Одуванчик был влюблён в Викторию от пяток до макушки. Он очень боялся, что настанет день, когда хозяйка его сердца, мозга, печени и почек, полюбит настоящего мужчину, и бросит его с разбитым сердцем. Они по-прежнему проводили всё время вместе. Получив наказание за свой проступок, о котором моя история умалчивает, он только сильнее полюбил свою хозяйку, однако очень боялся её презрительного отношения к себе. Однако этого не произошло. Хозяйка хотела наказать меня через Одуванчика. Она добилась своего. Я был зол на весь Свет и на многих девушек, в частности. Теперь я подозревал чуть ли не в каждой второй переодетого парня. Это здорово нервировало меня. В конце концов, бросив прогулки на свежем воздухе, занялся чтением книг в душной комнате своей квартиры, задёрнув шторы и приглушив свет в люстре. Друзья редко навещала меня. Почти у каждого была своя половиночка, с которой он проводил время на пляже, в кафе или ресторане. Некоторые предпочитали у себя дома.
Вика и Вита предпочитали у себя дома. До шести вечера у Вики, а после Виталина переодевалась в Виктора, с неизменным бельём от Виктории, и они шли к нему домой, чтобы приготовить ужин для его мамы. Это была идея Виктории. У него дома она ничем не показывала своей власти над Витей. Вероятно, это происходило оттого, что он был одет в мужскую одежду, а её бельё просто символизировало её власть над ним. Деньги у Виктории были. Как оказалось, она подрабатывает в каком-то закрытом цветочном магазине. В подпольном магазине делали эксклюзивные букеты для сильных мира сего или занимались садовыми интерьерами, оранжереями внутри зданий. Виктория была на хорошем счету. Её половина зарплаты, которую она отдавала родителям, превосходила их вместе взятую. Поэтому она одевала и Виталину, и Виктора в то, что ей нравилось и считалось соответствующим для девушки и для парня.
Ксения Петровна, приходя домой, уже привыкла, что её встречал Виктор со своей неизменной подругой. И когда той не было по какой-то причине, беспокоилась, не поссорились ли они. Она делала вид, что не замечает обновок на сыне. Потому что ей это нравилось. Сын менялся на глазах, превращаясь из хлюпика и маленького сыночка во взрослого парня. Но случилось страшное. Как бы сынок не скрывал, что за бельё на нём надето, однажды мама увидела, когда во сне он раскрылся — было очень жарко. Утром она устроила грандиозный скандал и пыталась дознаться, почему он нарушил обещание, данное ей.
— Мам, я не нарушал клятвы, которую тебе дал. Я не переодеваюсь в твои вещи дома до твоего прихода. Это не твоё!
— Я вижу, что не моё, — возмущалась деспотичная женщина. — А чьё? Викино? Это она тебе дала?
— Я тебе больше ничего не скажу, — насупился сын, — есть другая клятва. Она посильнее твоей.
— Хорошо, сын, — погладив парня по щеке, как она это обычно делала, сказала: — Я приду вечером и вы мне всё расскажете.
***
— Когда-то она всё равно бы догадалась, — гладя по щеке Одуванчика, сидевшего перед ней на специальной мягкой подстилке подле её ног, сказала Вика, — она могла случайно увидеть нас на улице, когда ты одета в платье.
— Что же нам теперь делать? — обнимая и прижимаясь к прекрасным ножкам хозяйки, спросил её слуга.
— Нам — ничего, — ответила королева, — я сделаю всё сама. Я сама с ней поговорю. Но прежде ты сделаешь для меня одну вещь.
— Какую? — спросил парень, готовый абсолютно на всё ради своей госпожи.
После знакомства с ней он стал чувствовать себя намного увереннее. Его оценки в школе взлетели вверх. Никто более не надсмехался над ним. Он ходил по улицам, не сгорбившись, а прямо, гордо неся голову. Этому способствовало то, что надевая женскую одежду и туфли на высоких каблуках, ему приходилось держать осанку. Но переодевшись в свою одежду, срабатывала девчачья привычка. Он уже не выглядел жертвой. Хотя и до героя было далековато, но его жизнь круто изменила именно Виктория. Он боготворил её и, возможно, с радостью расстался бы со своей жизнью, если бы это потребовалось. Но потребовалось совсем иное. Вика попросила порвать ей целку. Так прямо и сказала:
— Витя, порви мне целку, хочу стать женщиной с твоею помощью.
— Как это? — растерялся девственник.
Он, конечно, не верил, что его госпожа спит со своим двоюродным братом, но был уверен, что она давно не девственница.
— Как, как, — передразнила Одуванчика Вика, — как это делает мужчина с женщиной. Раздевайся догола.
Парень быстро сбросил с себя женское бельё и предстал пред своей госпожой совершенно голым. Он сильно покраснел. Ведь он тоже был девственник.
— Подойди ближе, — приказала хозяйка.
Он сделал два шага в её сторону.
— Погладь мне волосы, — сказала девушка.
Член у парня был поникшим. Его хозяин боялся того, что должно было произойти. Это не удивительно. Ведь в их тандеме Витя был девочкой, а мужиком была Вика. Поэтому она взяла его член в руку и стала поигрывать с ним. Тот встрепенулся и немного приподнялся вверх, но этого было недостаточно. Тогда не мудрствуя лукаво, Виктория взяла его в рот и стала сосать с такой пылкостью и страстью, одной рукой поигрывая с мошонкой Виктора, а второй синхронно проводя по его стволу, что через несколько секунд тот затвердел, как камень.
Обняв руками за талию будущего любовника, не выпуская его член изо рта, необузданная девственница, уложила того на свою кровать. Затем она быстро разделась и стала тереться своими нижними губами о его член. Одуванчик возбудился ещё сильнее. Он верил и не верил, что его хозяйка, видевшая в нём только девушку-подругу, решила лишиться девственности с его помощью. Он считал себя недостойным такого важного события в жизни его госпожи. Это должен был сделать настоящий мужчина, а не мальчик-одуванчик, но Вика решила по-своему. Она нагнулась к готовящемуся потерять девственность, и стала страстно целовать его в губы, ласково прося его, чтобы он был по нежнее с ней.
Это совершенно не лезло ни в какие ворота, но приказы вышестоящего начальства не обсуждаются, а выполняются. Парень удерживал её за талию и наслаждался происходящим. Он понял, что Вика на самом деле хочет этого. И всё это не сон. Он сейчас станет мужчиной с её помощью. Он даже не думал, что такие мысли должны были быть в голове у девственницы, а не у него. Ведь это у неё была девственная плева, а у него член.
Виктория присела над телом юноши на корточки и, заправив теперь хорошенько стоявший член парня к себе в вагину, резко присела, глухо вскрикнув. Она осторожно снизалась и, не обращая внимания на кровь, сочившуюся из её лона, стала любить своего слугу. Не стоит думать, что она желала получить удовольствие только для себя. Она прислушивалась к чувствам своего партнёра и старалась сделать так, чтобы они подошли к пику наслаждения вместе. Ей это удалось. Виктор положил свои ладони на грудь возлюбленной и ласкал их, наслаждаясь новым чувством обладания женщиной в полной мере...
***
— Сегодня неопасный день, — пояснила Вика, — а в следующий раз тебе придётся воспользоваться резинкой.
Виктор ликовал. Она сказала: «Следующий!». Значит, это не первый и последний раз, значит, это повторится.
— Нам надо обсудить кое-что, — вернувшись из ванны сказала женщина своему мужчине, — но сначала сядь рядом со мной, — Виктор встал со своей подстилки и сел рядом с Викторией, — тебе ведь хорошо со мной? — спросила она, обняв парня за плечо.
— Вика, ты же знаешь, зачем спрашиваешь? С того самого дня, как я сел за парту рядом с тобой, произошли большие перемены в моей жизни. Это самое лучше время во всей моей жизни. Ты изменила меня... , — немного помолчав он продолжил, — мама много раз меняла места где мы жили, пока я не встретил тебя. Думаю, больше этого не повторится.
— А хочешь, чтобы было ещё лучше? — спросила королева.
— Куда уже лучше? — не понял слуга.
— Мы будем вместе, навсегда.
Виктор, я дам тебе минуту на размышление, — посерьезнев, сказала госпожа, — готов ли ты взять меня в жёны, и чтобы только смерть разлучила нас?
— Что? — чуть не теряя сознание, спросил парень.
— У тебя осталось пятьдесят секунд, — игнорируя его вопрос, ответила невеста.
— Да! Дааа! ДААА! — закричал счастливчик, — да, я согласен стать твоим мужем. Любить тебя вечно, пока не умру.
— Ну, вот и ладненько. Время ещё есть, одевайся в мужскую одежду, пойдём в ЗАГС подадим заявление.
***
Мама пришла на полчаса раньше, она была готова задушить Викторию. Ну, по крайней мере, закатить грандиозный скандал. Но у неё ничего не вышло. Ей с порога сказали, что молодые люди подали заявление так, что нужно готовится к свадьбе, а не устраивать скандалы. Ксения Петровна с радостью передала из рук в руки своего сыночка. Теперь она могла начинать свою жизнь. Ведь после той прогулки псевдо тёти и несуществующей племянницы, она почувствовала себя женщиной — у неё появился любовник. Теперь ей не было нужды скрывать это от кого-либо. У ещё вполне молодой женщины начиналась новая жизнь.
На следующий день Виктор переехал к своей невесте. Родители с обеих сторон были не против. Виктория выдрессировала не только Одуванчика, но и своих родителей.
— Я не только содержу их, но и больную бабушку — мамину маму, — пояснила она своему жениху, — как я скажу, так и будет.
***
Я встретил Виктора-Одуванчика через много-много лет в другом городе, случайно. Он рассказал мне всю свою историю от начала до конца. Он счастлив...
— У нас двое детей, мальчик и девочка. Марина младше Мишеньки на два года, но уже командует им. Дочь в маму, а сыночек в папу, — рассказывал он, — я пять лет не работал — сидел дома с детьми. Потом Вика устроила меня в банк. Я счастлив, — повторил он, — но главное, что счастлива моя жена...
***
День был пасмурным. Мне нравилось. Я желал дождя, сильного проливного дождя. Тогда бы у меня была веская причина не ходить на улицу. Так я успокаивал самого себя. Дома никого не было. Мама с папой взяли сестру и укатили на неделю в дом отдыха в Сосновку. Они знали, что с голода я не помру. Готовил я вполне сносно. Но на всякий случай забили холодильник основательно и дали мне немного денег. Я не стал перечить, хотя в кармане у меня была сумма в десять раз превышающая их пансион. Им не следовало это знать. Открыв холодильник, я сильно задумался, чтобы приготовить. Углядев пельмени в морозилке, сварил себе двадцать штук. Насытившись решил предаться увлекательному чтению. Порывшись на полках с книгами, мой взгляд остановился на странном свитке.
Свитком оказалась книга, написанная от руки. Я совершенно забыл про неё. Это был запрещённый порнографический роман, который мне кто-то дал почитать давным-давно. Но тогда я ими не интересовался, а сейчас — самое время. С первых страниц я утонул в мире разврата и похоти. Там описывались такие вещи, о которых я даже в своих буйных эротических мечтах, предаваясь блуду, не смог бы представить.
Особенно меня увлекла история одной женщины, которая сексуально унижала своего слугу. Я сразу же представил Викторию и Одуванчика. Но там описывались средние века, а не социалистическая действительность. Там правил порок, а унижения были возведены в ранг добродетели. Я живо представил себя на месте слуги, но не так, как это было у Одуванчика и Вики. В книге госпожа порола своего слугу в конюшне, а потом заставляла лезть к себе под юбки и лизать там, доставляя ей наслаждение. Я представлял себя на его месте, упиваясь уничижительностью к себе, и представлял женщину, которая порола бы меня вожжами, но не Вику, а какой-то эфемерный образ. Точнее, мне мнилась Анидаг из кинофильма «Королевство кривых зеркал». Она меня порола вожжами, а потом, приспустив свой обтягивающий наряд до колен, грубо приказывала: «Лижи!». Отбросив свиток на прикроватный столик, укрывшись одеялом с головой, будто кто-то мог меня видеть, я прокручивал эту картинку в своём мозгу, предавался блуду...
Я едва успел сменить бельё, как меня сморил сон. Мне снилось, будто я девушка. У меня огромные сиськи и платье, как у гувернантки, с белым передником. Осознав во сне, что этого не может быть. Ведь я мужчина, стал пытаться снять его. Но не тут-то было! Оно не снималось. Вдруг, откуда ни возьмись, появилась Анидаг в обтягивающем чёрном трико с блёстками и такого же покроя верхней одежде, с распущенными блестящими чёрными волосами. У неё в руках были вожжи.
— Берегись, — сказала женщина-змея, — они идут!
— Кто идёт? — не понял я.
— Скоро узнаешь! — гневалась сказочная женщина.
Она оказалась рядом со мной, как часто это бывает во сне, и стала хлестать меня вожжами. Больно не было. Но во сне не должно быть боли. Было унизительно. Нахлеставшись вволю, госпожа указала вожжами на свою промежность. Конечно же, я знал, что делать. Ведь перед тем, как уснуть, прокручивал эту сцену, добавляя разнообразные подробности. Мне нужно было пасть на колени, что я и сделал. Дотронувшись рукой до промежности королевы, я почувствовал какое-то шевеление. Будто там змея. Меня обуял страх. Так бывает во сне. До меня дошло, что там не змея, а член. Мне тогда ещё мало было известно о гермафродитах. Но это было что-то иное. Точнее, это был кошмар. Мне стало страшно. Кровь застыла в жилах. По коже поползли мурашки и... я проснулся, находясь всё ещё под впечатлением сна. Меня трясло под одеялом, но не от холода, а от перенесённого ужаса.
Постоянно мешал какой-то звук, отдаваясь трезвоном в ушах. Окончательно проснувшись, до меня дошло, что звонит дверной звонок. Кто-то пришёл, но я никого не ждал. Соскочив с дивана, быстро натянул на себя брюки и в майке пошёл открывать. За дверью стояло прелестное создание. Её симпатичное личико кого-то напоминало. Я силился вспомнить кого, но ничего не приходило на ум.
— Я, Маша, — изобразив на лице удивление, представился ангел, — Юра, неужели ты меня не помнишь?
— Я приспал чуток, — сознался сонный молодой человек в моём лице, — ещё не врубаюсь в происходящее.
— Днём? — спросила девушка, — а ночью, что будешь делать?
— Проходи, — отступая от двери, оставил вопрос без ответа невежливый засоня.
Маша прошла, поверчивая своей попой, будто красовалась на подиуме. Конечно, у меня язык не повернулся сказать ей, чтобы она сняла туфельки и надела тапки, коих в коридоре стояло превеликое множество любых размеров. Я замер, облокотившись о дверь, любуясь её трусиками, которые проглядывали через полупрозрачное платье, невзирая на чахлый свет, льющийся из моей комнаты. Всё ещё находясь под впечатлением от прочитанного свитка, мне представлялось, что я падаю пред ней на колени и, занырнув с головой под юбку её платья, начинаю заниматься там тем, что мне очень хотелось делать своим языком с её нижними губками. На сей раз в моих брюках зашевелился мой змей, но это не пугало меня, а было приятно. Усадив даму за стол, радивому хозяину захотелось узнать, что она желает пить.
— Чай, кофе или потанцуем? — спросил радивый хозяин, улыбнувшись.
Шутка удалась. Машенька встала со стула и протянула ко мне свои руки.
— Потанцуем, — рассмеялась она.
Клацнув клавишами магнитофона, из которого тут же полилась чарующая музыка битлов о серебряном молотке Максвелла, я обнял красавицу и мы слились в танце. Она выглядела довольно обольстительно в своём платье, а я, как портовый грузчик, в тапках на босу ногу, затрапезных штанах и майке, в которой недавно почивал. Но позабыв обо всём, отдался танцу, вкушая сладость её груди, сильно прижатой к моему полуголому телу. Её ножки изредка касались моих, создавая волнение в моём позвоночнике, которое волнами достигала моего паха и поднимало градусы в нём, заставляя змеиться что-то там. Всё-таки танец — это эротическое действо. Обнять просто так симпатичную девушку не представлялось возможным. Можно было быть не понятым. А в танце это выглядело естественным.
Танец закончился. Ухватив в охапку одежду более приличествую случаю, я сбежал в другую комнату переодеваться, по ходу включив чайник на кухне. Мария, чтобы не заскучать в моё отсутствие, взяла свиток со стола и пролистывала его, пробегая интересующие её места. Одевшись, хозяин квартиры быстро принялся варганить салат, налил в розеточки варенье, помыл чашки, порезал сыр и булочку на симпатичные ломтики. Вскоре, вооружившись угощениями, вернулся в комнату. Меня не обрадовало то, что Маша знакомилась с порнографическими трудами неизвестного автора, но поделать что-либо было уже поздно.
— Интересные книжки ты читаешь, — усмехнулась девушка, — да ещё написанные от руки.
— Такого ни вжисть не напечатают, — сознался я.
Она хотела что-то ещё сказать, но её перебил дверной звонок.
— Странно? — удивился хозяин, — я сегодня никого не ждал...
— Ты не рад, что я пришла? — нахмурилась обладательница праздничного платья.
— Что ты! Напротив! Я просто получаю искреннее удовольствие, — докрикивая из коридора, пояснил молодой человек...
Ещё одно ангельское создание стояло перед открытой дверью.
— Я, Таня, — запела она уже известную мне песенку, — здравствуй, Юра. Ты что не узнаёшь меня?
— Не узнаю, — признался Юра, уже не силясь вспомнить, откуда ему кажутся знакомыми эти черты, — проходи, — сделал я радушный жест хозяина и уже по привычке не предложил тапки даме в праздничном платье в тон её трусикам, которыми я тоже успел полюбоваться, пока она, поверчивая своей прелестной попочкой, проходила в комнату.
— Машулька, привет! — обрадовалась девица, — не ожидала тебя здесь увидеть? Как в тот раз, да?!
— Танюшка! Подружка, моя! — обрадовалась подружка. — Ага, похоже, всё повторяется.
Пока девочки зацеловывали друг дружку в щёчки и в губки, тогда это не считалось зазорным и не навело дурных мыслей у посторонних, меня пронзила молния. Я вспомнил всё! Как герой Арни из одноимённого боевика, просмотренного мной многократно в будущем. Я вспомнил, как, знакомясь с помощью колечек, попутал стрелы и назначил свидание сразу двум девушкам на том же месте в тот же час. Теперь я вспомнил и Машеньку, и Танечку. Я вспомнил, как они хотели меня побить, сначала устроив сцену сопернице, а потом объединившись в девчачье братство, решали вместе, как это дело сделать совместными усилиями. Я тогда сознался, что мои моральные установки мне не позволяют бить женщин, поэтому буду только защищаться и надеюсь на их благосклонность, попросил обойтись без синяков. Они надув губки, не получив должного сопротивления, ушли вместе, подружившись в последствии, а я остался по обыкновению с носом. Кажется, он стал чуточку длиннее после того случая.
Я понял, что всё это спектакль для одного актёра, то есть меня. Они сговорились. Для чего — нетрудно было догадаться. Это была месть, месть необузданных девственниц ветреному молодому человеку, который, по их разумению, менял девушек, как перчатки. Но что такого? Ведь все мои пикарпества не имели никаких продолжений. Редкий раз ограничивались робкими поцелуями при прощании в сладкие щёчки, иногда в сахарные губки. Я даже рук не распускал. А порою, очень хотелось пощупать ткань, из которой сработан лифчик, и то, что было упрятано под ним. Хотелось, но не получалось.
Мои размышления были прерваны. Чем же? Конечное же, третьим звонком. Пообещав девочкам, что скоро вернусь, несостоявшийся пикапер сбежал в прихожую.
Третьим небесным созданием была Рита. Она стояла, повернув свою милую головку на три четверти, почти в профиль. Это была её привычная поза. Оттого, что её миловидное личико с левой стороны было обезображено огромным родимым пятном багрового цвета. Точнее, так считала она. Я был другого мнения и, познакомившись с ней, встречался несколько раз в скверике, неподалеку от своего дома. У неё был мягкий и добрый характер. Она была сильно начитана, хорошо училась, занималась спортом. Короче, спортсменка, отличница и комсомолка. Понятное дело, что сказывалась её привычка избегать шумные компании и сидеть дома вместе с книгой. Ещё ей нравилась симфоническая музыка, в которой я не бельмеса ни смыслил. У неё была миниатюрная фигурка. Симпатичная попочка, элегантные ножки, красивые руки. Всё в ней было прекрасно, кроме лица, которое сильно портило родимое пятно. Но проводя с ней время, герой моего романа не замечал этого. Я помнил, что воду с лица не пьют. Её источник находится внутри.
— Рита, — не дав открыть рот прекрасному ангелу, сказал я, — проходи, я помню тебя.
Конечно, пора было догадаться, что необузданные девственницы сговорились. Сколько их будет ещё, оставалось только гадать.
— Ну, что все в сборе или будут ещё? — усаживая Риту на свободное место за столом и ставя чашку с ароматным напитком, пододвигая к ней вкусности, поинтересовался я.
— Он помнит меня, — доложилась Рита подругам, прихлёбывая остывающий чай, — это из-за моего рока.
— Вовсе нет, — попытался доказать обратное, любитель знакомиться, — я встречался с тобой продолжительное время, ты мне нравилась, как вдруг не пришла на четвёртое свидание.
Я подчеркнул, что встречался с ней целых три раза, а с остальными был едва знаком. Поэтому помнил её имя. Конечно, любой девушке обидно, когда её не помнят, как зовут, придя на свидание, но в данном случае они пришли ко мне прямо домой с гнусными намерениями, о которых я пока не догадывался.
— Я перестала с тобой встречаться, потому что Света, ты её, конечно не помнишь, узнала тебя в парке и открыла мне глаза на тебя.
Как оказалось, они все знали друг друга. Девственниц первоначально было пять, но пришли только три. Света приболела, а вторую Таню увезли на дачу. Конечно, современные молодые люди, читая мою повесть, будут не довольны. Типа я своими описаниями раздул из мухи слона. Вот если бы я их всех поматросил, а потом бросил, тогда понятно. Но в те благословенные времена мораль была несколько иная. Вероятно, оттого, что секса не было? Не знаю, не знаю. Но суть явления трёх необузданных девственниц к герою-любовнику в моём лице заключалась именно в том, что они собирались меня наказать. Доделать то, что не доделали Машенька и Танечка. Скооперировались (тогда такого слова не было. Было «объединились») на прошлом свидании, что бы меня наказать. В этот раз они прихватили Ритульку. Они были уверены, что впятером справятся со мной. Втроём, впрочем, тоже.
— Драться с тобой мы не намерены, — заявила Татьяна, — но ты должен понести заслуженное наказание.
— Какое же? — заинтересовался приговорённый.
Следует заметить, что я ещё не совсем отошёл ото сна и от эротической книги. Во сне всё же был элемент эротичности, когда прекрасная Анидаг, охаживала меня вожжами. Это было так сексуально, словами не передать! Жаль, что я не чувствовал боли. К тому же мне стала понятна её фраза: «Они идут!». Они, то есть необузданные девственницы, пришли с твёрдыми намерениями наказать меня. Я почему-то был уверен, что вожжами или их заменителем. Но после наказания по книге и даже по сну, я должен был получить эротическое наслаждение с одной или даже с тремя.
— Ремнём по голой попе, — ответила Мария, — десять ударов от каждой. Твой ремень, — показывая на ремень, который удерживал мои брюки, продолжила она, — как нельзя кстати. Впрочем, мы принесли свой.
Раскрыв дамскую сумочку она продемонстрировала суду присяжных в количестве трёх девиц, и приговорённого, свой. Это был женский ремень, широкий, с массой дырочек и огромной перламутровой пряжкой. Для экзекуции мой подходил, как нельзя лучше. Он был в два раза уже и удобнее.
— Хорошо, я согласен.
Возбуждение от предстоящего наказания, захлестнуло меня. В паху потеплело. Мой член напрягся, но пока этого ещё не было видно. Я потянулся к пряжке, чтобы расстегнуть ремень и вытащить его из брюк.
— Ты согласен?!! — удивилась Мария.
Они ожидали чего угодно, но только не моего согласия.
— Конечно, — сказал я, — я плохо себя вёл по отношению к вам и остальным девушкам, имён которых даже не помню. Я должен быть наказан. Я признаю это. И ещё я должен быть унижен, чтобы мне в будущем неповадно было.
— Как унижен? — подала голос Маргарита.
— Я готов встать на колени перед каждой и доставить ей оральное удовольствие языком, — сказал я им свою эротическую мечту.
— Как тебе не стыдно, такое нам говорить, — Рита соскочила со своего места и раскраснелась так, что пятно слилось с краской лица.
Она была прекрасна в своём гневе. Я сильно пожалел, что фотоаппарат заряжен не цветной плёнкой, а чёрно-белой. Впрочем, сказал другое.
— Тогда я не согласен. Я буду драться с вами с тремя до крови. И пусть милиция покарает меня!
— А как же твоя клятва самому себе? Твои моральные принципы? Никогда и ни при каких обстоятельствах не бить женщин, даже если они этого заслуживают, — процитировала она меня.
— Я её сам себе дал, сам и сниму. До крови... — соврал я.
Конечно, я бы не посмел ударить ни одну из них. И клятва была ни причём. А вот моральные принципы... но они-то этого не знали.
— Нам нужно посовещаться, — сказала судья по имени Мария.
За ней гуськом прошли в совещательную комнату — на кухню — прокурор Татьяна и адвокат Маргарита. А я остался в зале заседаний, такой одинокий, ожидать своей участи-неминучисти. Поигрывая с пряжкой ремня, ожидая сладости порки, даже если они не согласятся на требования об унижении, мечтал приговорённый: «Немного посопротивляюсь, пусть две удерживают, скажусь слабосильным, а третья пусть порет меня моим же ремнём. А потом можно и без удержания». Я представил, как возлежу с голой попой на коленях у Машеньки, а Танюшка, охаживает меня ремнём. В это время Ритулька гладит меня по голове и ласково увещевает: «Ну потерпи, Юрочка. Потерпи, миленький. Скоро всё закончится». Я так живо представил это картину, что сильно возбудился. Прислушиваясь к звукам в коридоре — не идут ли? — начал поглаживать своего твёрдокаменного змея. Было очень неудобно. Тогда я вытащил ремень из брюк, положил его на стол, символизируя свое согласие, засунул руку в трусы и начал играть с собой. Но напряжённость обстановки не давала мне кончить. К тому же как бы я выглядел с намокшими трусами перед экзекуцией? Прекратив это неблагодарное занятие, сложил руки на стол, как примерный ученик.
Совещались они минут двадцать. Перестук каблучков возвестил мне, что они идут. Никто не произнёс: «Встать! Суд идёт», — но при появлении прелестниц, я встал, ожидая приговора.
— Что ж, Юрочка, мы согласны, на все твои условия, — начала свою речь прокурор Татьяна, глянув на ремень, горделиво возлежавший на обеденном столе, — мы уверены, что дальше этой комнаты ничего не уйдёт. Тебе нет резона хвастаться об этом направо и налево, а нам рассказать о своём грехопадении. Давайте поклянёмся? — предолжила она.
Мы поклялись, что под пытками и даже под страхом смерти не расскажем никому и никогда, что произошло в этой комнате. Я с честью сдержал клятву. Прошла уже пропастина лет. Не думаю, что кто-то из троицы могли бы быть сейчас против моего этого рассказа.
— Заголи попу, — приказала судья Мария и, сделав рукой вращательное движение, пояснила, что я должен встать к стене, и немного прогнувшись, с поднятыми руками ожидать экзекуции.
Адвокат Маргарита взяла ремень, чтобы быть первой. Подозреваю, они тянули жребий или уговорили её. Встав спиной к стене, покорный слуга необузданных девственниц, предвкушая неземного удовольствия, спустил с себя брюки и приспустил трусы. Мой член горел адским пламенем. Такого стояка у меня не было очень давно. К тому же он удерживал трусы, чтобы они совсем с меня не свалились. Это было плюсом.
Оперевшись о стену руками, немного прогнувшись и чуть отклячив попу, я замер в ожидании. Конечно, я не так это себе представлял, но такое положение дел меня вполне устраивало и возбуждало ничуть не меньше. Рита начала хлестать меня ремнём, подсчитывая каждый удар. Делала она это не больно, а скорее, ласково, будто играла в эротическую игру с расшалившимся любовником. Следующей была Таня. Первый удар был довольно чувствительным, кажется, я даже ойкнул, но последующие не на много сильнее, чем Ритины. Отсчитав свою десятку, она радостно передала ремень Маше. В комнате стоял недюжинный накал сексуальных страстей. Я чувствовал, что девчонкам эта игра, меньше всего похожая на экзекуцию, нравилась, да ещё как!
Они упивались властью над мужчиной и текли, как сучки. Я вскоре убедился в этом, когда опустился на колени перед Ритой и попросил её задрать юбку. Сидевшие рядом с ней и ожидавшие своей очереди, конечно же, увидели её намокшие трусики. Но не подали вида. Ведь у них было тоже самое. Увидев такое, я вновь возбудился. Следует заметить, что я сидел со спущенными штанами, но трусы натянул, застеснявшись взглядов девчонок. Чего было стесняться? Я же стоял перед ними только, что с голой попой. Не раздумывая более, что и как, ухватил за бёдра первую девственницы и утонул лицом в её промежности, пытаясь слизать любовный нектар с её трусиков. Ритулька вскрикнула, как раненая птица, и попыталась соскочить со своего места и бежать без оглядки из этого алькова порока. Она была самой скромной из всех.
— Сиди! — сквозь зубы приказным тоном остановила её Танюша.
Девушка обречённо закрыла лицо обеими руками, будто ей это не нравилось, и она не хочет испытать удовольствия, но сопротивляться обстоятельствам более не в силах. Воспользовавшись моментом, лизетчик попытался стянуть со своей первой жертвы трусики. Ему это удалось! Жертва приподняла свою сладкую попу, позволяя показать всему Миру то, что Миру видеть не полагалось. А там было на что смотреть. О да! Я просто залюбовался венцом творения. Разве что-то ещё может быть прекрасней? Даже цветы в смущении, распускаясь, копировали это творение. Люди иногда называли женскую красоту, находящуюся между ног, цветком. Они не знали истину! Истина была в другом. Это цветы надо было назвать по имени... Но к несчастью имени для любовных откровений не придумали. Или они были похабными, насмешливыми, уничижительными.
Я даже в своих мыслях стеснялся назвать то прекрасное, к чему мне предстояло прикоснуться языком, и покрывать поцелуями её губы. Я просто сделал это. Я начал со всею страстью вылизывать сладкую куночку Ритуськи (Ну, пусть будет куночка. Не пи-и-и-и же мне её называть?). Она ахала и охала, постанывая. Убрав руки от лица, перестав стесняться, возложила мне их на голову и стала нежно поглаживать мои прекрасные волосы. Её киска сочилась со страшной силой, я даже стал причмокивать. Рита что-то шептала, совсем потеряв голову от страсти, охватившей её.
Ой, только, пожалуйста, не думайте, что я был таким супер-пупер профи в искусстве куннилингуса. Вовсе нет. Но моя девочка была слишком возбудима. Её либидо по шкале сексуалности было выше многих крыш. Я только начал, а она уже кончила, застонав и задёргавшись, и чуть не свернув шею незадачливому любовнику своими бёдрами.
Следующим номером нашей программы была Танечка. Она, задрав платье, сама сняла свои трусики. И уселась в ожидании. Я тут же пал на колени, но уже не перед жертвой, а скорее, перед палачом. Её цветок (ну, пусть так будет) был покрыт густыми зарослями, что оказывалось, вероятно, от восточных кровей, текущих в её жилах. Горделивая и самолюбивая дочь детей гор, совершенно не стеснялась ни меня, ни того, что происходило. Она тут же возложила свои красивые ладони мне на голову и приготовилась к получению удовольствия от моего унижения.
Ха! Унижения. Это я так поставил, чтобы они так думали. О каком унижении была речь? Мне это нравилось! Да ещё как! Но попроси любую из них доставить ей оральное удовольствие, получил бы категорический отказ, с непечатными выражения оскорблённой невинности. Нет, дорогие мои, читатели. Я хотел этого, возбуждался от одной только мысли. Я предавался блуду, укрывшись одеялом. Мечтая о куннилингусе не с актрисой, а героиней сказочной повести. А здесь были живые, тёплые, вкусные обольстительные девушки сладкие, как мёд. Их нежные молодые ещё не тронутые киски доставались мне по их велению, моему хотению. Я вкушал их нектар, путь обманом, но оно того стоило! А у меня стоял мой член, да ещё как! Я чувствовал, что вскоре кончу, даже не прикасаясь к нему, от одних только мыслей. Ведь всё это происходило в моей голове.
С поглотившим меня чувством радости и вожделения, раздвинув заросли девственного леса и припав губами к источнику девчачьего наслаждения, я не только пил нектар с его губ, но и незаметно опустил руку к себе в трусы, поигрывал со своим лучшим другом на текущий момент. Таня тоже была возбудительной особой и, ухватив меня за голову, тёрлась своей промежностью о мои губы, язык и нос. Мне там было тепло, влажно, вкусно и приятно. Фантастический запах вагины щекотал мои ноздри. Это было так здорово, что я чуть не кончил. Кончила она. Завалившись на спину, она ещё долго ойкала и подёргивалась не зажимая меня коленями, а напротив расслабившись. Вернувшаяся из ванной Рита и сидевшая возле нас Маша играли с собой, наблюдая за действом. Они уже отбросили ненужные стеснения и ублажали себя, словно находились в поронографическом театре.
Настала очередь Машеньки. Она уже была готова. Причём основательно. Более прохладная девственница заставила меня потрудиться. Мои губы раскраснелись и припухли от бесчисленных поцелуев. Язык слабо ворочался во рту. Высунув его и двигая головой, всё же твёрдо решил довести дело до логического конца. К счастью, их было всего три. Пятёрку я бы точно не потянул, но и с третьей пришлось повозиться. Совершенно не стесняясь, я засунул руку к себе в трусы и мастурбировал что есть мочи, синхронно двигая головой.
— Пососи ей секиль, — на ушко подсказала мне Танюша, присев рядом.
Я тут же воспользовался подсказкой, словно нерадивый ученик на уроке. Результат не заставил себя ждать. Машенька скорчила такую рожицу, будто сейчас расплачется и тоненько завыла: «Ой-ёё-ёй! Ой-ой-ой-ойё-ё-ё-ой». Я тоже не терял время даром и ускорил передёргивание своего затвора, намочив основательно свои трусы...
Скромница Рита, вдруг попросила меня:
— Юрочка покажи, пожалуйста, а?
Я показал с ещё сочившейся с него белёсой жидкостью.
Девчонки с огромным интересом разглядывали его. Но мой дружок предал меня и стал съёживаться, скукоживаться. Устыдившись своего поражения, я подорвался бегом в ванную.
***
Через небольшой промежуток времени четвёрка людей сидели за столом. Они немного смущались недавно происшедшего.
— Юра, ты не сердишься на нас? — наконец, нарушила молчание Мария.
— Нет, — признался счастливчик, — я понёс заслуженное наказание и был унижен, но мне это понравилось... очень. И вовсе не больно было.
Перецеловавшись со всеми, я распрощался с необузданными девственницами. Ах как сладка была их месть! К сожаление мы больше никогда не встречались...
Конец рассказа.