- А вот и вы, наша уважаемая гостья! – сказала она на прекрасном английском, и я вконец вдохнула с облегчением – языкового барьера, которого так боялась, не предвиделось. Впрочем, французский язык я знала довольно сносно, чтобы понимать, что говорят (все-таки за спиной семь лет его изучения в школе), а вот самой отвечать было куда проблематичнее, увы, тут нужна была практика, а ее-то как раз и не хватало.
- Проходите Мари, садитесь, - указала она мне на стул рядом с собой. – Вы, наверное, уставшие с дороги и голодные? Луиза, надеюсь, нам есть чем накормить юную принцессу?
- Конечно, Госпожа, - робко молвила горничная и устучала каблучками в сторону кухни.
Было забавно, но одновременно и приятно, слышать, как Элеонора произносит мое имя: с мягким акцентом и характерным ударением на последний слог. Так женственно и чарующе мое имя не произносил никто, все Маргарет да Маргарет, ну, в лучшем случае Мэри – ассоциации сами придумаете (у меня в голове всегда возникало либо Тэтчер, либо Попинс – на самом деле, те еще персонажи).А вот Элеоноре ее имя шло именно в контексте его строгости, грации, воли. Строгие со своей особенной красотой черты лица, волевой взгляд томной синевы глаз, безупречные манеры и осанка, водопад прямых золотистых волос, которые в тот вечер она убрала наверх стильной прической, давая насладиться взгляду ее белоснежной шеей. Одним словом, Элеонора полностью оправдывала, как теперь модно говорить имидж, полновластной хозяйки замка.Робко присев на соседний стул, я стала смущенно ждать ужина. Смущенно, потому что ну никак не вписывалась в окружающий интерьер. Мои потертые джинсы, коричневатый джемпер и спортивные кроссовки ничем не выделялись на улицах Нью-Йорка, но здесь просто кричали, что я чужая, из другого мира. Одного взгляда на роскошное вечернее платье Элеоноры хватило, чтобы горько пожалеть о том, что я не позаботилась взять чего-либо более официального, чем сменные футболки да шорты. К тому же ее обращение на мой счет к Луизе – «юная принцесса» - никак не вязалось с моим представлением о собственной персоне. К своему горькому сожалению ничем кроме высокого роста, который так же являлся моим жутким комплексом, я похвастать не могла. Ломкие прямые рыжие волосы, грязная кожа лица со всеми вытекающими, нескладная фигура (2-ой размер груди был пределом мечтаний), невзрачные черты лица. Какая же это принцесса? Скорее, золушка без шансов на внимание принца. Но, то и дело я ловила на себе взгляд Элеоноры, который, казалось, проникал внутрь меня, не удовлетворяясь внешним поверхностным осмотром, и от этого взгляда меня начинала бить мелкая дрожь, а затем бросало в жар. Так я и сидела, неуверенно елозя на твердом стуле с прямой спинкой, с залитыми румянцем щеками, пока Луиза не накрыла стол. Было очень неловко, но одновременно во мне зарождалось какое-то непонятное чувство, ласково шептавшее о чем-то загадочном и приятном.О, еда была великолепна! Слюнки текут даже сейчас, хотя прошло столько времени, от воспоминания, как готовила Луиза. Впрочем, подробно на этом останавливаться не буду (а то придется вдобавок к своей истории написать кулинарную книгу по ее рецептам), скажу лишь, что изысканные блюда стали дополнительным аспектом, подчеркивающим всю неординарность, случившегося со мной.После еды и бокала отменного вина (кстати, первого в моей жизни), а так же вежливого разговора о трудном пути сюда из Америки, я потихоньку стала клевать носом. Гостеприимная хозяйка тут же заметила ...сие плачевное состояние, и Луизе было велено проводить меня до моей комнаты. Странно, но мне хотелось остаться, однако Элеонора была неумолима.Поднимаясь по массивной дубовой лестнице на второй этаж, я поймала себя на мысли, что неотрывно слежу за ягодицами Луизы. Белые, округлые они грациозно колыхались, пока она поднималась по лестнице впереди меня. И только потом до меня дошло, что я не увидела на них трусиков. Горничная ходила без них в этой короткой юбчонке! Это было шоком. Никогда и нигде ничего подобного не видела и даже не предполагала. Но потом я подумала, что, вообще, было бы здорово вот так вот в юбке, пусть и не такой короткой, пройтись по улицам Парижа, якобы забыв надеть трусики. Это будоражило, интриговало. Наверное, мои мысли отразились на лице, ибо Луиза, показав мне комнату, смущенно улыбнулась и поспешила удалиться. Ее смущение взволновало меня еще больше.Комната оказалась чудесной: широкая мягкая кровать с резными спинками, полки книг, занимающих, всю левую стену, высокий шкаф из темного дерева со стеклянными дверями, даже трюмо было и, конечно же, тяжелые бархатные шторы. Все комната была выдержана в темноватых приятных тонах, что как нельзя лучше располагало ко сну.Однако в ту ночь мне как следует поспать не удалось. То ли тяжесть дороги, то ли необычность обстановки, а может, и мое непонятное внутреннее волнение, но я долго не могла сомкнуть глаз. Постоянное ворочание, мимолетные эротические образы, повышенная чувственность тела, сухой ком в горле – я не понимала, что со мной творится. Промаявшись так до глубокой ночи, я все же отважилась прогуляться по ночному замку в поисках уборной.Густую темноту длинных коридоров разбавлял лунный свет, льющийся из высоких окон. Плотный ковер делал мою поступь неслышимой. Абсолютная тишина пугала и угнетала. И вдруг я услышала чьи-то не то всхлипы, не то стоны. Крадучись, я завернула за угол и в самом конце коридора увидела свет, мерцавший из приоткрывшейся двери. По мере приближения я все отчетливее слышала женские голоса. А затем я увидела…Луиза стояла совершенно голой, если не считать сегодняшних туфелек, посреди небольшой комнаты. Выражение ее лица до сих пор стоит у меня перед глазами – этакая смесь страха, скорби, наслаждения, страсти и бесконечной любви. Даже не знаю, как такой дикий коктейль эмоций может быть нарисован на лице, нет, даже просто во взгляде, но я все прочла тут же, за мгновение.- Значит, ты устала ходить на каблуках, сучка? – Элеонора ходила вокруг горничной в своем вечернем платье, голос ее отдавал металлическими нотками.
- О, нет-нет, Госпожа, что Вы! Я знаю, как Вы любите, когда я на высоких каблуках, и я всегда готова выполнять любой Ваш каприз! Простите свою суку, которая забылась и посмела упомянуть об усталости ее ножек. Этого больше не повторится!
- Я не прощаю сук, ты это знаешь, – громкое эхо звонкой пощечины улетело далеко в коридор.
На белоснежной щеке Луизы резко очертился красный отпечаток, который, впрочем, быстро скрылся под багрянцем стыда, залившим все лицо и шею.- Да, Госпожа, - дрожащими губами прошептала униженная женщина, - я молю о наказании, я готова сделать все, что угодно, лишь бы Вы на меня не сердились. Все.
- Глупая шлюха, разве я не учила тебя не бросаться словами?
Элеонора подошла вплотную к горничной и крепко сжала пальцами ее стоящие колом соски. Сладкая истома дрожью пробежала по обнаженному телу. Она еще больше усилилась, когда девушка принялась круговыми движениями теребить грудь женщины, дергая за соски.- Быть может мне приказать тебе ублажить этим выменем своих замечательных сынишек, а? Я бы с превеликим удовольствием посмотрела на то, как ты дойками дрочишь их юные члены. Сколько твоим погодкам: тринадцать и четырнадцать? Самый возраст, чтобы узнать, какая у них мама распутная самка.
- О-о-о-о…, - Луиза жалобно взвыла. – Умоляю Вас, Богиня, пощадите. Они еще такие маленькие у меня, неиспорченные!
Быть может я и ошибаюсь, но тогда мне показалось, что Луиза была готова пойти и на это, а просила не заставлять пасть ее так низко просто проформы ради. Слова Элеоноры подтвердили мою догадку.- Не скули, тварь. По твоим похотливым глазам вижу, что ты ХОЧЕШЬ, чтобы я принудила тебя к этому. Ты готова стать кем, вернее даже, чем угодно ради удовлетворения своей похоти, которая у тебя
просто безгранична.- Простите, Госпожа, я так похотлива…
- Молчи, тебе никто не разрешал открывать рот – еще одна звонкая пощечина донеслась до моих ушей.
- Сколько ты уже не кончала, шлюха?
- Ровно в полночь будет две недели, Госпожа
- Напомни мне, за что ты была так наказана.
- За то, что посмела проявить нерасторопность при вылизывании Ваших туфелек, Госпожа.
- Как мило, надеюсь, урок пошел тебе впрок. – С этими словами Элеонора откинулась на низкое удобное кресло, изящно закинув ногу на ногу. – Ну? Ты ждешь особого приглашения, глупое животное? Разве не видишь, что мои шпильки недостаточно блестят?
Горничная тут же упала к ногам хозяйки дома и с нескрываемым рвением принялась вылизывать подставленную обувь, иногда отрываясь только для того, чтобы с блаженным мычанием посасывать шпильку.Я стояла как громом пораженная. Эти низменные грязные игры, которым я стала случайным свидетелем, сильно меня взволновали. Я хотела бежать, но ноги мои будто приросли к полу, хотела кричать, но боялась до смерти, что меня увидят, да и любой звук застывал в горле на полпути. Мне казалось непостижимым, как можно было так обращаться с Луизой. Ведь, она такая милая, красивая, уверена, заботливая мать. А ее доброта? А теплота ее глаз? Да захоти она, мужчины будут в очереди стоять, лишь бы на руках ее поносить. А тут с ней такое обращение.- Раздвинь ноги, сука, - строгий голос Элеоноры отвлек меня от собственных мыслей и вновь приковал мой взгляд к происходящему.
Луиза уже лежала спиной на полу с согнутыми в коленях длинными ногами, выполняла приказ.- Шире, блядь. Представь, что лежишь перед ротой голодных до сучек солдат. Зная твою похоть, уверена, перед ними ты бы шпагат исполнила.
Горничная подчинилась и этому унижению. Даже с моего места, мягко говоря, слабо подходящего для наблюдения, была видна ее гладковыбритая «киска». Тут я вспомнила про себя и ужаснулась. Мне стало стыдно, что я не так слежу за собой, как Луиза. Конечно, у меня тогда на лобке только пробивались первые волосики, но с того момента я озадачилась поиском бритвы под это дело.Между тем Элеонора носочком туфельки стала играть с промежностью горничной. На удивление мысок легко вошел внутрь, вызвав томный стон у Луизы. Затем девушка подняла ножку, любуясь игрой света от оставшейся смазки на кончике туфельки.- Течная кобыла, я вечно пачкаюсь в тебе, - немного с раздражением молвила Элеонора.
- Простите, Госпожа – робко подала голос женщина, чьи щеки покрыл стыдливый цвета алого мака.
Еще бы тут не стыдиться, подумала я тогда. Об тебя ноги вытирают, а ты от этого возбуждаешься. Можно сказать, тогда я и повзрослела. Нет ни телом, душой. Я поняла, что живописная сцена перед глазами, какой бы отвратной она кому ни казалась, имеет под собой цель, направленную на удовлетворение своих желаний. К своему ужасному смущению я не нашла в этом ничего плохого, мне даже это понравилось, стало жутко интересно.- Ползи сюда и вытри своим выменем эту грязь, - брезгливо молвила девушка, подразумевая капли смазки на своей туфельке.
Луиза мигом кинулась исполнять приказ. Получалось довольно неуклюже, хотя, у кого получится грациозно чистить обувь грудью?- Итак, подведем итог. Прошлое наказание подходит к концу, но сегодняшнее твое поведение просто из ряда вон. Порка, унижение и все такое возбуждают тебя еще больше, грязная сучка. Единственный действенный метод – это влиять на твое воздержание. Моя вылизанная до блеска обувь говорит сама за себя. Так что еще ...две недели воздержания сделают тебя шелковой.
- Ох, Госпожа, я так боюсь, что не выдержу, - простонала горничная.
- Не выдержишь – можешь забыть обо мне и катиться на все четыре стороны.
- Только не это! Все, что угодно, только не это. Лучше умереть.
- Не смей так говорить, мразь, - гаркнула девушка на готовую расплакаться Луизу. – По крайней мере, хотя бы потому, что пока твоя жалкая жизнь принадлежит мне.
- Да, Госпожа.
- Так и быть, сегодня у нас праздник – приехала интересная девушка, поэтому я в хорошем духе. Я дам тебе поблажку. На этой неделе приезжает Он. Наш уговор остается в силе. И тогда и тогда тебе разрешено кончить.
- Ох… неужели я паду так низко, Госпожа?
- Да ты только и мечтаешь об этом. Просто пока все эти условные барьеры приличия сдерживали твою похоть. Время их рушить. Освободись, стань свободной до конца. Будь собой, истинной собой.
- Да, Госпожа!
- Ты согласна и в самом деле хочешь этого?
- Да, Госпожа.
- Тогда сама попроси меня об этом.
Я видела, как трудно было бедной Луизе. Внутри нее происходила жестокая борьба, отражавшаяся гримасами на ее красивом лице. Затем как будто что-то сломалось внутри нее: черты лица разгладились, взгляд отразил смирение и покорность своему уделу. Дрожащими губами она произнесла:- Госпожа, прошу Вас, спарьте свою сучку…гхм…меня…с кобелем. Я готова к случке, Госпожа, я хочу спариться с Вашим псом.
Горничная говорила тихо, срывающимся хриплым шепотом, из ее глаз катились слезы. Однако в ночной тишине ни одна мельчайшая деталь ее ужасной просьбы не ускользнула от меня. Надо отдать должное Элеоноре, она не стала добиваться более четкого и ясного ответа от своей рабыни, видя как той тяжело.- Хорошо, Луиза – прошептала она неожиданно мягким бархатным тоном. К слову сказать, у меня от него мурашки по коже пошли – таким он был чувственным. Дальше мое тело сработало быстрее мысли. Элеонорин свист заправского охотника достиг моих ушей уже на другом конце коридора. Ноги несли меня куда подальше, и только когда я оказалась в незнакомой части замка, до меня дошло, что первой, кого обнаружил бы пес, была бы я! Инстинкт самосохранения – спасибо, тебе! И все же частичка внутри меня очень жалела, что я не увижу кульминации сегодняшней ночи.
По счастью обнаружилось, что мои ноги принесли меня как раз к двери уборной. Я была спасена. Продолжение следует…