21
Зорра — так её назвали, потому что она всегда ходила в повязочке на глазах, — была девочка чистая, непорочная, но с того самого дня, как Лаура обнаружила дилдо под её кроватью, всё перевернулось и назад пути у Зорры уже не было.
Она медленно входила в колею. Лаура учила её женским премудростям: в первый день съёмок они сделали несколько молочных клизм подряд, вставили масляную свечку и убрали всю растительность с кожи на ногах, в паху, груди и лице. Только на лобке оставили тонкую полоску коротко подстриженных, аккуратно разложенных ёлочкой чёрных волос. Особенно болезненно на депиляцию воском реагировали нежные участки между ягодицами и под мышками. Но увлажняющий крем быстро потушил пожар, сделав кожу пушистой и отзывчивой к любому прикосновению.
Высокая стройная Зорра вдруг почувствовала восторг от той лёгкости и свободы, которая возникла между ног. Как будто мятный бриз постоянно обдувал её снизу.
Дальше они сели красить ногти. Алые — в один цвет на руках и ногах. И пока они сохли, Зорра с удивлением рассматривала себя в зеркале.
Лаура уже подыскала для неё парик подходящего размера. В отражении блондинка с длинными волнистыми волосами скривила рожицу и выпятила пухлые губки.
«Как необычно», — думала Зорра.
Лаура достала губную помаду, тени, накладные ресницы, тушь и принялась за работу. Вскоре Зорра испытала странное возбуждение: она захотела трахнуть блондинку в зеркале. В ротик с мушкой на верхней губе или в молочную попку с девственной плевой в виде масляной плёнки — куда угодно. Но что ещё ужаснее, ей хотелось, чтобы это сделал кто-то другой. Блондинка томилась в возбуждении, она вся текла, и это не могло ускользнуть от бдительного взора Лауры:
— Puta! — с притворным гневом закричала она. — Надень вот это, — и она протянула Зорре колечко с колокольчиком.
— Зачем?
— Чтобы все знали, когда тебе хорошо и когда грустно, — Лаура сопроводила колечко нежным поцелуем в губы.
Колокольчик болтался под самым пенисом и неожиданно звенел, когда Зорра совершала резкие движения.
«Интересно, когда звенит — это хорошо или грустно?» — задавалась она вопросом, примеряя наряды.
Они выбрали чёрные чулочки с ажурной резинкой и стрелкой сзади, красные лакированный туфли на шпильке, короткую юбочку-колокольчик, в складочку, с широкими чёрно-белыми полосами, которые, как волны, скатывались вниз.
С верхней частью было сложнее. Лаура выудила из сундука чёрный корсет и жёстко стянула его на поясе Зорры. От этого спёрло дыхание, но и талия сузилась, придав бёдрам объём. Свободная попа под юбкой вдруг стала круглой и мягкой, как булочка. Мятная прохлада продолжала ласкать кожу, а колокольчик щекотать розовые яички.
Оставалось надеть бюстгальтер с силиконовыми вставками и синий открытый топик. Ажурная чёрная вязь бюстгальтера заманчиво выглянула из разреза, когда они закончили.
— Будешь делать всё, что тебе прикажут, — Лаура отвела рукой густые искусственные кудри и защёлкнула замок ошейника.
— Да, мэм, — прошептала Зорра, облизывая сухие губы и косясь на себя в зеркало. Оттуда хлопала ресницами, огромными, как у куклы, неопытная сучка, такая стеснительная, но уже такая горячая. Сучка выпятила алые губки с родинкой, облизала их язычком и замерла в восхищении, рассматривая новые сиськи. Неожиданно под юбкой проснулся колокольчик.
— Puta! — рассерженный крик Лауры вернул её в реальность. Обжигающий звонкий шлепок по попе заставил задрожать. В следующую секунду поводок натянулся, увлекая её в залитую светом студию.
***
Лаура не спешила приобщать новую девочку к работе. Первое время Зорра стирала пыль пером павлина и работала ротиком там, где Лаура подставляла шоколадный зад. Кончая, гости отеля — профессиональные актёры — хватали Зорру за шею и клали лицом на копчик. Она жмурилась, широко открывая рот и далеко высовывая язык. Её притягивали ещё ближе, отбойный молоток со страшной силой долбил Лауру в двух сантиметрах под щекой. Звериный стон возвещал о начале извержения. В следующую секунду молоток перемещался в ротик Зорры, продолжая долбить с оглушительной скоростью, она обхватывала молоток губками, прижимая корень языка к заднему нёбу, чтобы не захлебнуться. Слюна, взбитая в пену, медленно струилась по копчику в разбитый анус Лауры. Когда молоток взрывался, тягучая вязкая жидкость быстро наполняла рот, проливаясь через край, устремляясь вниз по ложбинке в дышащую воронку сфинктера. Зорра аккуратно стягивала ротик с члена и несла собранный урожай Лауре. Та лежала лицом вниз в позе ощенившейся суки, выгнув спину, вывернув шею, услужливо предоставив себя гостю.
Они работали в паре, убирали номера, постоянно попадали во всякие передряги. На третий день съёмок, когда Зорра выметала пыль из-под комода, в комнату вошёл незнакомый мужчина. Его рука скользнула под юбку и схватила её за задницу. Через секунду его шершавый толстый язык с силой проник ей в рот, зубы с надкусом вытянули нижнюю губку.
— М-м-м, — от боли Зорра издаёт испуганный стон.
Огромный самец-качок, весь покрытый мышцами, смуглый, чернявый, с короткой стрижкой, тонкими губами и наглым прищуром серых глаз высасывает её как устрицу, вылизывает как сметану. Его леденящие душу, ужасно перекачанные руки булочника геркулесовой хваткой сминают её попу в ком. Страх неизвестности накрывает её до темноты в глазах, пелена возбуждения ознобом проносится от пальчиков на ногах до затылка. Она дрожит, как осиновый листик.
«Дзинь-дзинь» — удовольствие сладкой пульсирующей волной просыпается в окольцованном бобовом стручке, щекочущий зуд в попе сводит с ума.
«Дзинь-дзинь» — она выворачивается из железных объятий хозяина номера и, впившись в край комода алым маникюром, насаживается на его стальную эрекцию. Этот зуд высвербливает её до умопомрачения.
«Он должен сделать со мной то, что должен. Должен!» — отчаянно шепчет она про себя, закусывая верхнюю губку.
Его чёткие слаженные движения не терпят возражений: брюки опадают на пол, оттопыренный член, толстый и твёрдый, как полено, горячей головкой тычет в бедро, ягодицу, скользит по ложбинке между пухлыми мячиками, пережатыми под корсетом, натыкается на источник зуда.
«Да! Да! Вот здесь!» — она выгибает спину и насаживается, как курочка, постанывая от мягких ударов.
Это опытный кобель, он знает, как покрывать неиспорченных сучек. Закидывает подол юбки, лёгкими прикосновениями наносит сгустки бесцветного геля на зудящую розочку, ритмично тыкаясь поленом в самый центр запечатанного маслом отверстия, проникая в него миллиметр за миллиметром, незаметно срывая пломбу, забирая сучку всю, пока его яйца не остаются торчать снаружи.
Она впервые принимает в себя горячий живой член, огромный, гораздо больше чем тот игрушечный дилдо, которым она мучала себя в номере, распирающий от желания, двигающийся в своём ритме, трахающий её непростительно грубо, обворожительно нагло, обольстительно по-хамски, берущий своё раз за разом. И она не имеет ничего против, абсолютно ничего, ей не к чему придраться, она не может возразить, не хочет поспорить, ни забрать, ни взять, она только может давать.
Давать снова и снова, давать в ротик, в попку, отдаваться на полу, у комода, на кровати, подставляться под дикие удары отбойного молотка.
Потому что она давалка. Горничная-потаскушка, дождавшаяся, наконец, своей очереди.
«Наконец-то!» — глаза сами закатываются в экстазе.
Лаура стоит рядом, довольно мурлыкая, поглаживая молочную масляную попку, только что распечатанную с таким достоинством, лишённую невинности столь благородно, что у неё нет нареканий. Потом садится на пол и присасывается к окольцованному разбухшему стручку. Заглатывает его целиком, вылизывая скукоженную мошонку языком.
«Дзинь-дзинь» — колокольчик, залитый слюной и маслом, звенит приглушенно. Теперь каждое проникновение сопровождается ритмичным «дзинь».
Зорру трахают размеренно, спереди, сзади, полируя зудящий проход, высасывая остатки чувствительности из стручка, целенаправленно подводя её к краю. Она больше не сомневается в значении этого «дзинь».
Лаура балансирует на грани, не давая стручку разрядиться. Зорра уже не помнит, когда она потеряла чувствительность. Давление в стручке спало, на смену зуду пришло тепло. Её жарят на медленном огне, доводя до кондиции. Горячая печка раскалилась до красна.
Зорра выгибает спину, выворачивает шею, чтобы заглянуть назад. Длинные густые локоны пшеничного цвета, подрагивая, скользят по спине. Спереди упругие сиськи пляшут сальсу. Рядом с этим монстром она хрупкая девочка. Да — высокая, стройная, как фотомодель, на шпильках, но при этом такая хрупкая и податливая, как тесто. Её попка превратилась в пружинистый мякиш с дыркой.
Коренастый бык, бугристый, как кусок скалы, домкрат-бульдог затрахивает фотомодельку в топлёное масло. Взбитые сливки капельками стекают по бедру, брызгами разлетаясь по ногам, пропитываясь в чулочки горячей росой.
Обманутая принцесса-лебедь не выдерживает, делая последний взмах сломанным крылом. Дырка в мякише конвульсивно сжимается, причиняя сладкую боль. Это приводит быка в ярость — он не разрешал — он ещё быстрее вколачивает полено в модельку, ещё сильнее работает железными бёдрами. Зорра готова расплакаться от собственной беспомощности, от бесконечного анального оргазма, который женскими схватками пропитывает её тело.
Она плохая девочка, гадкая, дрянная. Предательница!
Стручок во рту Лауры подёргивается в такт, подрагивает, как осиновый листик, что-то вяло струится из него. Попка Зорры ритмично обсасывает стальной стержень, выдаивает его, и тот внезапно взрывается, резкими сокращениями глазирует свежевыпеченную булочку изнутри, под завязку наполняет её белым кремом.
Дрянная девчёнка опускается на корточки, откидывается на шпильки, бесстыже задирает юбку и раздвигает румяные булочки перед камерой. Пальчики трут тонкую хвойную полоску, играют с опавшим стручком. Белая глазурь, замешанная на молоке и топлёном масле, тонкой струйкой сочится из разбитой розочки на деревянный пол. Колокольчик наконец успокоился. Зорра откидывает головку назад и принимает улов Лауры — такой же густой, белый, как и на полу. Через секунду она возвращает услугу, и всё повторяется вновь, пока Лаура не опускается на коленки, чтобы смешать два нектара вместе. Как большая толстая кошка, она вылизывает нектар, собирая его за щеку, чтобы повторить игру.