Все началось примерно через месяц после того, как Саша устроился посыльным в небольшую фирму, занимающуюся финансовым аудитом. Для 18-летнего мальчишки, закончившего школу, это был очень удачный вариант. Зарплата была невысокой, но она его устраивала. И даже она не соответствовала тому, что он делал. Сашка был сиротой. Жил со старой бабушкой, уже мало на что способной. В свои 18 лет он уже был почти полностью независимым человеком. Умел готовить, пусть и плоховато, но съедобно. Стирал. Мог сделать многое другое по дому. И зарабатывал сам, пусть на серенькую, но все же жизнь. А ему и не надо было много.
Вечерами он гулял с друзьями, учащимися в школе. Играл на стареньком компьютере в старые, но интересные игрушки. Носил одежду, которую сердобольные матери его друзей дарили милому вежливому пареньку, ставшему сиротой в 10 лет. И мечтал о новой красивой и счастливой жизни, которую судьба обязательно ему предоставит. В этом он нисколько не сомневался... Но наивные, еще детские мечты юноши явно не входили в планы судьбы, которая имела на Сашку другие виды, не имеющие ничего общего с его собственными мечтами.
Проявилась же она в образе начальницы фирмы, в которую он устроился. Римма Моисеевна была статной женщиной около 46. Смуглая кареглазая брюнетка ростом не менее 180 см почти на полголовы выше его. Длинные ноги. Полные, даже немного заплывшие бедра и зад. Увесистая грудь. Густые черные волосы схвачены в пучок. Строгость лица и без того выглядевшее как у злой королевы из сказок с немного крючковатым хищным носом, усиливали очки в металлической оправе. Из одежды Римма Моисеевна предпочитала строгие офисные пиджаки и длинные юбки.
Когда Саша впервые увидел ее, именно злой королевой она ему и показалась. Это произошло, когда он случайно зашел в ее фирму, офис которой стоял рядом с офисом другой, которую ему рекомендовали. Но там посыльные нужны не были, и он ни на что не надеясь, постучался и не услышав ответа, робко зашел в пустынный офис. Найдя кабинет главы фирмы, он также робко постучался, и услышав резкое: "Войдите!" зашел в кабинет.
В кабинете сидела его сегодняшняя начальница, холодно и бесцеремонно оглядевшая его с головы до ног и поинтересовавшаяся, что, собственно, молодой человек хотел. Запинаясь и краснея, Сашка спросил, не нужен ли ей посыльный. Он почти не надеялся, что его возьмут в эту фирму. Но судьба улыбнулась ему. Римма Моисеевна стала обстоятельно выяснять все обстоятельства его жизни. Расспрос более походил на допрос подозреваемого, в конце которого Сашка решил, что и на этот раз он пролетает мимо работы. Тем более, что биография у него была явно не дворянская.
Но Римма Моисеевна в конце расспроса куда-то позвонила и назвав человеку на том конце провода данные Сашки, выслушала, что тот, видимо, рассказал ей о юноше. И задумчиво пожевав губами, сказала, что он может начать работу через два дня. Робкие благодарности Сашки она даже не стала слушать, улыбнувшись ему такой неприятной улыбкой, что он подумал, не разыгрывает ли она его.
Но это был не розыгрыш, и его прием на работу произошел на самом деле. А Римма Моисеевна поднялась в глазах Сашки до почти божественных высот, что он каждый раз ей и демонстрировал, иногда самому себе становясь противным за свое явно излишне угодливое поведение перед этой холодной строгой женщины, которая в свою очередь кажется и не замечала его существования. Хотя Римма Моисеевна была довольно вежлива, кивком головы приветствуя приход Саши на работу и так же отвечая на его прощание в конце дня, Сашка почему-то все больше побаивался ее, от решения которой зависело его нахождение здесь.
В компании работало всего несколько человек, как правило, в основном находящихся на объектах. Работы у Саши почти не было, и не раз он удивлялся, зачем его вообще держат. И в основном, весь его рабочий день заключался в пустом просиживании в офисе рядом с кабинетом начальницы фирмы. И вот, как-то раз в конце рабочего дня Римма Моисеевна попросила Сашу остаться. Вызвав его к себе в кабинет, сидевшая в кресле начальница строго посмотрела на оробевшего Сашку и сказала:
– Александр! Из моего кабинета пропало 400 долларов. Кроме тебя взять их никто не мог. Я предлагаю тебе вернуть их, пока я не вызвала милицию!
– Что вы, Римма Моисеевна! Я не брал их! И вообще, впервые об этом слышу!
– Саша, ну зачем ты врешь мне? Разве я не делала все, чтобы ты – сирота, хоть как-то устроился в этой жизни?
– Да нет же, Римма Моисеевна, я действительно ничего не брал у вас!
– В общем так! Сейчас ты пойдешь домой. Я даю тебе сутки на то, чтобы ты хорошо подумал, что мне сказать, когда зайдешь сюда завтра в это же время! И не вздумай меня разочаровать!
Совершенно потрясенный Саша вышел из ее кабинета. Какие деньги? Он ничего не брал! Наверное, это какая-то ошибка. Разные мысли лезли ему в голову. Ночью он так и не смог уснуть в одинокой квартире. Бабушка, опекавшая его, последний год лежала в больнице. На следующей день, утром он с тоской подумал, как же неохота ему идти на работу. Ну почему он не может, как все остальные его сверстники, учиться в школе и не знать никаких бед, которые должны тянуть на себе родители.
Он ведь должен сейчас учиться в девятом классе. Сидеть за партой. Делать уроки. Важно курить с пацанами в туалете. Играть в футбол. Дружить с девчонками. Да, все девчонки в классе хотели дружить с Сашей Андреевым. Почему судьба столь несправедлива к нему? Думая так, он плелся к станции метро, мечтая, чтобы этот день поскорей закончился. Еще не зная, что судьба ему сегодня преподнесет, и что его утренние претензии к ней вечером покажутся жалобой ребенка, потерявшего копеечный хрустальный шарик...
Придя на работу, он к удивлению не обнаружил признаков ухудшения отношения Риммы Моисеевны к нему. Как ни в чем не бывало, она приветствовала его. Может, взгляд стал чуть холодней. Втайне надеясь, что вчерашний разговор был просто миражом, Саша пару раз выехал на объекты. Передавая какие-то бумаги аудиторам, работающим в фирме. После обеда, как обычно, в офисе остались он и Римма Моисеевна. И вот наступило 17 часов.
– Александр! Зайди ко мне!
Саша зашел в кабинет начальницы, испытывая слабость в ногах. Ответить ему ей о деньгах было нечего.
Как и вчера Римма Моисеевна сидела в кресле, откинувшись на спинку и задумчиво покручивала дорогую ручку в руках.
– Итак! Что ты можешь сказать мне о пропаже денег?
– Римма Моисеевна, я правда, не брал их! Честное слово!
– Ну что же. Видимо мне все-таки придется вызвать милицию! – Римма Моисеевна небрежно потянулась в сторону телефона.
– Римма Моисеевна! Я вас прошу! Не надо вызывать милицию! Я сделаю все! Денег у меня сейчас нет, но Вы можете вычесть у меня из зарплаты!
– А на что, вы, молодой человек, тогда сможете жить? Ты же получаешь – всего-ничего! А деньги мне нужны сейчас! Нет, все-таки я позвоню!
– Ну, пожалуйста, Римма Моисеевна, прошу вас, не звоните!
– Денег у тебя нет. В милицию тебе, понятно, неохота. Но что-то с этим ведь надо делать?
– Римма Моисеевна, я сделаю все, что вы прикажете! Только не в милицию!
Задумчиво и строго глядя на юношу, Римма Моисеевна достала сигарету и закурила.
Выдохнув дым, она наконец произнесла:
– Ну, ладно. Закрой входную дверь офиса на замок и заходи.
Когда Саша выходил из кабинета, она зачем-то опускала жалюзи на окнах кабинета.
Вернувшись, Саша застал ее опять сидящей в кресле.
– Подойди ко мне! – приказала начальница.
Юноша робко приблизился к огромному высокому столу, за которым она сидела.
– Зайди за стол!
Не понимая зачем все это, он обошел кресло и встал перед повернувшейся в кресле Риммой Моисеевной, задумчиво смотрящей на него.
– Я думаю, что ты, Саша, можешь загладить свою вину. Я готова закрыть глаза на кражу, если ты будешь кое-что делать для меня.
Затянувшись сигаретой, начальница внимательно смотрела на юношу.
– И ты уже достаточно взросл для этого. Итак... Я хочу, чтобы ты встал на колени и поцеловал мне ноги! А также выше их...
– Еще я хочу, чтобы ты без возражений делал это в любое время, когда я тебе скажу! Если ты откажешься, то я сейчас же звоню в милицию!
Ошеломленный просьбой начальницы, Сашка на мгновение забыл, где находится. Поток абсолютно разных и противоречивых мыслей пронесся у него в голове. Как кролик, загипнотизированный взглядом удава, Сашка уставился на колени начальницы, обтянутые черными чулками и закинутые нога на ногу. И с тоской осознал, что кроме согласия других слов из его рта не вырвется.
– Да... Римма Моисеевна, я готов... я согласен...
– Вот и хорошо! Да не волнуйся ты так! Раздевайся! Полностью! И побыстрее!
Сашка послушно разделся, сложив свою одежду стопкой на полу.
– Подойди ближе и встань на колени!
Подойдя к креслу, паренек сделал попытку согнуть колена, но они не собирались его слушаться. Тогда Римма Моисеевна сняла одну ногу с другой, и приподнявшись, схватила его рукой за светлый вихор и рывком поставила перед собой на колени. Начальница сняла юбку, аккуратно сложила и положила на стол. Оставшись в серой блузке, пояске, удерживающем чулки и черных кружевных трусиках, слишком коротких, чтобы прикрыть густой куст черных волос, торчащих из-под них. Затем села в кресло и раздвинула ноги. Дав Сашке легкую пощечину, заворожено уставившемуся ей в промежность, Римма Моисеевна уткнула его голову себе в бедро.
– Лижи! – последовал короткий приказ.
Сашка послушно начал водить языком по внутренней поверхности бедра начальницы.
Через минуту его голову грубо отстранили и запрокинули вверх. Сверху, поблескивая очками, на него смотрели злые глаза Риммы Моисеевны.
– Ты что, ублюдок, никогда не целовал женщине ноги?
– Не-е-е-т... Римма Моис...
Договорить он не смог. Сильная пощечина обожгла лицо, отбросив голову в сторону.
– Запомни, больше повторять не буду! Ты должен лизать нежно и старательно! Как крылья бабочки, намазанные медом! НЕЖНО И СТАРАТЕЛЬНО!! А не то, ты все-таки познакомишься с милицией! Понял?!
– Д-да... Римма Моисеевна...
Дав еще одну пощечину, начальница опять уткнула его в бедро. На этот раз в обнаженное место. Туда, где заканчивались чулки и появилась белая, незагорелая кожа, исчерченная еле заметными, тонкими синими венами. Испуганный, Сашка принялся за дело гораздо усердней. Плотно прижимаясь и потирая языком бедра, которые Римма Моисеевна несколько раз меняла, утыкая его лицо в очередное из них.
Видимо и начальница оценила его старания, так как довольно скоро Саша услышал сдавленный стон сверху. Не выпуская из пальцев волосы Сашки, другую руку Римма Моисеевна засунула себе в трусики, начав ритмично потирать, и засовывать пальцы внутрь. Неожиданно она оттолкнула Сашку от себя и встала с кресла. Стоя над ним так, что его голова оказалась на одном уровне с ее промежностью, начальница уперла руки в пояс и приказала:
– Сними трусики!
Дрожащими пальцами Сашка осторожно потянул мягкую материю вниз, к туфлям. Перешагнув, Римма Моисеевна вынула из них ноги. Затем опять схватила его за волосы и приблизила голову юноши к своей промежности. Прямо в лицо ему смотрел заросший густыми черными волосами рот с огромными, налившимися кровью, влажно блестевшими губами. Вверху, между губ выглядывала большая красная горошина. Взяв его за подбородок, Римма Моисеевна подняла голову вверх, и юноша встретился взглядом с начальницей. Некоторое время она смотрела ему в глаза. Затем, не говоря ни слова, поставила ногу на плечо парня, перенеся на нее свой немалый вес, бывший раза в полтора больше веса Саши, больно уперев каблук вверх груди. Его тут же повело в сторону.
– Стой прямо! – последовал приказ начальницы, раздавшийся после увесистой пощечины.
С трудом Сашка выпрямился. Набухшие губы волосатого рта теперь маячили в нескольких сантиметрах от его носа, то приближаясь, то чуть удаляясь, по мере того, как Римма Моисеевна пыталась сама удержать равновесие, покачиваясь на одной ноге, обутой в туфлю на довольно большой шпильке. Начальница слегка подскакивала на одной ноге, пытаясь найти удобную для нее точку. Неожиданно зазвонил телефон. Выругавшись, Римма Моисеевна сняла ногу с плеча Саши, повернувшись, взяла телефон и села в кресло.
Широко расставив ноги, она притянула его голову к промежности так, что лицо Сашки зарылось в густой растительности. В нос ударила острая смесь запахов, основным из которых он почувствовал запах несвежей рыбы, плотно ударивший ему в нос. Так Сашка просидел несколько минут, вдыхая непривычный еще для него запах женской промежности. Римма Моисеевна вела беседу с одним из ее сотрудников, спрашивающего у нее о каком-то постановлении. Наконец, начальница закончила разговор и бросила трубку на стол.
Явно недовольная тем, что ее отвлекли, она довольно раздраженно сказала:
– Начнем еще раз! Снимай туфли.
Одну за другой Сашка осторожно вынимал из туфлей увесистые ступни с влажными подошвами, аккуратно ставя их на покрытый ковром пол.
– Туфли поставь под стол и ложись на пол! – последовала новая команда.
Сашка послушно лег на пол, почти уткнувшись лбом в пальцы ног начальницы.
– Целуй ступни! Начиная с пальцев! – сказала Римма Моисеевна, откинувшись на спинку стула и из такого положения глядя на него промеж ног.
– Ну! Приступай!
Он приступил к работе, начав механически покрывать мелкими поцелуями пальцы ног.
Римма Моисеевна меж тем руководила его действиями сверху:
– Теперь облизывай их языком. Не лопаткой, а кончиком языка, как кошечка. И, облизывая, поднимайся вверх, к коленям.
Когда Саша добрался до колен, старательно выполняя её указания, они были разведены в стороны до отказа, и перед его взором вновь открылась ждущая мокрая вульва в глубине бедер. Вульва смотрела на него жестоким взглядом древнего божка – Сашка видел где-то на картинке такого божка – с единственным вертикальным глазом посреди лба.
– Давай, – почти шепнула начальница. – Облизывай ляжки и продвигайся вглубь.
Покрывая поцелуями и касаниями языка поочерёдно внутренние части бёдер начальницы, Сашка достиг края чулок. И продвигался все дальше, с каждым касанием губ и языка приближаясь к вульве. И вот вульва предстала перед его лицом в полный рост – темная, густо-волосатая пещера, нагло смотрящая ему в лицо... Волосы были чёрные и жёсткие даже с виду. Вульва была распахнута и наполнена влагой, она чуть шевельнулась, как бы приглашая его к работе. И он чуть не утонул в этой жидкости, когда ввёл язык внутрь сразу на всю длину.
Вульва Риммы Моисеевны довольно причмокнула и раскрылась. Погружаясь в её глубину ртом и подбородком полностью, Саша взглянул снизу на полуприкрывшую от наслаждения глаза начальницу и начал шевелить языком в его горячей глубине. Римма Моисеевна вздыхала и шевелила тазом, раскачивая промежность на рту юноши и заливая его липкой густой жидкостью. Мокрые курчавые волосы облепили щёки паренька. Бёдра начальницы непрерывно шевелились, то и дело касаясь его ушей мягкой кожей.
Лобковая кость Риммы Моисеевны сквозь кожу ощутимо давила ему на нос, царапая сверкающими, как антрацит, волосами. Сколько это продолжалось, Саша не знал. Он утратил ощущение времени. Казалось, что он час за часом прижимается мокрым лицом в промежности Риммы Моисеевны. Его язык онемел от напряжения, губы горели, истёртые и исцарапанные. Сашка тяжело вдыхал носом воздух, когда при каждом движении горячей промежности его нос на мгновение вырывался из плена горячей плоти.
И при каждом этом вдохе внутрь ноздрей втягивались тонкие тягучие струйки слизи, забивая нос, словно сопли и мешая дышать. Неожиданно что-то изменилось. Римма Моисеевна вдруг застыла и перестала подмахивать движениям его рта. Неожиданно она крепко обхватила бедрами его шею, больно стукнув по спине пятками сомкнутых ног. Рот Саши оказался так плотно прижат к ее вульве, что мелькнула суматошная мысль об удушении.
Тело Риммы Моисеевны пробила мелкая дрожь. Её вульва, юноша ощутил это и языком, и губами, стала необычайно быстро наполняться жидкостью. Сверху раздался протяжный стон. Почти минуту Сашка просидел в этом капкане с заливаемым соками начальницы ртом и почти полностью лишенный кислорода. Наконец, Римма Моисеевна разжала ноги и медленно отстранилась. Вульва опять причмокнула, выпуская Сашин рот, как жертву из своего капкана, и он застыл с разинутым, измазанным слизью ртом, жадно хватая воздух и размазывая по щекам тягучую липкую жидкость.
Саша буквально сполз на пол, улегшись на ковер на спину. Через пару мгновений сверху на его голову опустились ступни начальницы, плотно прижавшись пахнущими потом подошвами к лицу и вдавив голову в ковер. Но Сашка на это почти не обратил внимание. Голова была абсолютна пуста. Он даже до конца не осознал, что только что произошло. Просто лежал на ковре под креслом Риммы Моисеевны, держащей ноги на его лице и наслаждался свободным доступом воздуха. Минут через десять, когда он восстановил дыхание, одна нога в чулке приподнялась и небрежно ткнула его в подбородок.
– Ползи обратно! – Саша умом понимал, что от него хотят, но тело почему-то не желало реагировать.
– Ну! – последовал ещё один тычок, на сей раз сильнее.
Постанывая и дрожа, Саша начал приподниматься. Он опять встал на колени перед креслом начальницы. Она вся истекала влагой возбуждения. Её бедра с внутренней стороны блестели от слизи, длинные тягучие капли свешивались с густых волос окаймляющих вульву. Лицо Риммы Моисеевны было порозовело, губы словно воспалились.
– Да, кстати, – тутже заметила его взгляд между ее ног. – Подбери-ка из меня сосульки, пока я не залила тут все полы, – и она снова наградила Сашу пинком по скуле.
Тихонько заскулив, он приподнялся на колени и заполз между ног начальницы. Саша запрокинул голову и начал ловить ртом сияющие серебристые капли, обильно висевшие на губах вульвы. Они раскачивались и то и дело попадали мимо его рта, налипая на лицо и грудь. Те, что удавалось поймать, он торопливо втягивал в себя и сглатывал, даже не чувствуя их вкус. Вылавливал их одну за другой, поднимаясь к вульве всё выше и уже готов был приступить непосредственно к её обсасыванию, когда Римма Моисеевна лениво оттолкнула его коленом.
– Хватит.
Она поближе подъехала на стуле мохнатой распахнутой промежностью к его рту. Римма Моисеевна закинула ноги Саше на плечи, проехала вперёд ещё чуть-чуть и, плотно обняв гладкими мягкими бедрами голову юноши, насадила горячую вульву на его послушно высунутый язык. Римма Моисеевна плотно притиснула вульву к его рту и содрогаясь бёдрами, с грудными вибрирующими стонами дёргала низом, расчётливо натирая о его язык разбухший толстый клитор.
Её вульва сладострастно чавкала и булькала, бурля соками на рту Саши. Губы и язык послушно лизали и сосали горячую плоть начальницы. Римма Моисеевна стонала, вскрикивала, изгибалась на стуле всем телом, всё втирая и втирая вульву в его рот, всё дёргала и дёргала пахом – короткими движениями словно нанося клитором удары, как кончиком шпаги, в полностью покорный её воле язык. Вот она начала двигаться всё быстрей и быстрей, уже начав вскрикивать в полный голос, стул скрипел и ходил ходуном под могучей задницей, её ляжки вибрировали на Сашиных щеках, стискивая их, как капкан.
Он чувствовал щеками, как сокращаются под кожей бедер начальницы крепкие упругие мускулы. Затем её тело забилось ещё быстрей и жёстче, ещё крепче охватили голову юноши ноги Риммы Моисеевны. Саша, уже потеряв чувство реальности, тупо смотрел, раскачиваясь в её хвате, сквозь застилающую глаза чужую слизь на возвышающееся надо ним изгибающееся тело. Римма Моисеевна застонала ещё громче, кончая, она опять так плотно прижалась к его рту, что Сашка, как и в прошлый раз, стал задыхаться.
Когда он, полузадушенный, в отчаянии попытался вдохнуть, широко открывая рот, вульва начальницы втянулась в него, не давая воздуха. Видимо, ощущение втянутости тугой плоти в мучительно распахнутый, жаждущий кислорода беззвучно кричащий рот заставило Римму Моисеевну завизжать сумасшедшим криком высшего наслаждения. Она медленно остывала, всё ещё удерживая Сашу в капкане ног с притиснутой к его рту вульвой, тяжело дыша и продолжая временами содрогаться всем телом.
Лицо Риммы Моисеевны сияло выражением наслаждения. Полузакрытые от удовольствия глаза смотрели сверху в бессмысленные, наполненные ужасом глаза паренька, сквозь почти полностью закрывающие мокрое лицо густые курчавые волосы мощного лобка. Римма Моисеевна глубоко, облегчённо вздохнула и потянула сигарету из пачки на столе, продолжая обнимать могучими бёдрами измученную голову парня. Она лениво курила, уже полностью расслабившись, и только её вульва продолжала временами конвульсивно сокращаться на его лице.
Слизь, залившая подбородок юноши, потихоньку высыхала. От пережитого мучения лёгкие Сашки горели, в горле поселилась устойчивая боль, растянутые мощными бедрами начальницы мышцы шеи кричали беззвучным криком. Сашка ни о чём не думал и лишь не мигая смотрел тупым взглядом на маячущий перед ним влажный черный куст. На столе ровно и чуть слышно гудел вентилятор системного блока. Терпя из последних сил, Сашка ждал, когда Римма Моисеевна освободит его из хвата ее бедер.
В его голову приходили странные, невозможные раньше мысли о том, что Римма Моисеевна скоро смилостивится над ним, ведь он же полностью ей покорен. Сашка не сопротивлялся и не бунтовал, он удовлетворил её желание. Сашка терпеливо ждал, хрипло и тяжело дыша в капкане её ног, а Римма Моисеевна всё так же неторопливо курила, смакуя каждую затяжку и не обращая никакого внимания на направленный на неё из-под волос лобка умоляющий взгляд. Зазвенел телефон...
Римма Моисеевна вздохнула и развела ноги, наконец отпустив шею юноши. Взяв трубку, она начала говорить. Кажется, на этот раз с подругой. В тот момент Сашке это было абсолютно все равно. Как и в первый раз, он мешком сполз на пол, улегшись у ног начальницы. И опять, после короткой паузы, на лицо опустились большие ступни начальницы, почти полностью, по-хозяйски небрежно его накрывшие. Подошвы больно размазывали вагинальную влагу по растертой вульвой лицу. Но это все-таки было лучше, чем находиться в капкане бедер. Поэтому Саша лежал тихо, как мышка.
Разговор Риммы Моисеевна продолжался довольно долго. Начавшая его довольно утомленным тоном, через минут десять она вовсю обсуждала с незнакомой женщиной фасон шубки, которая должна была быть куплена для нее. Про юношу начальница, кажется, совсем забыла, свободно и небрежно меняя ноги, энергично постукивая подошвой по лицу в моменты спора и задумчиво его потирая пальцами ног, когда она слушала ответы телефонной собеседницы. Вагинальная жидкость на Сашкином лице успела подсохнуть, стянувшись коркой, постепенно стираемая трущимися о лицо затянутыми в нейлон ступнями Риммы Моисеевны.
Наверное, через полчаса телефонный разговор был закончен. Положив трубку, Римма Моисеевна еще некоторое время молча сидела, затем убрала ноги с лица юноши и несильно ткнув ногой в голову, приказала обуть ее. После того, как он одел ей туфли, Римма Моисеевна равнодушно отвернулась от него, надевая юбку.
– Ты тоже одевайся! – приказала она Саше. Двигаясь как зомби, тот начал одеваться.
Когда Саша оделся, Римма Моисеевна приказала ему подойти к ней. Глядя ему в глаза, она строго отчеканила:
– Ну что ж, считай что твое знакомство с милицией отложено на неопределенный срок. Этот срок будет зависеть от того, как ты будешь исполнять свои новые обязанности. Будешь хорошим, послушным мальчиком – все у тебя будет хорошо. Зарплату со следующего месяца я тебе увеличиваю вдвое. Но и спрос с тебя, как ты понимаешь, повышается. Вздумаешь отказаться – посажу! Настолько, что выйдешь стариком! Да и в тюрьме я смогу устроить тебе такое, что через неделю повесишься. Поверь, мне это по силам! Так что, – Римма Моисеевна запустила пальцы в мягкие белокурые волосы юноши, – подумай, стоит ли самому себе портить жизнь! Понятно? – Римма Моисеевна крепко сжала волосы Саши так, что в его глазах защипало.
– Да, Римма Моисеевна!.. Я все сделаю, как Вы прикажете!..
– Ну, молодец, что понял.
Женщина выпустила волосы парня.
– Ну что ж, вымой лицо и иди домой. Завтра ведь новый рабочий день! – Римма Моисеевна рассмеялась. Подумав, она подошла к столу и открыв один из ящиков, достала оттуда две 50-ти долларовые купюры. Протянув их Саше, она сказала:
– Купи себе чего-нибудь! Каких-нибудь конфет сосательных! – явно глумясь сказала Римма Моисеевна.
Приняв деньги, Саша пролепетал что-то благодарное. Затем пошел в ванную. Вымыл лицо и побрел домой. Сашка думал, во что он влип. Он чувствовал себя изнасилованным. Ему вовсе не хотелось становиться лизуном этой богатой высокомерной еврейки, непрошено и бесцеремонно вошедшей в его жизнь. Он мрачно представил себе свою дальнейшую безрадостную жизнь, на которую, против его воли, обрекала его начальница. Но воли сопротивляться ей у него не было.
Когда Римма Моисеевна ставила его на колени, он просто не смог ей сопротивляться и был просто сломлен ею. Для него было очевидно, что начальница крепко ухватила его за горло и может делать с ним все, что захочет. С тоской он подумал, что видимо так все и будет и что ему остается только безвольное подчинение. Сашка попытался убедить себя, что это не так плохо, попытался подумать о зарплате, которая наверняка теперь станет выше. Но радости это ему не принесло. Да и зачем ему теперь деньги, если он знал, что теперь он просто перестает быть самим собой.
Становясь чем-то вроде живого вибратора, виденный им пару лет назад на картинке кем-то выброшенного во дворе журнала, который они с пацанами разглядывали и который по прихоти его хозяйки, та может использовать когда и сколько захочет. С детской обидой он подумал, ну почему это досталось именно ему. Оставшись одна, Римма Моисеевна налила себе рюмку коньяка, решив поехать домой на такси, а не на своем BMW Х5. Она была более чем довольна сегодняшним днем.
Кажется, у нее опять появился постоянный покорный лизун. Отметив, что Саша не так уж и рад тому, что она с ним сделала. И даже не обрадовался данным ему деньгам. Но настроение мальчишки ее не волновало. Он явно покорен, а это главное. Лишь бы не вздумал сбежать от нее к маме в деревню, как последний ублюдок или еще куда. В том, что это рано или поздно должно было случиться, она не сомневалась. Саша сегодня был очень старательным, но восторга от своего нового положения явно не испытывал.
Его покорность держалась на страхе. Но до бесконечности это продолжаться не могло и рано или поздно он сорвется. И тогда для него любое место на земле окажется предпочтительней того, что рядом с ней. Она это прекрасно знала по опыту, сломав не одного из таких мальчишек. А терять его Римме Моисеевне очень не хотелось. Найти подходящего юношу очень непросто. А Саша был именно таким, она поняла это, лишь взглянув на него в первый день, когда он пришел спросить, не нужен ли ее фирме посыльный.
Посыльный фирме не был нужен, но вот смазливый паренек с послушным язычком был ей, Римме Моисеевне Файнберг, нужен и даже очень. Саша вполне устраивал ее на долгое время. Надо будет придумать, как привязать его к ней. Возникла мысль о ошейнике и длинной цепи. Мысль была заманчива но, к сожалению, неосуществима. Окружающие вряд ли разделят ее взгляды на характер ее отношений с этим смазливым щенком. Вчерашний наезд был несерьезен. Мальчишка мог и не сломаться.
Необходимо замазать его в чем-то серьезном, например в хищении. Ей с ее должностью это вполне по силам. И вот тогда у мальчишки будет простой выбор: либо тюрьма, либо нахождение под ней. Она обязательно это сделает. А пока некоторое время придется кидать ему подачки в виде большой зарплаты.
Прошло 10 месяцев.
То, чего Сашка так боялся, все-таки произошло. Постепенно он стал превращаться в покорную бессловесную скотину, существующую исключительно для удовлетворения Риммы Моисеевны. И однообразные до боли дни, похожие друг на друга, как щенки дворняги, потекли друг за другом. Он приходил на работу. До обеда, как правило, начальница его не трогала. Да и сотрудники могли быть. Но вот после обеда, когда все разъезжались, Римма Моисеевна приказывала Саше закрыть двери, опустить жалюзи. Затем он раздевался и занимал свое место между ног начальницы... Сидящей в кресле... Лежащей на диванчике... Иногда стоящей...
Очень часто Саша просто ложился на ковер, и Римма Моисеевна садилась ему на лицо сверху... Довольно быстро Саша узнал и истинное предназначение хитрого тренажера, стоящего в кабинете начальницы. С длинной скамейкой и регулируемым по длине скамьи креслом, слишком роскошным для спортивного тренажера и регулируемыми по высоте и длине подставками для ног, позволяющими с комфортом держать ноги, сидящего на скамье, под любым углом к скамье...
Сашка никогда не задумывался, сколько времени он проводит под Риммой Моисеевной. В общей сложности в среднем выходило не меньше двух часов в день. Также Римма Моисеевна любила использовать Сашку как подставку для ног. Только ради того, чтобы иметь эту возможность, она сменила кресло с одной ножкой, на кресло с двумя параллельными опорными ножками. И теперь часто приказывала юноше залезать под него, высунувшись по грудь... Затем садилась сама. Бросала короткий взгляд вниз. Ставила ноги Саше на грудь, приказав разуть ее.
А затем теплые влажные от обуви морщинистые подошвы Риммы Моисеевны занимали место на лице и груди лежащего мальчишки... Очень часто она забирала его к себе домой. После работы. На выходные... Часто звонила и приказывала ему приехать к ней. В этом случае его нахождение под ней двумя часами не ограничивалось, а лицо оказывалось настолько истерзанным, что Римма Моисеевна милостиво разрешала пропустить следующий рабочий день... Бывали дни, когда Римма Моисеевна не пользовалась Сашей.
Дни шли за днями. И вот как-то Сашка понял, что если он и сегодня придет на работу, то вся его оставшаяся жизнь будет именно такой. Его взяла такая тоска, что плюнув на все, он собрал все деньги, какие у него были – оказалось около 30 тысяч. Взял свидетельство о рождении и решил поехать к двоюродному дядьке в Калининград. Восстановиться в школе, брошенной им 2 года назад и через пару лет поступить в мореходное училище и уплыть от этой Риммы Моисеевны далеко-далеко. Забыть ее холодное лицо... ее ледяной взгляд, смотрящий, но не видящий его...
Ее властный низкий голос... ее спокойную презрительную улыбку... ее непоколебимую уверенность в том, что он сделает все, что бы она ему не приказала... Ее бедра. Полные. Покрытые легким темным пушком. Такие мягкие и одновременно такие жесткие... Ее задницу. С легкой апельсиновой коркой цилюлита. Так часто становящейся настолько огромной, что заслоняющей весь мир... Ее волосатую вульву, презрительно и хищно смотрящую ему в лицо и улыбающуюся ему толстыми набухшими губами, пронизанными мелкими синими венами, от одной мысли о которой у него начинал болеть язык и щипать в глазах...
Забыть ее ноги. Беспощадно-властные ступни... С наглыми пальцами, окрашенными лаком темных тонов, столь любимых Риммой Моисеевной, по хозяйски-бесцеремонно копошащимися у него во рту и везде, куда их хозяйка вздумает послать... Холодно-господские, бесчувственные пятки... Подошвы, такие розовые и ухоженные, но такие высокомерно-презрительные... Чуть влажные морщинисто-сморщенные снизу, какими он их только и видел... Их запах, постоянно стоящий у него в носу... Саша решил поехать поездом. Проблема была только в том, что его паспорт в данный момент лежал в столе Риммы Моисеевны и поэтому законно получить билет не удавалось.
Но Сашка об этом уже не думал. Придя на Белорусский вокзал, он вычислил и подкараулил проводницу поезда, пообещав ей 20 тысяч за то, что она провезет его в Калининград. Проводница – молодая баба крестьянской внешности, на удивление быстро согласилась, поставив условие, что деньги Сашка даст ей вперед. Юноша, не думая, согласился. И уже через три часа ехал на третьей полке в купе проводницы. Все было просто великолепно. Никакой Риммы Моисеевны рядом. Сашка большей частью спал весь путь. Счастье закончилось ночью, на границе с Белоруссией. Проводница с добрым крестьянским лицом сдала Сашку милиции.
А старлей в линейном отделе, куда Сашку привели для выяснения личности сказал парню, что в Москве на него подали в розыск и он обвиняется в хищении 100 тыс долларов из сейфа фирмы, где он работал посыльным. Заявление подано его начальницей, Риммой Моисеевной Файнберг. И что светит ему не один год в колонии для несовершеннолетних. На следующий день Сашку отправили обратно в Москву, где посадили в КПЗ, сказав, что он пробудет там до суда. Двух следующих недель, проведенных им в КПЗ, оказалось достаточно, чтобы Саша понял, что следующие лет пять ему все-таки лучше провести на полу дорогого ковра в кабинете Риммы Моисеевны, служа безмолвной подставкой для ее холеных пяток, чем в колонии.
И вот, на очередном допросе он сказал следователю, капитану милиции Елене Сергеевне, что хотел бы встретиться со своей начальницей. Через два дня она сказала ему, что встреча состоится на следующий день. На следующий день конвоир завел его в холодную склизкую комнату КПЗ, из всей мебели в которой было два стула. На одном из них, поставив ногу на ногу, сидела его начальница. Конвоир вышел, оставив его один на один с Риммой Моисеевной. Холодно улыбаясь, Римма Моисеевна некоторое время разглядывала Сашу.
– Итак, ты хотел меня видеть. Я тебя слушаю!
– Римма Моисеевна... Я хочу Вам сказать, что если Вы думаете, что это я из-за Вас убежал... Если я отсюда выйду... никогда больше не посмею от Вас убегать... – дрожащим голосом, сбивчиво произнес юноша, просяще смотря в лицо сидевшей напротив его женщины.
– Вот как? А почему я должна тебе верить? Ты ведь уже обманул меня, убежав.
– Честное слово! – Голос Сашки стал молящим. Из его глаз лились слезы. Размазывая их рукой, он продолжал:
– Я НИКОГДА больше не посмею убежать от Вас! Поверьте мне, Римма Моисеевна!!
Задумчиво покачивая туфлей, Римма Моисеевна смотрела на плачущего Сашку. Что ж, кажется, он вполне искренен. Глупый щенок кажется понял, что место под ней – не самое худшее место на земле. Да ей и самой не хотелось терять вышколенного раба. Она никогда не называла его рабом, не потому, что ей было жаль его, по сути еще детскую, психику. Отнюдь нет. На его чувства ей было глубоко плевать. Иначе, с обственно, она никогда бы и не решилась делать и подвергать его тому, что она делала с мальчишкой последний год.
Просто слово "раб" могло послужить причиной полного слома Саши, а ей пока это было невыгодно. Но фактически он ничем иным и не был. Причем рабом, полне отвечавшим ее критериям, предъявляемым к этой человеческой породе: Полностью покорен, не совсем уж глуп, вполне квалифицирован в плане требующихся от него действий и просто красив в эстетическом плане, как породистый английский котенок, живущий у нее. Примерно через полгода она добилась того, что язычок мальчишки приобрел именно то умение и сноровку, какую она хотела.
Лизнуть и кот может!
Римма Моисеевна знала это по временам далекого детства, когда ей, не имевшей послушного младшего братика, о котором она мечтала и просила родителей – интеллигентных питерских евреев, приходилось экспериментировать даже с таким живым материалом. А на обучение действительно качественного покорного грамотного и исполнительного лизуна нужны были долгие месяцы, если не годы. А некоторым это вообще было не под силу. За 46 лет, прожитых ею, она в этом прекрасно убедилась.
И сейчас перед ней, давясь слезами и соплями, сидел именно этот качественный человеческий материал. Расставаться с ним было бы просто глупо. На поиски нового такого потребуется время, а также время на обучение. Да и нравилось ей красивое сашкино лицо. Полные, еще детские губы. Вздернутый носик, о который так удобно и приятно, сидя в кресле, потирать пятку или пальцы... Мягкие белые как лен волосы, в которые так приятно запустить руку. Стройная ладная фигурка именно того роста, какой она предпочитала...
Терять такое для нее было слишком расточительно... Да и потом, щенок явно сломлен и вряд ли теперь попробует устроить бунт на борту. Возможно, это даже хорошо, что так вышло. Теперь Саша будет целиком и полностью подчинен ей, в реальности узнав, что с ним может случиться. И в его смирении с судьбой, которую она, Римма Моисеевна, ему уготовала, она не сомневалась. Сделав длинную паузу и строго глядя Саше в глаза, Римма Моисеевна произнесла:
– Так и быть! Пожалуй, я дам тебе еще один шанс! На этот раз он будет действительно последним! Ты убедился, что я не шутила с тобой, предупреждая о том, что с тобой обязательно случится, если ты вздумаешь убежать! Я готова вытащить тебя отсюда в обмен на возобновление наших старых отношений. Но если ты попробуешь еще раз обмануть меня, я просто сгною тебя! Тебе это понятно?
– Да, Римма Моисеевна!.. Я все понял!.. Только заберите меня отсюда!..
Сашка расплакался, как младенец, широко хлопая длинными ресницами, паренек с собачьей благодарностью смотрел на Римму Моисеевну. Римма Моисеевна с удовольствием наблюдала за плачущим мальчишкой. Надо будет все-таки хорошенько отделать его, когда он отсюда выйдет. Он на две недели лишил ее привычного комфорта в жизни! Ну что же, щенок свое еще получит. К тому же она сделала реструктуризацию фирмы и теперь все ее сотрудники появляются в офисе не более чем на час с утра. И она одна остается со щенком на целый день.
Отныне время, проводимое им под ее креслом с ее ногами на мордашке, будет существенно увеличено... Да и домой его надо будет забирать почаще... Маленький ублюдок заплатит за побег! Неожиданно ей захотелось, до жара в промежности, мгновенно сделавшем трусики влажными, повалить мальчишку прямо здесь на пол и усесться на пухлый рот всем весом так, чтобы из прижатого вульвой рта раздалось жалобное поскуливание и без остановки сношать щенка в рот до своего полного изнеможения, пока в паху не наступит чувство сытой пресыщенности.
Желание было таким острым, а картинка, представленная ею, столь живой, что Римма Моисеевна на мгновение даже испугалась, удастся ли ей сохранить контроль. Нет, определенно надо вытаскивать маленького ублюдка отсюда как можно скорей! Так и нервное расстройство можно получить! И первое, что она с ним сделает – воплотит в реальность только что представленную ей картину.
Встав, Римма Моисеевна нажала на кнопку вызова. Пришел охранник. И она вышла из комнаты, даже не взглянув на смотрящего на нее преданными собачьими глазами парня. Через час юрист Риммы Моисеевны забрал из прокуратуры ее заявление о пропаже денег. А на следующее утро Саша уже выходил из ворот КПЗ, где его ждала роскошная BMW Х5, за рулем которой сидела высокая смуглая женщина в строгих очках с весьма представительной внешностью.
Проходящие мимо редкие прохожие могли видеть, как BMW посигналила пареньку, который быстро, мышонком, пробежал к машине и сел на заднее сидение. И как плавно тронувшись, машина, набирая ход, устремилась прочь от серой тюремной громады. Женщина в BMW увозила юношу. Куда? Зачем? Никто этого не знал, да и никого это не интересовало. Но вид у паренька, садящегося в BMW, ничего, кроме робкого страха не выражал...