай в другой раз свое возить? На чем мы экономим, Егоров?

Женщина передала пистолет Шреку, который тут же его куда-то убрал, обошла машину, села с левой стороны на заднее сидение и сказала: «Все, поехали!»

- Вы убили его? - не веря происходящему, спросила Алина

- Кого убила? - удивилась женщина? - Этого? Зачем? К рулю пристегнула, колеса продырявила, и телефон с ключами отобрала. Еще двери заблокировала, пусть отдыхает. Ты что, испугался, рыжик? Ну, иди сюда, белочка, не бойся.

Женщина светло и ясно улыбнулась, показав симпатичные ямочки на щеках, и Алина поняла, что заднее сидение джипа - единственное безопасное место в мире. Где ей если что-то и будет угрожать, то только не от этой брюнетки, маленькой, ладной и доброй, с круглыми коленками, обтянутыми летними джинсиками, Доброй женщины, которая прострелила все колеса сукину сыну Михасю, все его чертовы колеса, и пристегнула его к рулю в собственной машине.

И с нехорошим пистолетом, который она спокойно отдает своему Шреку. У нее таких пистолетов дома, наверное, целый гардероб. Как в магазине. Рядом с туфлями лежат, подобранные по цвету. Лучше бы, конечно, она Михасю голову прострелила, или подожгла машину с этим ублюдком внутри, на прощание, но и за пробитые колеса спасибо.

Светя в лобовое стекло трусами из-под задранной короткой юбки, и всхлипывая, Алина полезла на четвереньках на заднее сиденье, самое безопасное в этом мире место.

- Да сиди уже ровно, - раздраженно сказал Шрек, крутя руль. - Или скажи, я остановлюсь, сиденье поднимешь, пересядешь. Чего ты тут ползаешь, как таракан по умывальнику?

- Не рычи, Егоров, - строго сказала женщина, обнимая трясущуюся Алину. - Не пугай мне ребенка. Вообще уже озверел. За дорогой следи.

- Куда вы меня везете? - спросила Алина.

- Сначала в Познань, - ответила женщина. - Там мы тебя отщелкаем.

- А?... - опешила Алина. - В каком смысле?

- В прямом, - сказал Шрек. - Есть тихая точка, надежное место, со всем необходимым оборудованием. Мы там тебя отщелкаем. И никто о тебе больше не узнает, никто тебя не найдет. Одной шлюхой больше на трассе, одной меньше - кто тебя, придорожную блядь, искать будет?

Алине стало плохо, и она чуть не описялась от ужаса.

- Егоров, за речью следи, - строго сказала добрая женщина, и погладила Алинку по рыжим кудряшкам, - Фотографии твои, белочка, отщелкаем. Вклеим в бланки паспортов. Потом нашу машину заберем, и домой поедем. А твои мудаки тебя не найдут, тут Егоров прав. Завтра вечером будешь дома.

- Почему? - сказал пересохшими губами Алина, пытаясь одним словом спросить обо всем.

- Потому что Егоров когда-то обещал тебя найти и вернуть домой, а он упрямый как баран.

- Око за око, зуб за зуб, - непонятно отозвался Шрек за рулем. - Жизнь за жизнь. Так и разойдемся.

Алина испугалась непонятного, заревела и уткнулась доброй женщине в блузку.

- Ну-ну, - сказала женщина, - Вот еще, разнюнилась. Ты есть хочешь, кстати, рыжулечка? У меня бутерброды есть. Егоров, пакет с едой дай, и салфетки из бардачка достань, у нас тушь уже за майку течет...

***

Чудес не бывает.

И дома у Алины больше не было. Дверь открыл какой-то небритый джамшуд в шортах, спросил: «Чиво нада?», а после первого же вопроса Егорова попытался захлопнуть дверь. Егоров был готов к такому развитию событий, и дверь захлопнула джамшуда в обратную сторону первой. Обитатель квартиры оказался на кухне, распластавшись на линолеуме и прижимая к груди сломанное запястье.

- Я тебе не рекламный агент на побегушках, абдулла, - сказал Егоров, ставя чайник на плиту и щелкая зажигалкой. - Чтобы ты дверь передо мной захлопывал. Ты еще раз дверь захлопни, я тебе челюсти так захлопну, что питаться ты будешь исключительно внутривенно глюкозой. Где бабка? И не петляй мне тут, щас чайник вскипит, попьешь прямо из носика.

- Какой бабка? - окровавленным ртом спросил поселенец.

- Подожди, Егоров, не нервничай, - сказала Егорова-Егорова, присаживаясь на корточки перед потерпевшим. - Я с ним сама поговорю. Слушай, человек. Где женщина? Которая хозяйка помещения? Селифанова ее фамилия. Вот ее внучка родная стоит, она домой приехала. В колледже училась за границей, теперь вернулась. Что ты тут вообще делаешь, в чужой квартире?

- Купил.

- У кого?

- Не знаю.

Егорова-Егорова вздохнула и поднялась над покалеченным самозванцем.

- А ты мутный, однако... Ладно, идем документы на квартиру смотреть. Егоров, ты чайник пока не снимай с плиты. Пригодится. Если будешь чай делать - мне без сахара. Только чашки хорошо помой. Рыжбанчик, ты не волнуйся. - Алина покорно кивнула. - Сейчас мы во всем разберемся. Все будет хорошо, белочка.

***

Из комнаты грохнул падающий сервант, затем раздался вопль. Потом еще что-то загремело и покатилось, как будто Буратино закатывали в ковер, предварительно обломав ему нос для удобства кантования. Егоров посмотрел на Алину и пожал плечами, разливая кипяток по чашкам.

Алина поежилась.

На кухню зашла Егорова-Егорова, злая и озабоченная, без своих ямочек на щеках. Сняла с руки кастет, подаренный Егоровым на день свадьбы. Затем опомнилась, мягко улыбнулась Алине.

- Сложно все, Егоров. Третья-четвертая перепродажа. Бабка уже усопла. Три года как. Доказать что-то будет трудно, у Алинки документов нет, вообще никаких, кроме наших картонок. Откуда знать, что это она - Селифанова Алина Игоревна? Тем более что она теперь не Селифанова, а Кудрикова. Новый фальшак делать? Так это тебе не границу разово переехать, документы будут серьезно смотреть. Или честно решать? Тогда уголовное дело надо открывать. Со всем вытекающим. Столько же еще времени пройдет.

Егоров тяжко задумался.

- Может его - того? - спросил по размышлении Егоров. - А там решим... Сейчас он все, что надо, подпишет чайник уже вскипел...

- Ну и что? - резонно ответила Таня. - Завтра весь его аул здесь будет, вступать в наследство приедет. Ты предлагаешь третью мировую развязать? Из-за двухкомнатки в Железнодорожном районе?

- Можно я пока у вас поживу? - робко спросила Алина. - Или рядом хотя бы? Я печатать умею, или диспетчером на телефоне могу. Я языки знаю. Мне только на первое время... Я могу в машине спать.

- Нет, - не раздумывая, ответил Егоров. - Нельзя. Никак.

Егорова-Егорова нехорошо прищурилась и надела кастет обратно. Хороший, кстати, кастет. Свадебный. Тяжелая платина с пробой 900, с иридием в лигатуре. Четыре камушка по одному карату - не ради понтов, а ради красоты и блеска. И гравировка на упоре: «Тебе, с любовью и нежностью».

Егоров только вздохнул, предчувствуя грядущие проблемы.

***

Проблемы нагрянули уже на следующий день. Дождавшись, пока Егорова-Егорова ускачет по своим делам, Алинка подошла к Егорову, курившему на застекленном балконе, встала перед ним на колени, и аккуратно расстегнула ремень штанов, опасливо позыркивая снизу.

Трудно сказать - что ею двигало. Привычка трахаться в любом месте, где скажут, попытка таким способом выразить свою признательность, рассчитаться за кров и защиту, или просто симпатия к этому Шреку, который оказался вовсе не злым огром, а просто Егоровым, хотя и злобным.

Егоров вздохнул, отстранил ее голову от ширинки, и сам вытащил полностью ремень из штанов.

- Идем в комнату, - сказал Егоров. - Не здесь же. Вон, соседи из дома напротив смотрят.

Алинка понимающе кивнула и потопала в спальню, стаскивая на ходу майку через голову. В спальне она остановилась, обернулась и вопросительно посмотрела на Егорова.

- Трусы снимай и задом поворачивайся, - добрым голосом сказал Егоров

Девчонка тут же стащила с себя трусики, полезла на коленках на кровать, которая, наконец–то, появилась в доме Егоровых, сменив мохнатое лежбище на полу. Уперлась в постель коленями и головой. Руками развела полупопки и призывно подвигала угощением. Егоров оглядел пейзаж - крепкие ягодицы, скорее мальчуковые, чем женские, рыжеватый пух на лобке, разведенная пальчиками небольшая щелка, поблескивающая по краям какой-то смазкой - значит, перформанс явно не был импровизацией, а готовился заранее. Егоров одобрительно хмыкнул, взмахнул ремнем и хлестко вытянул Алинку по дивному пейзажу.

- А-а-а! - заорала Алинка не столько от боли, сколько от неожиданности, и чуть не перепрыгнула кровать, пробежав по ней на четвереньках, кубарем свалившись за край.

- Ты что, дурак? - плаксиво спросила Алинка, выглядывая из–за другой стороны кровати как из окопа. - Ты если хочешь садо–мазо или спанкинг, значит надо сказать сначала. Так не делается. Я чуть язык себе с перепугу не откусила, извращенец...

Егоров сложил ремень вдвое, пощелкал им, разводя руки, и максимально доступно объяснил про извращенцев, спанкинг, садо–мазо, малолетних блядей, про порядки, заведенные в его доме, и еще много всего разного, интересного и познавательного. Алинка только обижено хлюпала носом из-за кровати. Егорову внезапно стало ее жалко.

- Ты все поняла?..

- Поняла, - всхлипнула Алинка. - Ты только тете Тане ничего не говори, а то я не знаю, что с собой сделаю.

- Не скажу. Слово даю. Что, все, мир? Давай лапу.

Старый бандит и малолетняя проститутка протянули друг другу руки через широкое супружеское ложе, и закрепили дипломатическое соглашение рукопожатием. Алинка внезапно заревела и ткнулась мордашкой в постель.

- Ну, все, все, - сказал смущенный Егоров, вдевая ремень в брюки. - Иди сюда. Только трусы надень сначала.

Алинка, втягивая сопли, с опаской вылезла из своего убежища, цапнула трусы с пола, поспешно натянула их, два раза промахнувшись ногой мимо проема, и, сообразив, что Егоров больше не собирается чинить правеж, присела с ним рядом на кровати.

- Ты хоть в школу ходила? - спросил Егоров.

- Конечно. До шестого класса.

- Понятно. Дети подземелья. Маугли. Буратино с сиськами.

- Ничего не с сиськами, - обиделась Алина. - То есть с сиськами, но не Буратино. Я русский знаю, украинский, польский, сербский, хорватский и македонский. - Алинка загибала пальцы.

- Так это почти один и тот же язык, - хмыкнул Егоров. - Тоже мне, ломоносов нашелся.

- Ничего не один! А тогда еще немецкий, турецкий нормально, немножко итальянский с румынским и по-арабски чуть-чуть могу. Знаешь, как будет по-арабски «сосать хуй»? Или как «садись жопой»? Ну не точно по буквам, но по смыслу?

- Арабский-то откуда? - поразился Егоров.

- Была возможность, - Алинка помрачнела.

Егоров вздохнул, обнял девчонку за плечи и прижал к себе.

- Ничего. Мы все исправим. Мы все устроим. Ты не переживай, рыжая.

На этот раз грядущие проблемы изощренным чутьем проститутки заподозрила Алинка.

***

Как в воду смотрела. На следующий день проблемы пришли в виде репетитора. А еще через неделю ей захотелось назад, к сукину сыну Михасю, побоям, и оральному сексу на обочине.

Единственным светлым пятном в беспросветном ужасе бытия была тетя Таня, которая водила ее в бассейн и солярий, а по четвергам в тир, где Алинка заработала синяк на плече от прыгающего в руках автомата, и фингал под глазом, от тяжелого пистолета.

Тетя Таня, которая вычесывала ей рыжие кудряшки и красила ногти под настольной лампой, рассказывая о том, что маской можно пересушить лицо, а выходить из захвата кисти надо движением в сторону основания большого пальца противника. Что удар по печени хорош, но больше подходит массивным мужчинам, тем более с левой руки, а женщине лучше избегать возможности захвата, и что вот этот сладкий запах тебе не подходит, моя рыжулечка, потому что это уже совсем медовый петушок на палочке получается...

Но тетя Таня существовала только вечером и по выходным, а все остальное время было «чортишо с бантиком», как говорила покойная Алинкина бабушка.

Шло время. Снег выпал, полежал и растаял, и стало видно - кто где срал зимой.

Алинка иногда выходила покурить во двор, какие-то малолетние придурки на велосипедах подъезжали к ней знакомиться, но уже на другой день забывали - как ее зовут. А когда подъехали знакомиться придурки постарше, приглашая прокатиться на «чотка-чо-читверочке чикавозе», с балкона свистнул Егоров, показывая придуркам легко узнаваемый в закатном солнце, и растиражированный в масс-медиа силуэт «калашникова».

Придурки забились в «чикавоз», в панике помяли ограду дворового газона и унеслись, оставив на асфальте обломки пластиковой красоты, облеплявшей их машину.

Алинке хотелось на свободу. Алинке было одиноко.

Однако было поздно, Егоровская ловушка с лязгом захлопнулась. Из огня, как говорится, да в полымя. Вот так и сбываются мечты - через задницу.

- Все, - сказала Егорова-Егорова. - Конец учебного года. Едем на море. Лето в разгаре.

***

Алинка сидела на высоком барном стуле, свесив крепкую молодежную попу в символических стрингах по ту сторону стула, и тянула что–то разноцветное через соломинку. Вокруг нее сгрудилось трое молодых да чернявых, в мокрых шортах до колен. Четвертый, подмигивая друзьям, пытался снять из-за спины Алины расчудесную попу на мобильный телефон.

Егоров рассердился и двинулся к барной стойке. «Дети наше наказанье, дали им образованье», - подумал рассерженный Егоров: «... Без них, понимаешь, ужасно скушно... а с ними хуй ты отдохнешь нормально».

- Курлы-мурлы? - спросил полиглот Егоров у парней, подходя к бару. - И хули мы тут топчемся, ай? Балканские войны забыли? Так я щас напомню.

Ребята напряглись, переглянулись, переместились и собрались вокруг Егорова, распределяя места. Егоров улыбнулся. Такое он любил всей своей черной душой.

- Что такой? - спросил один из парней, судя по цветной татуировке, вожак стаи. - Твоя «наташа»? - остальные заржали.

- Что такое, дядь Петя, - обижено отозвалась эхом Алинка. - Это же безалкогольный!

- Не «что такой», а «что такое», абдулла, - ответил цветному Егоров, начисто игнорируя Алину. - И не «что такое», а «все, мы поняли, уже убегаем нахуй». Чо вы вокруг моей дочки крутитесь? Гюзель, понимаешь, курлы-мурлы? Шестнадцать лет. Тебе еще раз щит к вратам Константинополя прибить, по ебальнику?

- О, дощька! Хай, - цветной вожак издевательски протянул руку

- В жопу себе запхай, - сказал непримиримый Егоров, и переступил ногами по деревянному помосту. Двое были мертвыми, примерно, с дошкольного возраста, такие только ойкают и закрывают глаза, когда их пиздят, третий был и так, и сяк, а четвертый был дурак - татуированный, единственный самец в стае пляжных пидарасов, точно и бездарно встал под залп торпедного аппарата.

Бармен поспешно подошел к точке зреющего конфликта, что–то сказал по-турецки парням, поминая Керима и Гуссейна. Парни погрустнели, и отошли от стойки.

- Дядь Петь, ну какого... в смысле - зачем? - обиженно проныла Алинка, провожая взглядом парней. - Нормальные же ребята, у них скутер есть...

- А ну-ка, дай сюда свой безалкогольный, - Егоров отобрал стакан и потянул из трубочки. - Ну, да, лед безалкогольный. Ей, повар! Еще раз ей нальешь бухло... Алинка, помнишь, о чем мы договаривались, когда ехали?

- Дядь Петь...

- Я тебе не «дядь»! Сама вчера орала, что: «Ты мне не отец!», и что приказывать я тебе не могу, только деньги давать должен. Чего это вдруг я тебе «дядей» стал? - Егоров вздохнул. - Алинка, еще полтора года, и делай что хочешь. А пока слушайся папу-маму. Ты что, скутер не видела? Так ты же утопишься на нем.

Алинка угрюмо смотрела мимо Егорова.

- Не утоплюсь.

- Я бы поспорил на деньги, но когда ты утопишься - с кого мне спрашивать? Слушай, покатаю я тебя на скутере. Не надо чудить. Все, идем на базу.

И пошли они к своим шезлонгам по пляжу, вытаскивая из песка ноги, - Егоров, передвигая свои расплющенные снегоходы, и рыжая кудрявая Алинка, точеные загорелые ступняшечки со светлыми полосками от шлепанцев, зарываясь ими в песок чуть ли не по щиколотки.

«Как дальше быть»? - сумрачно размышлял Егоров. Малолетняя и заслуженная проститутка, для которой трахнуться - как чихнуть. Тем более, если не поджопниками на работу выгоняют, а просто хорошие ребята, у которых есть скутер...

Педагог Макаренко в данном случае говорил, что дело дохлое. Если только повезет. Егорову не везло. Воспитатель был из Егорова, как из говна пуля. Внезапно оказавшись в роли отца почти взрослого, распутного и легкомысленного создания, Егоров осознавал свое педагогическое бессилие. Дети - они же как вес в качалке, к ним надо постепенно привыкать. Начинать тренироваться, пока они еще в пеленки ссутся, а к шестнадцати с половиной годам уже выходишь на профессиональный уровень.

«Вон, как крутит жопой», - мрачно думал Егоров, шагая за Алинкой: «Зачем так жопой крутить? Она что, без этого ходить не может? Просто ноги переставляй, и двигайся в нужном направлении... « - Егорова душила банальная родительская ревность, когда весь мир только и замышляет - как бы трахнуть твою личную собственность.

А что делать? Не ходить же за ней с шотганом. Егорову-Егорову звать надо.

Увы, Егорова-Егорова обладала чудесной властью над дурным дитем только в пределах своей прямой видимости.

Егоров с Алинкой, обошли чужие шезлонги, выходя к своему.

И Егоров остолбенел. Те же четверо парней сидели на песке вокруг Егоровой-Егоровой, и что-то рассказывали ей по очереди, размахивая руками. Егорова-Егорова внимательно читала электронную книжку, делая вид, что ничего не слышит. Парни старались, как могли, потом один из них присел на топчан, рядом с попкой Егоровой-Егоровой, и положил ей на задницу руку. Егорова-Егорова задумчиво закрыла е-бук и положила его на лежак

- Ну не еб ли твою мать? - спросил ошеломленный Егоров, - Извини, Алинка, вырвалось. Они ее что, тоже скутером соблазняют? А ну, идем...

- Щто, апять дощька? - удивленно спросил у Егорова вожак стаи, снимая руку с ягодиц Егоровской жены.

Егоров зарычал и двинулся вперед, как товарный состав под горку.

Егорова-Егорова внезапно пришла в движение, приподнялась на лежаке, выбросила ноги на песок, ловко ухватила руку парня, передавила кусачками пальцев за запястьем, беря на болевой прием, и уткнула лицом в песок.

Парень взвыл.

- Я мамащька, - сказала Егорова–Егорова, - Дощька моя вон стоит, мудила. Егоров, ты тех двоих бери, Алинка, смотри, чтобы тот, который в розовых кроксах не убежал, пока я этого покалечу. Или просто в сторонке постой, чтобы он тебе сдуру синяков не наставил. Я его потом подберу.

- Ни нада, - сказал цветной из-под песка. - Керима знаем. Гуссейна уважаем. Пусти, пожалуйста. Все, мы уходим уже

- Я как чувствовал, - сказал злобный Егоров жене и сплюнул на песок. - Надо было в Коблево ехать отдыхать. У Васьки там тетка с дачей... - и оскеся.

***

Поссорился Егоров с Васей еще в июне. На ровном месте, как и принято ссориться старым друзьям. Это малознакомые люди ищут повод для ссоры, а своим для этого повод не нужен.

- Ты зачем ей тазер подарил? Ну зачем двухлетнему ребенку тазер? - спросил Вася, распивая с Егоровым пиво на детской площадке. - У тебя мозги есть, извини за вопрос? Что она будет делать с тазером? Ты представляешь, вообще, как на тебя гости смотрели, когда ты его из коробки достал? А лицо Бьют ты видел? Хорошо, а гуппи ей зачем? Она даже не понимает что это такое и почему они плавают. Она их руками ловила и в рот тянула, пока мы банку в речку не вылили.

- Вася, связь по телефону была плохая. Я уже потом понял, что надо было тазик. С рыбками на магнитах и удочкой. Чтобы моторику пальцев развивать. Серьезно, я и сам сначала удивился - зачем ей тазер с рыбками? Ну, думал, тебе виднее, как отцу, раз просишь. Так получилось. Слушай, тазер все равно пригодится...

- Когда ей твой тазер пригодится, Егоров, они в музеях будут висеть. Уже лазеры и шмазеры будут. Это как если бы я тебе подарил бобинный магнитофон...

- Бобинник, знаешь ли, хорошая вещь, - авторитетно сказал Егоров, - «Юпитер», например. Это винтаж. Только пленок нет. Сейчас не достанешь.

Белобрысая Лизавета Бьютиковна, в желтых колготах, оттянутых сзади папмперсом, сосредоточенно лезла на слона-горку спереди по желобу, игнорируя ступеньки, демонстрируя то ли мамино упрямство, то ли папину бестолковость. Отчества у нее, как такового, не было. А записана она была в документах Васильевной, а не Александровной, по матери, явно по недоразумению. Бьют, как и предполагалось, рычала при малейшей попытке распространить на дочку любое право владения, кроме своего собственного.

Потом Лизавете Бьютиковне надоело соскальзывать вниз по желобу, и она побежала в неопределенном направлении, с радостью ребенка, недавно научившегося быстро бегать и не падать. Вася пару раз безрезультатно крикнул «Лиза!... Лиза!... », потом рявкнул: «А по жопе?» Умненькая Елизавета прикрыла на бегу попу руками и побежала еще быстрее. Вася покачал головой, помянул женское воспитание, отставил пиво, и пошел догонять.

И тут прибежал черный пес раздора.

Прибежал из-за гаражей, где жил, подкармливаемый сторожами гаражного кооператива и местными бабульками, обходя свои владения, в том числе, и детские песочники, в которых он срал и ссал от рождения, справедливо полагая их, по своему собачьему разумению, собственным владением. Небрежно тяпнул бегущую Бьютиковну за бедро, опрокинул, протащил ее за собой два метра - чтобы запомнила, мелкая-двуногая, и больше не ходила здесь, по чужим местам - да и бросил. Потом остановился посмотреть - не мало ли? Все поняла? Может, добавить?

Вася захлебнулся адреналином, срываясь с места. Время стало конкретным, порубленным на куски, каждый из которых был кадром диафильма, с картинкой и подписью. Лизавета, сидящая на памперсе, с подписью: «Недоумение». Егоров, лезущий рукой себе за спину, с подписью: «Озверение». Черный пес, остановившийся, с надписью «... ?» И сам Вася, зацепившийся за оградку и полетевший носом в песок - без подписи.

Затем над Васей что-то бахнуло, псина взвыла, потом бахнуло еще раз, и Вася, поднимаясь, и стряхивая песок с лица, увидел, как черный пес крутится на траве, колотя по ней передними лапами.

Вася поднялся, побежал, спотыкаясь, к дочке, и поднял ее на руки. Сиятельная Лизавет вцепилась ему в шею, подумала немножко, посмотрела на бывшую собаку, и заорала, дрыгая ногами и подпрыгивая у Васи на руках. Она хотела, чтобы ее отпустили и позволили бежать дальше.

Егоров развернулся всем телом, выискивая свидетелей, и увидел остолбеневших бабушек на скамейке под подъездом. Он спрятал пистолет и решительно двинулся к ним.

- Это вы здесь бродячую сволочь подкармливаете? - строго спросил Егоров. - Чуть ребенок не пострадал. Вы чо, блядь, ягушки, тарелкой гречки грехи молодости замаливаете? - Егоров пинком перевернул жестяную собачью миску.

- Вообще уже совесть потеряли, гицели, - с ненавистью сказала одна из бабок, похожая на престарелого артиста Георгия Милляра. - Уже ночи вам не хватает, чтобы собачек мучить. Днем приезжаете. Дети же смотрят. Убили Сажика на глазах у ребенка. Сажик с ним поиграться хотел, а ребенок теперь из-за вас заикой, наверное, станет. Давайте номер вашего отдела, я туда позвоню, и жалобу напишу. Людоеды. Кирилловна, у тебя бумажка есть, телефон записать?

Егоров онемел от несправедливости. Ему хотелось пристрелить тупую бабку, но он сломал себя, хрустнув душой, промолчал, и зашагал к соседнему подъезду, куда уже заходил Вася с дочкой на руках.

- Егоров, - сказал Вася в полумраке подъезда. - Тебе реально лечить голову надо. Тазеры, перестрелки... Мы закончили с этим, я и Бьют. У нас - все, точка. Мы - мирные люди. Я порно снимаю, Бьют от налогов уклоняется. Это наш потолок. Извини, мне некогда. Мне домой надо за ключами от машины бежать, и в больницу малую везти. Может, укол делать придется. Мне сейчас Бьют хиросиму устроит. Что я ей скажу? Что ты пальбу уже у нас под окном заводишь? Ты это... отдохни пока от нас, ладно?

Вася смотрел мрачно и отстраненно, прижимая дочку к себе.

Егорова второй раз накрыла горькая волна несправедливости, на этот раз не от полоумной бабки, а от друга, и от этого в тысячу раз более злая и жгучая.

- Скажи ей правду, - ответил, сатанея, Егоров, - Что я собаку пристрелил. Которая ее дочку укусила. Пока ты в песке лежал, по привычке. Так и скажи ей, Вася. Ничего не выдумывай.

Вася окаменел. Бьют - собаки и бокскаттеры. Это запрещено. Навсегда. Никогда не примирится Бьют с собаками и бокскаттерами. Пока небо не развеется над землей, и не погаснет звезда по имени. Это было сильно и больно ниже пояса.

- Так и скажи ей, Вася, - повторил Егоров, захлебываясь несправедливостью.

- Ты своих детей сначала заведи, тогда учить будешь, - так же, совершенно нелепо, и не к месту сказал Вася. - Когда поймешь что это такое, свои дети, тогда и начинай пиздеть.

Дверь лифта поползла, отрезая бывших приятелей друг от друга.

Егорову, вообще-то, хотелось сказать совсем другое, что он для того и приехал, чтобы пожаловаться Васе, рассказать, что у Таньки никогда не будет детей, и не потому что Егоров виноват, а потому что... а, в общем, неважно. И что рыжая зараза уже на шее сидит и ногами болтает, и что Таньку от нее отогнать нельзя, и что...

В общем, да, неважно.

Попили пива, блядь.

***

Вот так и поссорились Василий Иваныч с Петром Егорычем.

***

ГЛАВА ВТОРАЯ. АЛИНКА И БАШКИР

Азот, прижимая к груди коробку конфет, легко взбежал по ступенькам подъезда, открыл магнитным ключом дверь, кивнул консьержу и пошел вызывать гигантский лифт.

Поднявшись на восемнадцатый этаж, Азот опять полез за ключами, но потом передумал. Он любил, чтобы его встречали и провожали. Азот надавил кнопку звонка и выставил перед собой коробку. Замок щелкнул.

- Привет, Ксюха, - ласково сказал Азот. - Заждалась? Держи, это к чаю. Кипяти воду. А я пока схожу, поссу.

Азот разулся, наступая на пятки кроссовок, прошел по длинному коридору в туалет, отлил, вымыл руки и пошел чаевничать. На кухне был мир и уют. Чайник горел красным глазом индикатора, Оксана в халатике сидела за столом, и настороженно смотрела на Азота.

- Я, вообще-то, по делу, - сказал Азот, садясь на стул. - Ко мне знакомый приезжает, от больших людей. Из-за границы. Работа у него здесь нарисовалась. Встретимся, обсудим, потом отдыхать поедем... Ксюха, ну чего ты скуксилась? Чего такая кислая? А ну-ка, иди сюда. К папе на коленку.

Оксана послушно поднялась, обошла стол и села на колено к Азоту. Тот сразу же запустил ей руки под халат и сжал плотные, литые груди, приподнял их.

- Кирюха опять трогает тебя? Отвечай, не пизди. - Оксана заколебалась, потом коротко кивнула.

- И бьет, наверное. Да, это хуйня. - задумчиво молвил Азот. - С этим надо кончать. Поигрался раз, и хватит. Я скажу ему, чтобы больше не лез. Маму ебать нехорошо. Это уже извращение какое-то.

Азот поцеловал женщину в затылок

- Ммм... классный шампунь. Так вот, возвращаясь. Отдохнем в сауне. Я бы блядей взял, но его от блядей уже воротит, у него самого блядский бизнес. Он хочет нормальную тетку, которой не страшно в рот без презерватива дать. Он твои фотки видел, которые Вася делал. Ты ему понравилась. Он любит таких, как ты, спелых и сочных. По-моему, он на тебя даже запал.

- Я уже по саунам трахаться буду? - тихо спросила Оксана.

- А какая тебе разница? В сауне тоже неплохо. Тепло, например. Мне это нужно, пойми. У меня на этого человечка планы. Точнее, на его старших, но надо с маленького начинать.

- Я же все сделала, что вы сказали. Сколько еще вам от меня надо?

- И мы сделали что сказали, - миролюбиво ответил Азот. - У тебя есть квартира, работа, ты на свободе, и не с паяльником в жопе. Даже денег немного тебе оставили. Что не так, Ксюша? Ты понимаешь, под какими молотками ходила? Откуда ты чудом живой выползла?

- Дима, я знаю, как вы меня за горло держите. Но по саунам я трахаться не буду, - еще тише ответила Оксана. - Я вам не шлюха,

Азот вздохнул, просунул руки подмышки Оксане и крепко прижал ее к себе. Еще раз плотно поцеловал в затылок. Затем правой рукой полез ей в трусы, погладил шерстку и крепко ущемил за клитор.

- Нет, ты нам не шлюха. Куда тебе до шлюхи? Ты наебала одного из-за другого. Другого из-за третьего. Третьего из=за четвертого, - Азот стиснул клитор и потянул вверх, и на себя, придерживая Оксану за горло. - Четвертого из-за нас. Даже нас ты наебываешь, тебя собственный сын пердолит втихую, а ты боишься даже пожаловаться. Какая же ты шлюха? Ты вообще нечисть, Ксюша. Самка собаки. Шлюха честно по расчету подставляется, а ты себе цену всю жизнь никак не сложишь... Что, больно, Ксюш? Не крутись. Это не пизда у тебя болит, а совесть. Она у тебя там находится. Это мы в тебе совесть разбудили, когда за секель тебя поймали. Вот что, давай так...

Азот поднялся, стряхнул Оксану с колен, повалил, и пригнул за голову к полу, второй рукой расстегивая ширинку.

- Рот открой, - спокойно сказал Азот, - И на коленях стой. Вот так. Весь, целиком бери. Или я сейчас, сука, тебе на голову чайник вылью.

Оксана понимала - он выльет. Грубоватый и прямолинейный Башкир, ехидный и хитрый Лисовский - те могли говорить и не делать, но только не Азот.

Последний бунт на корабле, случившийся почти год назад, закончился испытанием на ней дизайнерского галлюциногена, выращенного хитроумным Азотом с помощью свиста и ебаной матери в кофеварке, после чего ее сутки насиловали черти, демоны, дельфины и покемоны. Видео, в котором она колотилась о клетчатые обои в собственной прихожей, со столовой ложкой в заднице, воткнутой туда собственноручно, стояло перед глазами до сих пор. Как и ласковый Азот, в конце кошмара вытаскивающий из ее руки иглу шприца с антидотом: «Как там дела в Зазеркалье, кролик?»

Оксана заглотнула полностью висящий пухлый член Азота и вопросительно уставилась снизу, раздув щеки.

- Хорошо. Потягивай. Как папиросу. Как я тебя учил, - Азот положил ладонь Оксане на затылок и напрягся, чувствуя, как член в женском рту наливается кровью. - Руки убери нахуй. За сиськи себя возьми. За соски. За кончики. Пальцами оттяни в разные стороны. Вот так и стой. Шире пасть открывай, зубы прибери.

Азот двинулся тазом вперед, потом назад, потом еще вперед-назад, потом опять сильно вперед и замер, пока Оксана не поперхнулась и закашлялась. Азот вытащил стоящий торчком, обслюнявленный член, рассматривая женщину, заплевывающую пол своей кухни. Затем ухватил ее за волосы и потащил в гостиную, пригибая за загривок к полу, чтобы идти ей приходилось согнувшись, чуть ли не четвереньках, помогая себе руками. Зацепил ногой за щиколотку, уронил вниз и протянул лицом по паркету. Остановился.

- Вставай, страна. Гудок зовет. - Оксана завозилась на полу, пытаясь подняться. Азот коротко ударил ее ногой по ребрам. - Пенальти за симуляцию. Вставай, вставай. Нехуй валяться. Работать надо.

Дотащил до гостиной. Уткнул ее лицом в зеркальный шкаф, ободрал халат и трусы, примерился к заднице, и приложился членом к пятну ануса.

- В зеркало смотри, кобыла. Чтобы я твои глаза видел. Жопу руками раздвинь. Шире, блядь, разводи полусрачки. Растяни булки, или я их тебе сейчас пассатижами растяну. Руки на стекло.

Азот напрягся, продвигая себя вперед, с усилием протолкнул облизанную Оксаной головку за кольцо сфинктера. Оксана вскрикнула.

- Тихо. «Где попка - там и рвется», знаешь такую пословицу? Есть, - выдохнул Азот, - Хозяин дома. Голова пролезла, значит все остальное пролезет. Теперь слушай. Руки на стекло положи и слушай. Не дай бог, моргнешь, или что–то не то пизданешь. Я тебя шваброй выебу. На всю длину черенка.

Оксана заскулила, упираясь в зеркало руками.

- Шлюха, говоришь? - прошипел Азот, вдавливаясь членом в нутро Оксаны. - Много ты знаешь о шлюхах? Шлюха в день двадцать клиентов принимает, только и бегает между койкой и умывальником, пизду мыть. Шлюха честно трудится. А тебя, соску ленивую, пользуют от силы раз в месяц. Ебут, но и берегут же? Кому попало, тебя не дают же? Ты хочешь попробовать - что такое настоящей шлюхой быть? Так это можно устроить... это несложно. Вакансии есть.

Азот изменил угол проникновения в задний проход, выворачивая половину сфинктера, и Оксана взвыла от боли, пытаясь руками придержать его за бедра.

- Лапы на стекло! - рявкнул Азот, и натянул женщину еще сильнее. - Нет, в шлюхи ты не годишься, таланта нет. Я лучше тебя, замуж выдам, кобылу эдакую. Ты охуеешь, когда увидишь, за кого я тебя выдам. У него хуй как баклажан, восточный человек, строгих правил. Тебе понравится. Будешь пизжена по морде дважды в день, за крошки на столе. Он тебя с твоим Кирюшей сначала сам пердолить будет, по очереди и одновременно, а потом напрокат сдавать. Ему, кстати, и жить негде, а тут такая невеста с приданым... хочешь замуж, Ксюша? Будешь порядочной мужней женой, сука, ты еще в шлюхи со слезами попросишься. В зеркало, я сказал, смотри! - Азот звонко хлестнул Оксану ладонью по ягодице.

Оксана послушно уставилась в зеркало, чуть не утыкаясь в него носом при каждом толчке Азота в зад.

- Тебя часто о чем-то просят? Тебя вежливо попросили услугу оказать, под присмотром и опекой, а ты уже в позу начала становиться? Ты лучше вот эту позу запомни, в которой сейчас стоишь. - Азот выгнул кисть, воткнул пальцы во влагалище, и прижал их к задней стенке, чувствуя через тонкую перегородку движения своего члена. Оксана застонала. - Вот такую позу запомни, шлюхой она себя возомнила...

- Очко сожми! Сильнее! Еще, - Азот задвигался со скоростью отбойного молотка, впечатывая женщину лицом в стекло, затем рванул ее за черные волосы на себя, прогибая в спине - Рот! Быстро!

Оксана поспешно развернулась, упала на четвереньки, подползла, обхватив Азота за бедра, и широко открыла рот, высунув язык. Азот стрельнул ей в лицо белым и густым, промахнулся мимо рта, залив переносицу, глаз и губу.

- Лекция закончена, - устало сказал Азот. - Надеюсь, все тщательно законспектировано. Конспекты проверю.

Потом Азот вытер рукой член и озадаченно посмотрел на него, потом на ладонь.

- Это что такое, блядь? Я же предупредил, что заеду. Что, трудно жопу к встрече подготовить? Я в другой раз тебя вылизать все это заставлю, поняла?

Азот, не застегивая штаны, чтобы не испачкаться, враскорячку двинулся в ванную. Пошумел там водой, потом, не заходя в гостиную, двинулся на выход. Оксана так и осталась сидеть на полу, привалившись спиной к зеркалу и уткнувшись лицом в колени.

- Эй, - донесся из прихожей голов Азота, - Иди, провожай дорогого гостя.

Оксана с трудом поднялась и направилась провожать дорогого гостя, утираясь на ходу. Подошла к Азоту, стоящему в дверях и вздрогнула, когда он цепко и плотно, как краб клешней, взял ее за лицо.

- Затопить бы тебе сейчас в ебальник, - задумчиво сказал Азот. - С разворота. Так, чтобы красным брызнуло. А нельзя. Тебе в пятницу этим ебальником торговать. Но возможность эту ты всегда имей в виду, сладкая моя. Всегда.

Азот ласково потрепал женщину по загривку, подтянул к себе, чмокнул в пахнущую спермой щечку и закрыл за собой дверь.

Потом дверь опять открылась.

- А Кирюше я скажу, чтобы он больше тебя не трогал. Иначе я его самого в бордель работать устрою, очко тренировать. Взрослый мальчик, пора ему своих баб иметь, а не чужих мацать. Считай это дополнительным бонусом за твою будущую услугу. Все, я пошел. Побрейся везде, и чтобы такого, как сегодня, в твоей попе больше не было. Пока, Ксюш.

***

- Ф-фух! - сказала Алинка, вваливаясь в машину Башкира, - Извини, опоздала. Волосы долго сохли.

- Ели бы ты не опоздала, - мрачно сказал Башкир, - Я бы волноваться начал. Вдруг что-то с тобой случилось?

Алинка насмешливо фыркнула, и впилась губами в бычью шею Башкира, заползая руками под его рубашку, оглаживая ему грудь и руки. Башкир плотно прижал девушку к себе, перетащил одним рывком с соседнего сиденья на колени, зарываясь носом в рыжее-кудрявое. От Алинки пахло зеленой ивой, чистым прудом, нежарким летом, детским велосипедом, футболом до потемок, сливочным мороженым и всем самым-самым лучшим в мире, что только было во всей его, Башкировой жизни.

Башкиру захотелось сказать что-то очень хорошее, что он не обижается на опоздание, и принимает жизнь такой, как она есть, потому что у него в жизни и так перебор счастья с Алинкой, а подождать часок совсем не трудно, и вообще...

- Поехали отсюда нахуй, - сказал Башкир. - Тут стоять нельзя. Сейчас мусора припрутся.

- Куда поедем?

- А куда ты хочешь?

- Никуда не хочу, - сказала Алина, обливая своим рыжим медом Башкира, сжимая вокруг него горячие колени и заливаясь к нему в штаны. - Мне с тобой все равно куда. Поехали туда, где никого нет. Поехали к тебе, Коля? Насовсем поехали. У тебя зубная щетка есть? Купи мне зубную щетку, Башкир. Дома только тряпки остались, тряпки мне не нужны. А тетя Таня и так приедет. Она меня любит, и куда угодно приедет.

И опять на Башкира упала бетонная плита, он заворочался на сидении, вызволяясь из-под жарких Алинкиных бедер.

- Я это... ебана... - сказал Башкир. - Так нельзя... Егоров, и вообще. Мне даже Егоров похуй, но вообще. Непорядок. Нельзя так.

Он хотел сказать, что нельзя нарушать порядок жизни, что полтора года - небольшой срок. И что он, Башкир, всегда будет рядом, и даже ближе. И что ему тоже трудно ждать полтора года, но он будет поднимать на мускул этот срок, как вес в качалке. И что он готов купить вагон зубных щеток, эшелон зубных щеток, да все, все зубные щетки в мире. И даже Егоров ему похуй, но так нельзя.

Что больше всего ему хочется вытащить рыжую белку из треугольного здания регистрации, в свадебном платье, сшитом из золота, света и музыки Морриконе на улицу, размотать ее рыжие кудряшки, поднять высоко над головой, и сказать громко, на всю улицу - «Что, блядь, понятно? Кто вам тут Башкир? Вы это видите - что я держу? А вам всем сосать! Вы такое не подержите в своей жизни! Это мое!»

И что Егоров сейчас не простит, а Егорова-Егорова не простит вообще никогда, и что все они прекрасно знают, и понимают, что у Башкира с Алинкой происходит... но одно дело обжиматься в машине, а другое - забрать насовсем, и среди своих так поступать не положено.

- Да ну его нахуй, - сказал Башкир. - Ебана. В кино поехали. Там что-то показывают, наверное.

Алинка отвердела бедрами, перетащила с Башкира ногу, убрала руки и полезла на свое сидение.

- Это потому что я шлюха? - прямо спросила она. - Ты брезгуешь, да, Башкир? Тебе целочка нужна? Типа, меня половина Европы переебла, и треть Азии тоже, так ты меня к себе домой не пускаешь, чтобы потом пол лишний раз не мыть? Раскладушку после меня чтобы не выбрасывать? В машине так и будешь меня всегда пердолить? Как пионерку?

Башкир подавился мыслями.

Несправедливость была настолько чудовищной, что он не нашел даже остатков слов, чтобы объяснить Алине происходящее. Он подвигал челюстью, собрал обломки корней и суффиксов разрушенных слов, перемешал их в голове и выдал.

- Да нахуй иди, сука, с такими предъявами.

Алина хлопнула дверью так, что машина качнулась.

***

Можно было бы застрелиться, но дробовик лежал в багажнике. Можно было бы забить себя насмерть битой, лежащей на заднем сидении. Можно было бы разогнаться и врезаться в столб. Башкир в отчаянии посмотрел в окно. Там сновали нормальные люди - едящие, спящие, трахающиеся, заводящие детей, находящие слова для любви и ссоры. Башкир ударился головой о руль и крепко закусил его обивку.

Потом опомнился и собрался. Нехорошо погибать без боя. Ели уж ты мужик, то дерись до конца.

- Алинка, я тебя люблю. Я тебе глупостей наговорил, потому что я говорить не умею, потому что я вообще не знаю как с тобой говорить, - сказал вслух Башкир, глядя в зеркало заднего вида и тренируясь перед решительным боем. - Я делать умею, а говорить - плохо, ебана. Я все время боюсь тебе что-то не то сказать. Я пять минут думаю - что сказать, а потом такое пиздану, что самому страшно. Вернись. Пожалуйста. Я тебе все объясню.

Башкир выдохнул, подвигал челюстью, набрал номер и прижал смартфон к уху. Телефон Алины, выпавший из кармана, после первого же гудка затрезвонил с пола машины, из-под сидения Башкира.

Вот так.

***

- Розумеешь, - сказал Михась, небрежно поглаживая черноволосую женскую голову, размеренно двигающуюся над его заросшим пахом, - Так не делают. Муса такое не простит. Если нужна тебе эта курва - так купи. Она же денег стоит. Ее и так раза три продавали. Что за дела? Купи в четвертый раз, если в цене сойдемся. Приехать, стрелять... я два часа в наручниках в машине просидел, пока полиция не вызволила. Меня - полиция!

Азот понимающе покачал головой.

- Конечно, это мой косяк, - продолжал Михась, теребя волосы Оксаны, - Поэтому я и поехал. Муса сказал - сам проебал, сам и разбирайся. - Михась отнял голову сосущей Оксаны от члена, подтянул женщину к себе и лизнул ее в ухо, - Иди пока в бассейне поплавай, рыбка. Нам поговорить надо.

Оксана поднялась с корточек, послушно пошла к бассейну. Михась с удовольствием смотрел ей вслед, на ладную, круглую попу, перекатывающуюся на ходу.

- Хорошая кобыла. Я таких люблю. Техника не та, но все плотненькое. И дупой машет, как насос качает. Сам научил так пердолиться?

- С друзьями. - скромно сказал Азот.

- Слушай, Азот, я возьму ее на ночь? Поиграться? Завтра отдам. Заодно хлопцам покажу.

- Бери, - пожал плечами Азот. - Только совсем не замучайте ее там. Давай, лучше к твоим шлюхам вернемся.

- То так. Надо чтобы эта курва приехала обратно. Пусть не целая, но живая. Чтобы говорить могла, и кричать. Поэтому ты мне и нужен. Люди у меня есть, Лешек приехал и еще один, ты его не знаешь, Крыжак. Чтобы такую ссыкуху взять армия не потребна, но мне нужен кто-то местный... У меня тут есть один, он кстати ее и приведет в нужное место. Но то такая гнилушка, пся крев, что больше ничего не может. Приведет и сразу уйдет.

- А чего вы именно на нее нацелились? Ну, вернуть, понятно. Можно здесь голову оторвать и в жопу затолкать. Логичнее же тех брать, которые ее вывезли с фейерверком? Это же они, по сути, Мусе в лицо нассали?

- Тем свое время. Курва малая на них и выведет. А то, что от нее останется - повезем обратно к Мусе. Долги отдавать. Запчастями.

- Как вы вообще ее нашли?

- Ты не поверишь, - Михась улыбнулся. - Через «вконтакте».

- Пиздануться! - ошеломленно сказал Азот. - Она что, имя-фамилию выложила? После всего?"Вконтакте»? Нет, ну я хуею - что иногда в головах у людей творится... Михась, как такое в мире может быть? Ну, вот он тебе, как есть, естественный отбор в действии...

- Нет, имя она не выкладывала. Показала выдуманное, под которым у нас же и работала - Михась уже откровенно заржал, - И место учебы. Одноклассников искала. А нашла сослуживцев. По фото ее и узнали. Мы подъехали, нашли квартиру, где она раньше жила. Квартира, натурально, пошла по рукам. Там таджик какой–то живет переляканный. Мы с ним поговорили, подпалили его где надо, он и дал расклады.

- А на гнилушку своего как вышли?

- Да через тот же «вконтакт». Он у нее в друзьях. Переписались сначала, потом подъехали. Договорились легко. Он нам курву, перевязанную ленточкой с бантиком, выдает, чтобы мы не бегали, не искали. Мы в обмен двоих лайдаков валим, которые ему жить мешают.

- Что за лайдаки? - поинтересовался Азот.

- А пес его знает, - безразлично ответил Михсь. - Шпана какая–то. Нам без разницы, сделали - уехали, никто искать не будет.

- Разумная сделка, - согласился Азот. - Безналичный расчет. Торговаться не надо.

- Он, пся крев, такой, что мать родную продаст. - Михась посмотрел на Оксану, которая медленным брассом, высоко подняв голову над водой, покорно бороздила бассейн. «Вот хорошая женщина», - подумал Михась: «Сказали: плавай - она и плавает. Умница. Услышишь, красавица, что я вечером тебе скажу сделать... »

Михась свистнул и помахал Оксане рукой. Она послушно, как спаниель, погребла к бортику.

- Да уж... - задумчиво сказал Азот, - бывают же друзья... «вконтакте». Вот, воистину - скажи мне, с кем ты дружишь, и я скажу тебе - когда ты умрешь...

Азот некоторое время молчал. Потом шлепнул ладонями по голым бедрам.

- Понял. Значит так, по первой части - это не вопрос. Будет спать в багажнике до самой Варшавы, когда выговорится, конечно. По второй - нет, не могу. Но человека дам. Человек серьезный, понты с ним не гоняйте, относитесь с уважением. Он поможет упаковать. Ты говоришь, агентура твоя гнилая доносит, что с этой малолетней шалавой иногда какой-то бык ходит? Ну, так этот бык не хуже, я тебя уверяю. - Азот отхлебнул ледяное пиво из бокала. - Берете, везете невесту на тройке с бубенцами на свою точку. Разговариваете. Потом я подъезжаю - адрес мне дай и проход туда, кстати. Я делаю свои процедурки, выписываю вам инструкции по уходу за растением, и привет братской панской Польше. Все. Как ее зовут, кстати?

- Марго, - равнодушно ответил Михась. - Здешняя. Я потому к тебе и обратился.

Подошла Оксана и остановилась, обтекая каплями воды по амфоре фигуры. Михась поднялся, набросил на нее полотенце, вытер, разминая руками попу и залезая рукой в промежность, затем притянул к себе и поцеловал в рот.

- Идем, попаримся, рыбка. Попаришь меня? - Оксана кивнула головой и пошла в парилку. Михась догнал ее, развернул на ходу задом к Азоту. Одобрительно подмигнул, затем шлепком отправил ее за прозрачные двери кабинки.

- Трахаться в парилке вредно, - серьезно сказал Азот. - Сердце можно посадить.

- Это активно двигаться в парилке вредно, а не трахаться, - ответил Михась. - Я на себя сверху ее насажу, пусть скачет, мне будет не вредно.

Азот пожал плечами, допил пиво, и набрал номер на телефоне, глядя сквозь прозрачную дверь кабины, как вспотевшая Оксана пристраивается на член Михася, цепляясь за его шею, и начинает раскачиваться на нем, блестя влажной задницей, и растягивая на стволе в пленку заднюю спайку щелки.

- Башкир, привет. Слушай, дело есть важное. Нужна твоя помощь заграничным коллегам. В будущем - важным партнерам. Нет, не по телефону. Можешь подъехать вечерком ко мне, перетереть? Хлопоты небольшие, но выхлоп в будущем может быть значительным. Злодейство на пять минут.

***

Егоров, провожая Башкира, спустился с ним во двор дома.

- Ну, это, - сказал Башкир, - В общем, как-то так...

- Да я все понимаю, - ответил Егоров. - Спасибо, что телефон завез. Я ей отдам. Ты не парься, Башкир. Все образуется. Все ты правильно сделал, и я тебя за это уважаю. Малая она еще. И дурная. А ты взрослый и умный.

- Она не дурная, не говори так, - буркнул Башкир. - Просто малая.

- Ну, не дурная, - легко согласился Егоров. - Не ученая. Научится - будет нормальная. Сам понимаешь - что у нее за спиной, и как она к жизни относится. Знаешь, было бы ей на два года больше, я бы сам тебе сказал - «вперед». А сейчас ей учиться надо. И вообще, в себя приходить. Ты что, думаешь, я не в курсе - что у вас там происходит? Я знаю, что ты ее не обидишь, и, вообще, тебе доверяю. Но... дай время, Башкир. От судьбы не уйдешь. Если на роду написано, то никуда она не денется. Вон, на Ваську посмотри. Знаешь, откуда я ему его белоснежку привез? Лысую и с чесоткой? А ведь он тогда уже на себе крест поставил, одним чаем питался... А сейчас на Сан-Борисну посмотри. Она как очки наденет, так даже я ей «вы» говорю, а Васька вообще в прихожей на вешалке висит, как пальто. А ебется она только с ним, такие дела...

Вспомнив Васю, Егоров поскучнел и протянул Башкиру руку на прощание.

- Вот блядь, - сказал Башкир, пожимая руку.

- Что такое?

- Легка на помине. Надо было мне раньше уходить.

Егоров закрутил головой и вздохнул. Из-за угла выруливала Алина с каким-то парнем под ручку. Худым, длинноволосым, с «конским хвостом» на затылке. Башкир вдруг отвердел ладонью.

- Башкир, спокуха. - осторожно попросил Егоров. - Это она тебе назло. Не ведись.

- Подожди, - сказал Башкир непонятным голосом. - А ну-ка, позови их сюда. Не бойся, я знаю что делаю. Сейчас я все тебе объясню, дай пять минут. Егоров, я спокоен, отдай руку. - Егоров отпустил клешню Башкира и приветственно помахал парочке.

Алинка подошла с надменным видом, а вот с парнем творилось явно что-то неладное. Такое ощущение, как будто он опьянел на ходу, лицо стало белым, а губы синими.

- Егоров, познакомься, это Кирилл, Кирилл, это мой папа, - представила спутника Алина. Башкир представления не заслужил. - Кирилл в банке работает. Кир, я сейчас домой сбегаю, за рюкзаком, подожди меня здесь. Егоров, мы в парке погуляем, я хочу подстилку взять, чтобы поваляться.

Алинка упрыгала по ступенькам в подъезд, Кирилл стоял, напоминая видом сыр-брынзу.

- Познакомься, папа, - глухо повторил Башкир. - Это Кирилл. Он в банке работает. Тот самый пидор, который под нас с Азотом и Лисовским свою мамашу подставил, и сам ей плотно дал под хвост. Помнишь, я рассказывал? Да и сейчас, по слухам, ее регулярно поебывает на почве семейной симпатии. А когда мама капризничает - жестких пиздюлей ей отвешивает. У него даже на днях с Азотом разговор был на эту тему.

Егоров стал страшен. Кирилл попятился. Егоров вытянул руку и быстро ухватил Кирилла за кадык, подтянул его к себе.

- Ты... бля... - Егорову, казалось, не хватало слов, как Кириллу не хватало воздуха. - Ты...

- Отпусти его, Егоров, - тихо попросил Башкир. Егоров только скосил глаза на него, и сжал горло еще сильнее. Кирилл стал синеть. - Отпусти. Не здесь. Сейчас малая выйдет, бог знает что подумает.

Егоров выдохнул, как тормозящий автобус, и нехотя разжал руку. Кирюша закашлялся.

- Слушай, Кирюша, - очень серьезно и грустно сказал Башкир. - Беги. В другой город, в другую страну, на другую планету. Лучше, конечно, пойди и утопись. Только не в колодце, люди оттуда воду берут. Потому что в тот день, в который я тебя увижу, ты умрешь. Я тебе свое слово даю. А если я увижу тебя с ней, то ты умрешь страшно. Пошел нахуй отсюда. Считаю до одного. Раз...

Кирилл развернулся и побежал. Егоров, щурясь, смотрел ему в спину. Потом перевел взгляд на Башкира.

- Умеешь ты, брат, говорить, когда надо. Правильные слова находишь. Не то что...

Из подъезда выскочила Алинка с рюкзачком и возвращенной Башкиром мобилкой. Поблагодарить его она не удосужилась. Подбежала к Егорову.

- А... где?..

- А ну быстро домой, - фанерным голосом сказал Егоров. - Я щас тебе объясню и где, и кто, и почем. - Башкир молчал, глядя в асфальт.

- Да вы... да какого хуя!? - заорала на весь двор Алинка. - Башкир, тебе неймется уже, да? Ты всех от меня отгонять будешь, да? Какое теперь твое собачье дело? И твое, Егоров, какое собачье дело? Мне всю жизнь указывали с кем трахаться!!! Теперь вы еще на раздаче моей пизды встаньте!

Алина орала, чуть ли не брызгая слюной, с ненавистью глядя на Башкира. Тот молчал, потупившись. Алина выматерилась под конец, как плиточник, и побежала со двора.

- А ну стоять! - рявкнул Егоров. Девчонка припустила еще быстрее и скрылась за углом. Егоров двинулся было за ней, но потом вернулся.

- Вот такая хуйня, - растерянно сказал Егоров. - Башкир, ты не волнуйся. Он ее пальцем не тронет. Зассыт. Нутро у него такое. Ты извини, что так все получилось...

Башкир грустно глядел вдаль, потом посмотрел на часы.

- Пора мне, Егоров. Дело одно есть, надо подготовиться.

- Что за дело? Если не секрет, конечно.

- Да так, ерунда. Попросили помочь. Одну вещь надо хозяину вернуть. Азот попросил.

- Ага. Ну, тогда давай. - Егоров вздохнул. - Не грусти, Башкир. Все наладится.

Башкир кивнул, развернулся и пошел к машине.

***

Башкир медленно ехал по городу, пытаясь о чем-то думать. Думать получалось плохо, хотелось лечь и подохнуть. Опять за окном бродили ненавистные людишки, у которых всегда все нормально, а если ненормально - так по их же, как правило, вине. В чем была вина Башкира, и за что ему это все - понять он не мог.

Подыхать он пока решил повременить, потому что были еще дела. Башкир заехал в кафе и купил себе порцию мороженого. Съел ее за столиком. Потом еще одну. Не помогало вообще никак.

В кармане зазвонило. Башкир с надеждой полез за трубкой, посмотрел на входящий номер и вздохнул. Надо было выходить на работу.

- Пора, - сказал голос с легким польским акцентом, выделяя предпоследний слог. - Начинаем. Городской парк, со стороны улицы Горького. Не сам парк, а снаружи, за оградой идет такая... как прогулочная дорожка. Синий микроавтобус припаркован вдоль забора, «Ситроен Джампер». Знаешь это место?

- Конечно, - ответил Башкир. - Там раньше трамвайная линия была, ее сняли.

- Добре. Твое место впереди буса. Объект с сопровождающим проходят между автобусом и оградой, ты блокируешь спереди, мы сзади из автобуса берем. Тебя она не знает, а мы спугнем, если покажемся. Людей там почти нет, проверили. Потом ты сразу за руль. Права взял?

- Да взял, блядь, - досадливо отозвался Башкир, - Что вы со мной как с дитем малым? Я еще сам вас поучу такие дела делать.

- Извини, - сказала трубка, помолчав. - Тогда через полчаса уже на месте. Ждем.

Башкир рассчитался, вышел из кафе и поехал. Поминая пробки, доехал до парка, нашел место для стоянки, вышел, отыскал синий микроавтобус, и встал неподалеку от носа бусика. Помахал водителю, видневшемуся за стеклом. Тот махнул в ответ. Все, ждем.

«Все-таки, не у меня одного неприятности, вот кто-то еще вляпался», - меланхолично подумал Башкир, но легче от этой мысли, почему-то не стало. «Но мне-то за что? Алинке за что? Что я ей плохого сделал? Ну ладно, что-то не так сказал. Мне трудно с этим. Мне, например, написать проще, чем сказать. Потому что там всегда исправить можно, если не так написал».

Мысль написать Алинке увлекла его настолько, что он стал сочинять в голове покаянное и все объясняющее письмо, в уме расставляя запятые и многоточия, и настолько увлекся эпистолярным жанром, что чуть не пропустил отмашку водителя. Башкир двинулся вперед, к автобусу, просматривая дорожку, и замер, как пришибленный шпалой. Нет, ну блядь, что - сговорились все сегодня? Есть же предел всему!

По дорожке, держась за руки, шла его Алинка и волосатый пидор Кирилл, о чем-то беззаботно болтая.

Две противоположные мысли застопорили Башкира, превратив его в соляной столп. Первая - взять гаденыша за патлы, впечатать в ограду и пинать ногами до тех пор, пока он в виде фарша из мясорубки не пролезет между прутьями решетки на ту сторону. Вторая, противоположная мысль - спрятаться от Алинки за микроавтобусом, и стоять там не дыша.

Пока эти взаимоисключающие идеи тянули, каждая в свою сторону, парализуя всякое движение, козырем пришла третья, и припечатала две предыдущие. Алинку надо было выводить отсюда немедленно, любой ценой, до того, как подойдут нужные люди, чтобы она не видела лишнего. Хватит с нее переживаний. А гаденыш от Башкира никуда не денется. Башкир слово дал - значит сдержит.

Башкир двинулся вперед, между автобусом и оградой, и остановился, поджидая голубков. Голубки его заметили, и тоже остановились. «Что-то не так», - понял Башкир: «Что-то очень и очень не так».

Алинка оскалилась и чуть ли не зарычала.

- Ты так и будешь за мной ползать? Тебя же ясно послали... - нет, с Алинкой было все нормально.

Но вот с гаденышем дело было не в порядке. То, что он обосрался - это ясно, но обосрался чем-то не тем, и смотрел на Башкира, как будто тот внезапно отрастил рога и жабры. Затем случилось и вовсе невероятное, гаденыш вдруг робко улыбнулся и кивнул Башкиру, почти как своему. «Вот», - сказал непонятные слова гаденыш: «Я ее привел, как обещал». Башкир опешил.

И начались чудеса.

С лязгом откатилась дверь бусика, оттуда выпрыгнул Михась. Хлопнув дверью, вышел Лешек, отрезая сзади отход гаденышу и Алинке. Башкир очумело крутил головой. Алинка, увидев Михася, дико взвизгнула и кинулась назад по дорожке, натолкнулась на Лешека, отлетела, и упала на задницу.

- Что за хуйня, - спросил строго Михась.

- Так ведь это и есть ее бык, - сказал гаденыш Кирилл. - Про которого я вам рассказывал.

Время остановилось, как в дурном сне. Как в паршивом водевиле, с непременной немой сценой. Алинка с ужасом смотрела на Михася, Михась на Башкира, Башкир на гаденыша. Гаденыш растерянно переводил взгляд на всех по очереди.

Затем Лешек ухватил Алинку за рыжие кудряшки и рывком поставил на ноги. И только тут до Башкира дошло понимание происходящего, как до последнего тупорылого дурака, который обнаруживает пропажу своего чемодана, уже выходя из поезда.

Башкир зарычал и кинулся вперед, отмахнувшись от Михася кулаком по носу, и впечатав его в борт автобуса. Лешек сразу загородился Алинкой, затем толкнул ее вперед, на Башкира, заставив его остановиться. Башкир уронил Алинку обратно на землю, тем же многострадальным местом, непроизвольно наклоняясь над ней.

И тут его что-то садануло по затылку. Потом еще раз. Башкир повалился на землю, как говядина на бойне. Попытался подняться на четвереньки, получил третий раз и слег окончательно.

Лешек уже тащил Алинку, зажимая ей рот, в проем микроавтобуса. Алинка брыкалась и сучила голыми ногами, задрав юбку до пояса. Крыжак ударом торца об асфальт сложил телескопическую дубинку, которой погасил Башкира. Гаденыш перепугано прижимался к ограде.

- Цо то было? - спросил Михась, вытирая разбитый в кровь нос. Крыжак пожал плечами, пряча дубинку. - Бери его и тоже до буса, - они вдвоем подняли беспамятного Башкира, и заволокли в автобус.

- Тяжелый, пся крев, - выдохнул Михась. Затем обратил внимание на Кирилла. - А ты чего там встал? Лезь вперед.

- Но мы так не договаривались.

- Прибью, курва! - рявкнул Михась. - За того будешь.

Гаденыш послушно полез в машину.

***

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. АЛИНКА И ОСТАЛЬНЫЕ

- Бьют, знаешь что? - спросил Вася, нависая над Бьют, упираясь локтями в диван, и отнимая у нее журнал.

- Что?

- Ты вообще. Ты и раньше была вообще, а сейчас просто ну совсем вообще. Как у тебя это получается - быть такой вообще?

- Тебе книжки надо писать, а не кино про блядей снимать, - проникновенно сказала Бьют, пытаясь цапнуть Васю за ухо. - Вот, умеешь ты женщине приятное сказать. Как Пушкин, или этот, Пехлевин. А когда ты понял, что я вообще?

- Ну, вообще, я сразу понял, что ты вообще. А потом еще раз понял, когда снимал тебя на видео.

- Ты меня сто раз снимал на видео, вообще.

- Нет, тогда, у Хаши. Когда мы поссорились.

- А до того ты просто так меня трахал, как «вообще»?

- Давай, вообще, ебаться, - сказал Вася, игнорируя глупые вопросы и сокращая уравнения. - Прямо сейчас давай. На этом месте.

- Давай, - ответила Бьют, и лизнула Васю в нос. - Только я кричать буду, и мы ребенка разбудим.

- А ты не кричи.

- А я не могу. Идем в коридор. Я там буду кричать.

- Тогда мы соседей разбудим. Зачем нам квартира, если мы в коридор ходим ебаться? Мы что, бомжи, в коридоре ебаться? Давай тогда в коридоре жить, вообще.

- Похуй мне на твоих соседей. Я хочу ебаться и кричать, вообще. Идем, Вася. Пусть на нас жалобу напишут в ЖЭК, что мы ебемся в коридоре и кричим. И санэпидемстанцию пришлют для проверки уровня шума.

- А мы их тогда поубиваем, - сказал Вася. - Всех, вообще.

- Ага. И скажем, что это не мы, вообще. - восторженно подхватила Бьют, и уцепила Васю ногой за шею.

Вася поднялся с дивана, потащил Бьют на себя, подхватил под попу, забросил ее ноги себе за спину, и двинул вперед на выход, открывая ее спиной попадающиеся по пути двери. Добравшись до прихожей, прижал Бьют спиной к стене, нашаривая ногой шлепанцы.

Между Васей и Бьют, сдавленный их телами, задрожал мобильный телефон.

- Бляди твои звонят, небось. Сниматься хотят, - сказала Бьют и бесцеремонно вытащила Васин телефон из кармана его штанов. Посмотрела на номер, подобрала звонок и приложила трубку к уху.

- Да, Азотина. Мы тут немножко заняты, вообще... что? Куда? - Бьют замерла, дослушала, слезла с Васьки, и передала трубку мужу.

- Хуйня, кажется, приключилась, Вася. Ехать надо. Будем кричать и ебаться в другом месте, вообще.

***

- Так-так, добре, - сказал Михась, наклонившись над Башкиром. - Был такой фильм москальский - «Кавказская пленница». Это у нас старая сказка на новый лад выходит, пся крев?

Башкир только замычал из-под нескольких слоев скотча.

- Бывает же такое в жизни, - задумчиво продолжил Михась. - Рассказал бы мне кто - не поверил. Я уже думал подстава, а тут, оказывается, радоваться надо что повезло, и бегать за вами всеми не пришлось. За то спасибо. Вот только нос ты мне разбил зря, ой зря.

Башкир опять замычал, мотая головой.

- Нет-нет. Потом скажешь. - Михась похлопал Башкира по голове. У меня правила такие...

Михась обернулся на Алинку, лежащую лицом вниз, с заломленными руками. Уже без трусов и с юбкой, задранной на спину, светящую загорелой курортной попой с белой полосочкой. Рот девчонки тоже был заклеен.

- Правила простые. Чтобы долго не спрашивать - я сначала делаю больно. До всех вопросов. А потом снимаю скотч, и даю слово. Ненадолго. Три минуты на выступление. Потом опять заклеиваю рот, и повторяю вопросы. Так быстрее выходит, понимаешь?

Михась разогнулся и подошел к дивану, на котором понуро сидел Кирилл. Лешек и Крыжак неспешно раскладывали на деревянном столе что-то звякающее.

- Ну вот, - сказал Михась Кириллу, - Наполовину я с тобой уже рассчитался. Хотя глупо вышло, проще было тебя одного убрать, чем тех двоих. Я так и собирался. Ну, как получилось - так получилось. Везучий ты. Должен мне будешь. Понял?

Кирилл подавленно кивнул.

- А второй мне пока нужен. Пусть дело сделает, без него трудно будет. Умный парень, химик, - Михась обернулся к Башкиру, - Вот, хорошо сказал, твой приятель: «Скажи мне - кто твой друг, и я тебе скажу - когда ты умрешь». Как в воду смотрел, пся крев!... Лешек, бери малую курву, тяни сюда, пусть бык тоже посмотрит на работу. Крыжак, оборви шнур от лампы с вилкой. Надвое конец расплети, на концах петли сделай под «крокодилы». Здесь розетка есть, как раз у быка над головой.

Лешек ухватил Алинку за одну щиколотку, легко вздернул ногу вверх, и подтащил Алину ближе к Башкиру, волоча девушку головой по полу. Отпустил, наступил ей коленом на замотанные за спиной запястья, ухватил за рыжие волосы, задирая голову вверх и выгибая девушку в позвоночнике. Михась разместился за Алинкой, опустился на пол, коленями раздвинул ее бедра в сторону и устроился между ними.

- Но до вопросов далеко. То как в суде, понимаешь? Вопросы будут потом, сначала слово обвинению. - Михась лениво и тяжело ударил Алинку кулаком в копчик, та содрогнулась и заныла больше через нос, чем через заклеенный рот.

- Добре. Я, курва, столько из-за тебя перенес, сколько ни одна блядь не стоит. Мало того, что вы мне машину попортили, еще и поглумились - как потом на людей смотреть? Муса даже не ругался. Муса смеялся!!! - Михась еще раз, уже со злобой, приложил кулаком по копчику. Лешек крепко держал девчонку. Крыжак смотрел с интересом, перерезая ножом шнур от торшера. - Муса сказал: езжай, ищи. Без нее не возвращайся. Надо будет - женись. Если, говорит, добром не поедет, и со двора погонит. Тебе тоже смешно, так? То давай поженимся, курва. Э, да ты сухая совсем. Сейчас намочу.

Михась развел руками ягодицы девушке, жирно плюнул туда, растер, и воткнул пальцы в промежность. Алинка замычала и засучила ногами по полу. Крыжак, со шнуром, раздвоенным с одного конца, и с электрической вилкой, болтающейся на другом конце, подошел ближе, и придавил голень Алинки ботинком к полу, как жука.

- А если в две дырки сразу? - Михась, примерившись, двинул руку дальше и стиснул пальцы, разминая тонкую плоть между ними. - Вот так? Что ты дергаешься, тебя не раз так драли... Вырвать бы тебе просак, курва, но ты же кровью истечешь, и до Мусы не доедешь. Ладно, это успеется. Полежи пока так, почувствуй.

***

Михась завелся. Тупая злоба самца, Царя Природы, обманутого и униженного подотчетной проституткой, голенастым насекомым на обочине, да никем, фактически! Той, чье имя не помнят! Той, кого даже не трахают, а просто дрочат, используя их части организма! Михась зашипел.

- Крыжак, не втыкай пока шнур в розетку, я сначала выпорю ее этим шнуром по сраке, чтобы рудой потекло. Потом ток подключим. Я за цыцьки хотел «крокодилы» зацепить, но, боронь боже, еще сердце у нее станет, если пропускать через грудину. Выскользнет от нас легко, курва, что я Мусе отдам? Сначала в пизду. За клитор и вот за это. - Михась потащил пальцы назад и понюхал их. Улыбнулся. - Цепляй электрику. А потом уже с ней поговорим - кто ее увез, и где их искать. Не поймет - отрежем кое-что. Нет, я резать не стану. Плоскогубцами пуговицы поотрываю. Часа два у нас есть, потом добрый доктор приедет.

«Спокойно», - подумал Башкир, захлебываясь адреналином - как он всегда говорил себе, когда было неспокойно, с самого детства. Башкиру было страшно. Больше всего он боялся быть тупым. Хватит уже быть тупым. Спокойно. Не говори, пиши. Провод на шее тонкий и длинный. Горлом не порвать. Поддеть бы чем-то.

Башкир прижался к стене и отвернулся, стараясь, как актер Больших и Малых театров, изображать искренние страдания влюбленного, одновременно выбирая слабину электрического провода, которым был притянут за горло к чему-то прочному сзади - дергайся и душись. Запястья он уже пробовал высвободить, но залепили их друзья-панове на совесть.

Провод - нехитрая вещь. Две медные жилки, да оболочка из полихлорвинила. Только горлом его не порвешь. А немножко потянуть можно.

Михась с одобрением посмотрел на страдания молодого Башкира.

- Не интересно смотреть? Я бы тебя сразу положил в яму, если бы ты мне нос не разбил. Вижу, что ты мужик хороший, честный. Но теперь уж так, не хочешь смотреть - тогда слушай. Крыжак, давай шнур. Сейчас по пизде ее утеплю.

Алина взвыла так, что Башкира чуть не подбросило на полу. Выжигая нервы, стирая зубы и тратя год жизни за секунду бытия, он остался почти неподвижен. Подбородок уже пролез под провод.

- Еще! - заорал Михась, ставя ударение на первый слог. - Еще!

Алина взвыла снова, давясь скотчем. Под растянутый провод пролезло ухо Башкира, обдираясь о жилу шнура. Хорошо было бы еще выше поднять, над виском, и упереться рогом... но свистнуло опять, и Алинка взвыла в третий раз, и Башкир, обрывая под корень ухо, содрал ошейник с привязи движением своей тупой башки, как цербер, срывающийся с цепи.

***

Никогда он не был стратегом, и даже тактиком никогда не был. Пушечное мясо. Как ощетинившиеся сарисами против индийских слонов гетайры Македонского, как старая гвардия Наполеона, стоящая в мертвом каре под картечью, как угрюмая рабоче-крестьянская пехота, мотающая под Вязьмой противотанковые гранаты в связки, перед последним своим рассветом. «Говори что делать, командир, мы сделаем... « Но командовать было некому.

Не было свирепого команданте Егорова, не было хитрого штабника Азота, не было даже дурного и везучего Васьки, чтобы донести пакет до штаба. И пехота пошла гибнуть в поле сама, по своему простому разумению.

Башкир подвел ногу под ногу, и рывком поднялся, растягивая наружные мышцы бедра. Сбил пинком Михася со шнуром в руках, чуть не упав сам при этом. Переступил распластанную Алинку, выровнялся и утвердился на ногах. Массой, толчком, повалил Лешека. Потом откуда-то снова появился Михась (да откуда ты, блядь, постоянно берешься?), Башкир попытался ударить его лбом в лицо, но с руками за спиной особо не размахнешься, тут амплитуда нужна и обратное движение рук. Получилось не очень сильно, зато по больному носу. Михась взвыл и опять пропал из поля зрения.

Все. На этом воинские успехи закончились.

Дальше была цусима, армагеддон и аустерлиц. Башкиру дали под колено, затем в голову, затем еще раз в голову с другой стороны, затем просто, как кеглю, повалили на пол. Краем заплывшего глаза он увидел Алинку, отползавшую боком от места побоища в дальний угол комнаты. Потом град ударов посыпался на Башкира, он сжался в позу эмбриона и затих.

- Все, - гавкнули сверху. - Хватит. Конец. Перевертайте его до неба.

Башкира перевернули на спину. Над ним нависал с пистолетом в руках, со свиным рылом вместо носа, озверевший Михась.

Башкир, уже плохо соображая своей разбитой головой, все пытался приподняться, чтобы увидеть - далеко ли отползла Алинка? Может быть, ей повезло, и она вообще убралась из этого ужасного места? - но Михась ногой в ботинке упирался Башкиру в грудь, и каждый раз возвращал его на место, колотя затылком о пол.

- Пся крев, - это из поднебесья сказал не Михась, почему-то, а Лешек. - Ты тут его стреляй, а девку берем в спальню. Я этого вепря не потащу. Тяжелый, и все кровью измарухает. Друг его скоро приедет - что ты ему покажешь? Что скажешь? Он же поймет, весь пол в крови. Давай, этого тут стреляй, и оставим за диваном. А девку в чистую спальню понесем, там и поиграемся. Туда и доктора приведем. Мешок ей на голову наденем. Наволочку снимем с подушки. Скажем доктору - так надо.

- Добро. Только я этого не сразу кончу, холеру, - ответил хрипящий Михась с кровавым лицом. - Еще два часа есть. Я ей сейчас пуговицы с сисек и пизды срежу, а он их сожрет. В рот ему засунем и скотчем заклеим. Пусть жрет, или давится. Повенчаем.

Михась поднял пистолет, прицелился Башкиру между ног.

Грохнул выстрел.

***

Голова Михася разлетелась, как перегоревшая лампочка, под звон стекла, оставив от себя только цоколь шеи с нижней челюстью, и какие-то кожаные ошметки щеки. Михась без головы, зато с пистолетом в руке, повалился на Башкира. Затем, из разлетевшегося окна, ведущего на веранду, грохнуло еще дважды, выбивая пыль и ворс из дивана напротив.

Почти одновременно от входной двери задолбило мерно, страшно и тяжко, выбрасывая языки пламени из ствола, и отравляя воздух гарью пороха и трассеров, наполняя помещение тлеющими волокнами и какими-то крутящимися щепками.

В ответ из угла, из-за перевернутого и расщепленного стола, из-за распотрошенного дивана, несколько раз бахнуло. И тут же от двери в проклятый угол, почти непрерывной струей свинца звонко прорычало, как будто страшной и тяжелой литавре с трассерами в паузах подыграла легкая и быстрая, свирепая мандолина.

В углу заорали, страшно, как будто резали по живому.

Оглушенный Башкир попытался перевернуться на полу, сначала на живот, потом на животе. И увидел в проеме выбитой двери смазанное видение Егорова в бронежилете. Хорошо увидеть знакомое лицо перед смертью.

А потом уже увидел Егорову-Егорову, укрывшуюся рядом с Егоровым за чем-то прямоугольным и серым, выставившую оттуда обрезок «инграма» с длинным магазином в рукоятке, такого бесполезного на улице, и такого страшного в помещении.

Егорова-Егорова выдавливалась в комнату как паста из тюбика, поливая поверх штурмового щита из мандолины смерти, как из шланга, не давая поднять голову, пока Егоров оглушительно гавкал своим калибром, выбивая пыль, тлен и штукатурку из проклятого угла.

Башкир на миг потерял четкую картинку мироздания, воткнулся разбитой головой в пол, и, как раздавленная гусеница, пополз в то место, где он когда-то, уже давно, предположительно видел Алинку.

А когда он ее увидел снова, Егорова-Егорова переступила через Башкира, проволокла по нему прямоугольное и серое, метнулась под окно, к сжавшейся Алинке. Упала на нее и укрыла рыжую своим щитом, прислонив его к стене. Егоров, перекрывая собой помещение, снова тяжело загрохотал над ползущим Башкиром.

Окно на веранду развалилось окончательно, и в него, как скарабей в броне, полез Азот, опираясь наколенником на подоконник, а ногой становясь на щит Егоровой, вламываясь вместе с рамой в комнату. Знакомый Башкиру дробовик был у него в руках.

- Вторая, - непонятно рявкнул Егоров!

- Взял! - так же непонятно ответил Азот и исчез из поля зрения Башкира.

Башкир, пачкая кровью пол, дополз до серого щита и замер. Затем робко постучал в щит костяшками пальцев. Хотел что-то сказать, но рот был заклеен скотчем, и получилось только промычать.

- Это ты, Коля? - Донесся из-за щита плачущий голос Алинки. - Ты живой? Иди сюда. Мама, пусти его. Это мой Башкир.

- Потерпит твой Башкир, - строго сказала мама, выбрасывая магазин «инграма» и загоняя новый. Вот когда папа разрешит, тогда и пустим. Развелось у тебя ухажеров.

***

- Башкирня, - Азот чуть не плакал, прижимая к себе избитую голову Башкира. - Бля, я всем на свете тебе клянусь, я не знал. Потом, случайно, хуй к носу прикинул, и понял. Все сразу понял. Высветило. Я чуть не поседел на месте. Егорову сразу отзвонился, моментом, и Ваське. Егоровы сказали, что убьют меня вообще нахуй.

- Убьем обязательно, - мрачно ответила Егорова-Егорова, заворачивая голую Алинку в какую-то простыню, найденную в соседней спальне. - Только потом. Сейчас некогда.

- Я твою тачку на Горького нашел, дробовик твой из багажника взял, а завести машину не смог, - причитал Азот. - Ключи не отыскал. Егоровы меня подобрали, хорошо, что по дороге нам было. Я же адрес знал, и ключи у меня были, только нас так рано здесь не ждали. Ты не молчи, Башкир. Скажи мне что-то. Хоть нахуй пошли. Я все пойму, братиш...

- Как он тебя нахуй пошлет, - риторически вопросил Егоров, топчущийся по проклятому углу и разгребающий тлеющие обломки, - Если у него рот заклеен?

Азот заполошно ойкнул, и осторожно потащил слои скотча с лица Башкира.

- Алинка, - просипел Башкир, сделав глубокий вдох. - Ты как?

Алинка тут же вырвалась от Егоровой-Егоровой, подползла к Башкиру, замотанная в простыню, как банши, присела рядом с ним, обняла, пачкая белую ткань кровью.

- Ты извини, я тебе тогда хуйни всякой наговорил, - хрипло сказал Башкир. - Я тебе все время хуйню какую-то говорю. Я потом тебе письмо напишу, ладно? С хорошими словами. Я все обдумаю и напишу.

- Ты это, меня тоже...

- Хуйня, - сказал Башкир, - Все ты правильно говоришь. Азот, помоги встать. - Азот тут же перебросил руку товарища через плечо, с натугой поднимая его на ноги. Башкир охнул.

- Опа! - удивленно сказал Егоров из угла. - А у нас тут пленный. Азот, нам пленные нужны? Надо же, половина стены в дуршлаг, а этого пиздюка даже не зацепило.

Все, включая шагающую врастопырку Алинку, в кровавой простыне, и бледного, ковыляющего Башкира, сгрудились вокруг человека, лежащего за тлеющим диваном, и прикрывающего голову руками.

- Нет, - сказал Азот, вглядываясь. - Такие пленные нам не нужны. Я и сам знаю больше, чем он. Ничего это говно нового не скажет. Только соврет.

Егоров поднял пистолет и прицелился. Человек заскулил, и поднял ноги в кедах, закрываясь от пули.

- Нет, - сказала Алинка, - Дай мне. Это мой. Бывший.

- Нет, - сказал Башкир синими губами, - Мне дай. Это мой.

Егоров задумался, поколебался, затем протянул свою «беретту» Башкиру, висящему на шее Азота.

- Извини, Алинка. Ты натерпелась, конечно... но Башкир обещал. Я лично слышал. И вообще, это не бабское дело. Если уж ты заявляешь что Башкир твой мужик, то тебе его надо слушаться. В таких вещах особенно. Пусть здесь он решает. А ты уже дома у него командуй.

Егоров осторожно кинул взгляд на Егорову-Егорову, но та согласно кивнула. Башкир взял пистолет в немеющую ладонь и стал целиться в лоб гавнюку, постоянно проваливая ствол в вялой руке. Алинка оскалилась, и подхватила Башкира под локоть и за запястье.

- Не надо, - сказал Кирюша, прячась за подошвами кедов. - Зачем же так сразу?

- Я же тебя предупредил: в тот же день умрешь, - совсем уже шепотом сказал Башкир, и выстрелил. Алинку качнуло отдачей. Кирюша разбросал кеды, зажал разорванное горло, захрипел, и пополз, дергая ногами и упираясь головой в перевернутый стол.

- Мама... - тихонько позвала Алинка. - У Коли из-под рубашки течет. Мокрое все. Его ранило, наверное.

Все обернулись на Башкира.

- Хуйня, - сказал Башкир. - Даже не больно.

- Все, - сказал Егоров. - Здесь само разгорится, и сгорит до углей, а мы - на выход. Надо Башкира лечить.

***

И наткнулись во дворе на двух черных круглоголовых насекомых, с матовыми безликими непроницаемыми мордами, в хитиновых мотоциклетных панцирях, выпятивших перед собой хищные дудки навинченных на стволы сайленсеров.

Черные насекомые грамотно разошлись по сторонам, принимая всю компанию на выходе под перекрестные директрисы огня.

Азот и Егоров застыли, удерживая между собой обвисшего, тяжелого Башкира, сжимая в свободных руках бесполезный арсенал. Егорова-Егорова медленно подняла руки вверх. Алинка, удерживая на груди простыню, попыталась спрятаться за косяк двери.

Меньшее по размеру насекомое, явно самка, повела по сторонам круглой черной башкой, потом осторожно подняла трубку глушителя вверх, успокаивающе помахала им над головой, и стащила насекомый мотоциклетный шлем с головы, выплеснув оттуда снежные волосы.

- Что, опоздали? - спросила Бьют. - Все уже? Вот, пиздец, и всю жизнь так. Лизку не на кого было оставить, соседей нагрузили. Няню за пять минут не найдешь. Мы бы раньше подъехали. Я вообще за Васькой всю дорогу сзади сидела, джи-пи-эс смотрела, в жопу его толкала, чтобы поворачивал правильно.

Поваленный мотоцикл лежал напротив ворот дачи, блокируя, на всякий случай, выезд.

- Ты можешь Башкира посмотреть, Вася? - спросил Егоров. - Ты же бывший доктор. Зацепило его малехо. Домой его везти, или в больницу?

Вася убрал пистолет в тактическую кобуру, снял черный шлем и опустился над Башкиром, опрокинутым на спину. Задрал ему рубашку и уставился на черную кровь, вяло текущую их небольшой дырочки под правым нижним ребром.

- В больницу, - сказал Вася. - Быстро, блядь, везти. Очень быстро. И аккуратно. Резать надо и зашивать. Лежачим везти, не на сидении, и не трясти по дороге. Чей это микроавтобус стоит?

- Трофейный.

- Отлично. Грузите в проход на спину. Я рядом поеду. Азот, что из аптеки есть?

- Нихуя. Тампоны в аптечке у Егорова.

- Азот, за руль, - жестко сказал Егоров, - Васька с ним. Мы с Егоровной впереди поедем, разгонять дорогу. Сашулька, бери свой велосипед и дуй за нами. В Гоголево только медпункт с зеленкой и микстурой, надо в город везти, к нормальному врачу. Все, понеслись. Рыжая, иди в машину.

- Я со своим Башкиром поеду, - упрямо сказала рыжая. - Он мой. Не отдам. У меня тоже пистолет теперь есть, вот, - Алинка показала отобранный у мертвого Михася разряженный «кольт». - Кто сунется - убью.

- Не трогай девочку, Егоров, - мягко попросила Егорова-Егорова. - Она уже выросла. Поехали.

***

- Башкирня, все хуйня, - говорил сквозь зубы Азот, крутя руль и объезжая выбоины на асфальте. - Прорвемся. Всегда прорывались. Тебя так просто не убьешь, тебя чтобы убить, надо из пушки стрелять. Из гаубицы. Калибр не меньше двести-пять. И то, если в голову попадет - то отскочит... срикошетит, и в поле взорвется... к слову, я бы сейчас по полю поворот срезал, но трясти будет...

- Хватит, Азот, - сказала сзади мертвым голосом Алина. - Тормози. Мы уже пять минут труп везем.

Азот бережно, как будто боясь что–то расплескать, остановил микроавтобус, уткнулся лицом в руль и тихо выдохнул.

Егоровский джип объехал автобус, затормозил спереди, а справа подкатила Бьют на мотоцикле, сняла шлем и заглянула внутрь, в водительское окно.

- Что?

- Все, - ответил Вася изнутри. - Нас стало меньше, Бьютик.

Егоров уже торопился навстречу по обочине, переходя на бег, откатил в сторону дверь микроавтобуса, сунулся в салон, разглядывая залитый кровью пол и тушу Башкира.

- Вот, - задумчиво сказал Егоров. - Блядь, Бакшир, как же ты так?"Не больно, не больно»... Рыжая, ты только не дури, ладно? - Егоров обернулся, - Тань, забери нашу рыжую отсюда.

- Не трогайте меня, - сказала Алина, прижимая к себе мертвую голову Башкира.

- Не трогай ее, - отозвалась Егорова–Егорова, подходя к микроавтобусу - Пусть еще побудут. Немножко. Пять минут.

Злодеи молчали, разглядывая развалившегося на полу Башкира и вцепившуюся в него Алину.

- Нельзя его в морг везти, - угрюмо сказал Азот, поднимая голову от руля. - Он в трех розысках. И документов нет. Это сейчас такие вещи из-под плинтуса полезут, просто неописуемые, мама дорогая... А что теперь, его, как собаку выкидывать на улице? Чтобы потом с бомжами закопали? С биркой на ноге? Я не дам, бля буду. Отвечаю - не дам. Егоров, у тебя лопатка была в багажнике. По очереди копать станем. Или, ну вас нахуй, езжайте, я сам копать буду, автобус только мне оставьте. За лесопосадку отъеду.

- Я тоже буду копать, - сказала Алинка. - Егоров, дай лопату.

- Я буду копать, - внезапно сказала Бьют. - Он за мной в подвал ходил. Под пули. А я ему даже спасибо не сказала. И Васька будет копать. Будешь? - Вася кивнул. - Егоров, не дашь лопату - руками буду копать. Хуй с ним, с этим маникюром. Тебе что, лопаты жалко? Егоров, будь хоть раз в жизни человеком.

Егоров вздохнул и пошагал к своему джипу за лопатой.

***

Башкир лежал в яме, как бронзовый рыцарь, сложив руки на верном дробовом эскалибуре «бенелли», укрытый почти до шеи брезентовым чехлом.

Знамена его друзей, сюзеренов и вассалов, в почтении и скорби склонились над ним.

Багровый, пылающий горем, раскаянием и жаждой мести стяг Азота. Бестолковый, разноцветный и путанный двойной флаг обнявшихся Васи и Бьют. Черный и мрачный, истрепанный пиратский вымпел Егорова. Тонкая паутина знамени Егоровой-Егоровой, с четырьмя пулевыми дырками от свинченных капитанских звездочек.

И только Алинка стояла над Башкиром без флага, распустив вместо него по ветру рыжие кудряшки и окровавленную простыню.

- Все, - сказал Егоров, нагнулся, и бросил на лицо Башкира горсть бурой земли. - Засыпайте, сверху дерн уложите, как было, и поехали. Хули тут стоять. Заедем потом, помянем. Вася, кидай грунт.

Азот подошел к Алинке и взял ее за руку.

- Я тебе обещаю. Я знаю - кто это, и где они. Один год мне дай. Я их положу. Всех.

- Я с тобой поеду, - сказала Алинка. - Я их тоже положу.

- Я щас, блядь, кого-то на коленку пузом положу, и поеду ремнем по жопе, - страшным голосом отозвался Егоров, - Еще полтора года. И среднее образование, между прочим, тоже никто не отменял, в законах написано.

- Азотик, - мягко сказала Егорова–Егорова, - Мы пока лопату не спрятали, так можем еще одну яму вырыть. Ты мне ребенка не порть.

Алинка цепко, как птица за ветку, ухватила Азота за рукав.

- Ладно, извини, я пока не могу. Папа с мамой не пускают, и еще репетитор. И стреляю я пока не очень, кисть слабая. Полтора года подождешь? Без меня не начинай.

Азот коротко кивнул.

- Поехали, - сказал Вася. - Нам с Бьютиленцией еще дите кормить надо и мультик показывать. Попробуй мультик не покажи - это точно еще одни похороны будут. Бьют, на коня.

***

Непонятный шум, похожий на прострелы двигателя, вдруг четко и одновременно определился для обоих гаишников как выстрелы. Осознавая, они шустро присели за свою машину, стоявшую на обочине. Младший потащил из кобуры табельный пистолет.

Мимо них пролетела Дикая Охота. Первым несся синий микроавтобус, из окна которого водитель левой рукой садил в небо короткими очередями, почти неразличимыми «троечками», из чего-то маленького и быстрого - то ли «инграм», то ли «узи», то ли чешский «скорпион».

За ним летел тяжелый мотоцикл, с плотно приникшим к рулю человеком в круглом черном шлеме, а за его спиной откинулась на сидении девушка с белоснежными волосами, поочередно, из двух рук, выбрасывающая вверх выхлопы пистолетных выстрелов.

Третьим шел джип, из люка которого торчал плечистый, лысый мужик, похожий на Шрека из мультфильма, и рассекал вечернее небо тяжелым, трассирующим. Трассеры косили по диагонали, и гасли где-то там, высоко.

- Вот блядь, - с ненавистью сказал младший гаишник, глядя вслед кортежу, - Кавказцы вообще охуели. Никаких им правил нет. Может, по линии передадим, чтобы перехватили?

- Может, ты сам в машину сядешь и перехватишь? - спросил старший. - Давай, у тебя детей нет, никто сиротой не останется. Скорость они не превышают, ты их быстро догонишь. А я покурю пока. Нехуй тебе делать, реально, Валик? Они еще из граника по тебе пизданут, вот увидишь. Гулять - так гулять.

В подтверждение слов старшего, над улетевшей процессией в небе разорвалось что-то явно с армейских складов.

- Чего ты в залупу лезешь? У людей праздник. Может быть, свадьба. Светлый, радостный день. Едут себе, никого не трогают, веселятся. Правил дорожных не нарушают.

Над умчавшимся кортежем опять что-то взорвалось.

- Живут же люди, - сказал старший, глядя с завистью вослед Дикой Охоте. - Нам так не жить.