Категории: Романтика
Она всегда готовилась к тому дню, который называла Днем Варенья. Приводила в порядок все закоулки старой квартиры, разгоняла призраков по пахнущим нафталином шкафам. Настежь распахивала окна , близоруко щурилась на белый свет и, как всегда, не узнавала его. Книги вставали на полки, тесно, как в трамвае, шепотом переругиваясь на разных языках.Потом из сундука доставались платья, тоже похожие на призраков, только мертвых. Она примеряла их перед старинным зеркалом, останавливалась на каком-нибудь одном и облачалась в него со всей торжественностью момента.И, наконец, садилась за пустынный стол, закуривала папиросу через длиннейший сандаловый мундштук и слушала уличный шум, в котором последние несколько лет ей чудились дуновения труб и валторн.Потом она выходила на улицу и направлялась прямиком на Тверской бульвар. Она предпочитала Тверской - чопорный, дородный, аристократически стройный, с офицерской выправкой кленов - всем остальным. Пройдя до середины, она присаживалась на чистую скамейку и делала вид, что дремлет, полуприкрыв глаза.О ее глазах в свое время было сказано немало. Их сравнивали и с незабудками, и с васильками, и с черт-его-знает какой еще полевой флорой. Гимназист С. решился сравнить их даже с орхидеей, за что был допрошен с пристрастием, после чего выяснилось, что по ботанике у него - "неуд" и об орхидеях он имеет не больше представления, чем сами орхидеи - о гимназисте С.А вот чего никто из прежних воздыхателей не заметил - так это проницательности ее взгляда. Впрочем, рентген тогда еще не был так известен, и ее взгляд просто не с чем было сравнивать.Итак, она включала свою рентгеновскую установку на полную мощность, и не было прохожего, которого она не рассмотрела бы до самых потаенных потрохов. Из множества случайных персонажей ее интересовал только один тип - редкий, но не исчезнувший полностью даже в теперешнее время.Тип перестарка - девственника, лет эдак восемнадцати - двадцати, который уже научился побеждать прыщи, но уложить на лопатки собственную робость никак не решится. Видимо, потому, что Робость - существительное того же проклятого, непонятного, женского рода.Этот тип сильно изменился. Ушла прежняя сутулая нервозность, поэтические придыхания, цитирование чужих мудростей и трусливый взгляд исподлобья. Нынешний девственник стал агрессивен и бросок на вид, порой его уже и не отличишь невооруженным взглядом от толпы счастливчиков, уже окунувших свои перья в чернильницы лжи.Но ее взгляд был вооружен достаточно, чтобы безошибочно опознать бедолагу в самом расфуфыренном попугае на Тверской выставке тщеславия.Увидев такого издалека, она глубоко вздыхала и, встав со скамейки, прибегала к древнейшему трюку, против которого нет защиты. Сделав шаг-другой от скамейки, она пошатывалась и прислонялась к ближайшему дереву.Дичь, которая в этот момент проходила мимо (уж поверьте, момент всегда был рассчитан точно), могла и не заметить бедную старуху, или просто оставить без внимания ее немой призыв о помощи. Бедная же старуха, ругаясь в душе молодыми казарменными словечками, усаживалась обратно и застывала до следующей жертвы. А ни о чем не подозревающее одинокобродящее надеждопитающее проходило мимо своей судьбы с обычной для таких случаев тупой покорностью.Не было случая, чтобы ее ожидание не увенчалось успехом. Когда это происходило, она с усталым щебетом давала довести себя до дома ("Вы так добры!"), квартиры ("У нас такие разбитые ступеньки!"), стола ("Нет, я просто не отпущу вас, не угостив своим собственным...)Чем? Господи, ну, конечно же! Ведь ты не забыл, читатель, что приглашен на День варенья!Стол, волшебным образом накрывшись скатертью, обрастал приятными мелочами - чашками, блюдцами, ложками, сахарницей со щипцами и т.д., и т.п., et cetera. Наконец, по детски яркой палитрой, на столе в розочках вспыхивали абрикосовое, клубничное, яблочное, грушевое, приворотное... И ложка превращалась в кисть, и яркая акварель разговора ложилась на тишину мазок за мазком.Она умела и любила говорить. Этим искусством она овладела давно и с удовольствием применяла его, год за годом оттачивая мастерство. Надо ли говорить, что невинное дитя, сомлев после трех чашек чая, уже не спешило уходить от стильной умницы старухи с древним колдовским мундштуком, в котором дымился вполне современного вида косячок "Казбека".Она не трогала опасных тем. Скользя, как праздная лодочка по дачному пруду, она покачивала своего собеседника на волнах своего понимания и дружелюбия, в мудром и безопасном безветрии. Потом, незаметно взглянув на часы, она тихонько вытаскивала пробку, и разговор вытекал не спеша, свившись на выходе в обычный водяной цветок.Наконец, неожиданно для него и вполне по плану для нее, звучал звонок в дверь, и она шла открывать ее, замирая по обыкновению перед маленьким чудом, которое совершалось ее руками уже в который раз...За дверью, к полному и паническому изумлению гостя, оказывалась девушка, созданная природой как измерительный калибр для слов типа "миловидная", "очаровательная", "возвышенная" и проч. Гостья заходила в комнату и, дождавшись появления на столе третьего чайного прибора, усаживалась, как ни в чем не бывало. Видно было, что этот дом уже давно знаком ей и любим по-родственному.Откуда, спросите вы. И действительно, откуда?!Все очень просто. Или вы думаете, что девственность бродит по Городу только в обличье юношей? Отнюдь. Неделей раньше одной старушке стало плохо с сердцем на бульваре - и вот вам добрая девочка, вознагражденная за свой великодушный поступок.Чаепитие продолжалось втроем. Если и намечалась в первые минуты скованность, она быстро таяла в очередной чашке, размешанная старинной серебряной ложечкой.Хозяйка незаметно становилась фоном, на котором контрастно сияла пришедшая в гости Молодость. Дай Бог каждому такого фона - который, как титул, толкает Мальчика фон Мужчину в объятия Девочки фон Женщины.Возьмите немного робости, немного весны, немного чужой мудрости и своей жажды. Перемешайте все это серебряной ложкой, и останется только добавить каплю варенья, чтобы получилось сладчайшее блюдо Первой Любви.Так это и происходило.Когда наступало время оставить их наедине, она уходила в прихожую говорить по телефону. Иногда ее собеседником становился полковник Н., иногда - сестра, изредка даже гимназист С. со всем его милым невежеством. И многие другие. Они говорили тихо, совсем неслышно за непрерывным паровозным гудком. Но иногда ей удавалось дотянуться до них.Потом она возвращалась, когда снова становилась нужна своим детям. И давала разговору дотлеть, окончательно разогрев перед этим весь мир...Приходя поодиночке, они уходили вдвоем. И так же вдвоем неминуемо возвращались. За добавкой варенья. И еще - в поисках крыши для первых утех (ох, уж этот квартирный вопрос!). Где, как не здесь, им было искать этот теплый закуток? Может быть, у вас на кухне, между холодильником и плитой? Или у меня на антресолях, между сломанным велосипедом и кучей старых проводов?Ну уж нет! Дудки! Они приходили туда, в древнюю комнату с почерневшей мебелью, где за стеной возится опрятная мудрая старуха. И там, на вышитых китайских покрывалах, они трогали друг друга, вызывая первую рябь на поверхности озера чувственности... И зеркало отражало их светящиеся тела...А с другой стороны зеркала сидела старушка в кресле-качалке и внимательно ...смотрела на детей. В такие минуты ее глаза утрачивали все свои рентгены и становились простыми васильковыми озерами - глубокими и прозрачными до самого дна.Часы били двенадцать, но платье Золушки не превращалось в лохмотья, и бал продолжался со всеми его неслышными вальсами и менуэтами. И старая сводня улыбалась, и длинный мундштук был бы чертовски похож на волшебную палочку, если бы не тлеющий в нем старомодный "Казбек".© Mr. Kiss, Сто осколков одного чувства, 1998-1999гг