На пятом курсе университета меня, двадцатидвухлетнего, отправили на трёхмесячную педагогическую практику в деревенскую школу, в дикую глухомань, куда по осенней распутице из райцентра можно было добраться только на «Кировце». Директор школы поселил меня в доме бабушки Ксении, живущей с тридцатилетней незамужней дочкой Катериной. В хате мне выделили диван, стол со стулом в зале. Зал был проходной – за дверью была спальня Катерины. Сама семидесятилетняя бабушка помещалась в комнате за кухней.
Квартирные платила школа, колхоз выписывал мясо на моё пропитание.
Обе женщины приняли меня хорошо: кормили на убой. Я по мере своих городских умений помогал после школы по хозяйству: колол дрова, носил в баню воду…
Катерина, колхозная доярка, была не дурна собой, хотя и не красавица: круглолица, по-деревенски кровь с молоком. Целый день она возилась по хозяйству, ухаживала за бабушкой. Они ко мне обе начали было обращаться по имени-отчеству. Мол, как же, школьный учитель. Я к Кате тоже стал обращаться на «вы» и по имени-отчеству. Но она обиделась:
- Что, я такая старая?
Договорились, что они меня будут звать Васей, Я Катю Катей и на «ты», а бабушку бабой Ксенией.
Прошло две недели. Мы жили душа в душу. В школе дети и учителя ко мне относились с любовью.
Под выходной ударили первые заморозки. Чтобы не выстудить хату, Катя протопила печь. Бабушке-то в радость, а я всю ночь спал раскрытый, одеяло то и дело сползало на пол. Катерина уже пришла с утренней дойки. Я же полудремал, лёжа на спине и накрыв глаза снятой майкой, чтобы свет не бил в глаза. Слышу, Катерина скрипит половицами, идя в свою комнату. Но остановилась, далее не пошла. Я из-под майки смотрю: она на мой живот смотрит. И тут меня как током пронзило: она не на живот, а на мой член смотрит. Я ведь раскрытый, руки за головой. А у мужчин по утрам, как известно, бывает эрекция. Вот мои трусы и обрисовали лежащий наискосок возбуждённый член и два шара яиц.
Я пошевелился. Катерина шмыгнула в свою комнату и закрыла дверь. Я осмотрел себя. Да, красавец: грудь волосатая, на которую Катя заглядывалась, когда я был в рубахе с расстёгнутым воротом, чёрные трусы и по-утреннему вздыбленный член. И тут я вдруг подумал: а ведь у Кати нет мужика. Да и я уже две недели ни с кем не спал. В городе-то у меня осталась девица на курс младше меня, с которой я встречался. А тут не на кого глаз положить, в школе всем за сорок. А Катя? Тридцать лет ей ещё не дашь, телом ладная.
Так я думал, лёжа раскрытый на спине с майкой на глазах. Услышал, как из катиной комнаты приоткрылась дверь, но никто не вышел. «Опять меня разглядывает». Я притворился спящим, даже громче засопел. Она вышла и начала тихонько пыль протирать в зале, подметать. Раньше она это делала, когда я уже просыпался, после завтрака. Вот подметает рядом. Из-под майки вижу, как она косится на мой член. Я от возбуждения, что меня разглядывает молодая женщина, чуть не кончаю. Она тихонько поднимает одеяло, укрывает меня, а поправляя одеяло как бы нечаянно задела рукой за пенис. Я пошевелился, почмокивая губами. Она замерла. Потом через минуту просунула руку под одеяло, немного, чуть касаясь пальцами, пощупала мой член. Если бы она коснулась моей головки, я бы, наверное, кончил. Но она выдернула руку и ушла на кухню.
«О-о, - думаю, - вот оно что! Она же истосковалась без мужика! Значит, надо ковать железо, пока горячо».
За завтраком я то и дело ловил её смущённые взгляды. А мой член только шевелился в спортивных штанах.
Я решил ещё раз соблазнить Катю своим телом. Благо, она опять сильно натопила. До прихода её с работы утром я раскрылся, одеяло на пол, ногу, что ближе к спинке дивана, поставил на ступню, согнув в колене, а у другой ноги трусы приподнял так, чтобы член из-под них был наполовину своей толщины виден наружу. Слышу, стукнула входная дверь. Я закрыл глаза, руки за головой. Вошла Катя и уже на пороге зала замерла. Увидела моего живца. Потом медленно прошла к себе в комнату, не прикрыв дверь. Наверное, оттуда ещё с минуту изучала меня. Затем закрылась. Я же лежал и ждал, что будет дальше. Она тихонько вышла уже в халате и сразу на цыпочках ко мне. Постояла рядом. Поднимает с пола одеяло, укрывает меня и опять как бы ненароком касается члена. Он от прикосновения целиком вываливается наружу. Но Катя-то этого не знает, она приподнимает одеяло, чтоб глянуть или пощупать меня, видит всё моё бесстыдство, замирает секунд на пять, изучая меня, укрывает и уходит на кухню.
Я ликовал и мучился одновременно. Ликовал, ясно, от чего. А вот мучился переполненными яйцами…
За завтраком Катя почему-то была печальна. Тут бабушка попросила её одеть и обуть: захотела к соседке сходить. Выпроводив бабушку, мы с Катей остались вдвоём. «Надо ловить момент», - подумал я.
Катя сидела на диване и смотрела телевизор. Я за столом проверял тетради. Взял одну из них и подсел к Кате:
- Смотри, какой дикий почерк у современных детей.
Она наклонила голову ко мне, я к ней. Стукнулись головами. Она смутилась. И тут я обнял её и… поцеловал. Катя не сопротивлялась, а как-то обмякла вся. А я целовал, целовал, расстегнул пуговицу на халате и взял в ладонь мяч её груди в шелке бюстгальтера. Она вздрогнула, начала было отталкиваться от меня. Но я крепче обнял её и снова поцеловал, убрав руку с груди. Катя опять обмякла.
- Бабушка надолго ушла? – шепотом спросил я.
- Часа на два, не меньше, - отвечала Катя с горящими щеками.
- Я пойду на щеколду закрою дверь? – вопросительно глянул на неё. Она кивнула.
Когда я вернулся, она, взяв меня за руку, сказала:
- Пойдём ко мне в комнату. Там окно на сарай выходит.
В спальне уже смелей повалил Катю на её кровать, целовал. целовал, целовал, расстегнул халат, мял груди, гулял ладонью по животу, по ногам, как бы невзначай касался её паха, скрытого трусиками. От этих ласк она вздрагивала. А мой член рвался наружу. Я быстро снял футболку. Скинул трусы прямо с тренировочными брюками. Секунд на десять весь выпрямился, давая рассмотреть себя Кате, пока складывал аккуратно штаны. Катя жадными глазами смотрела на мой вздыбленный, со вздутыми жилами член, на блестевшую обнажённую головку.
Я лёг рядом с Катей, стал покрывать поцелуями лицо, шею, подобрался к груди, спрятанной в бюстгальтер. Просунул под спину рук, чтобы расстегнуть. Но мудрёная застёжка не поддавалась.
- Сейчас, - шепнула Катя, привстала, расстегнулась и легла.
Я начал целовать её упругую грудь, покусывал и посасывал каждый сосок. Катя только судорожно дышала. А я уже опускался с поцелуями к животу, вот уже и пупок. Моя голова между её ног. Я целую внутреннюю поверхность то одной, то другой. Катя с закрытыми глазами на спине чуть не стонет.
Но трусики ещё на ней. Я целую опять ниже пупка, опускаясь как по дорожке к резинке её плавок. Я беру пальцами резинку и тяну трусы вниз. Катя выгибается, помогая снять с себя последнюю преграду. И вот она совершенно нагая, тридцатилетняя не рожавшая женщина с упругой грудью с торчащими толщиной в мизинец сосками, с плоским животом и покрытым пепельного цвета волосами лобком… Такое тело хоть сейчас на картину.
Я ложусь снова рядом, предварительно пройдясь по грудям и животу ладонью, целуя Катю в губы. Затем рука скользит к лобку, ещё ниже. Вот средний палец нащупал губки, нырнул между ними. Катина промежность от вожделения была вся мокрой от любовного сока. Средний палец поспешил выше, где нащупал горошинку клитора. От этого прикосновения Катя страстней прижалась ко мне, чуть ли не кусая губы, и ноги её, до этого судорожно сжатые, как цветок, раскрылись. Я тихонько ласкал её клитор, целуя каждый сосок груди. Катя уже стонет.
Вот я уже сверху, член как-то сам находит дорогу и медленно входит в скользкую катину нежность. Когда я весь погрузился, я думал, что тут же и кончу. Пришлось секунд на десять замереть, не останавливаясь, однако, целовать Катю в губы. Потом я начал двигать тазом. Катерина столько выдала любовной смазки, что мой герой раза два выскальзывал из влагалища, скользил по губкам вверх. Я приподнимался, Катя рукой опять направляла его на путь истинный.
Чтобы не сразу кончить и разрядить обстановку, я, не вынимая из Кати член, повалился набок, затем лёг на спину, перетаскивая Катю на себя сверху. Доярочка упёрлась руками о подушку над моими плечами, стала двигать своим тазом. Груди дуэтом раскачивались, соски тёрлись о мою волосатую грудь. Я чуть приподнялся, поцеловал один сосок, потом другой, снизу направляя груди к губам. Затем запустил правую руку между тел ладонью кверху и средним пальцем нащупал клитор и стал в такт движениям женского тела надавливать на него. Через минуту Катя застонала, рухнула на меня всем своим весом, зарывшись лицом над моим правым плечом. Я замер. Потом чуть-чуть пошевелил тазом, по катиному телу прошла судорожная волна.
Через секунд тридцать Катя снова приняла позу наездницы, я начал активнее двигаться снизу. Моя доярочка начала снова заводиться. Но тут обрушился на меня оргазм, я только успел выдернуть член. Я никогда не стонал, но тут мне пришлось чуть ли не прорычать. Забрызгал семенем всю катину попу, а некоторые капли долетели даже до поясницы. Катя достала полотенце и стала вытираться.
Потом мы уже лежали, поцеловались. Я похвалил доярочку, мол, потрясающая женщина. Она по-деревенски смутилась.
Разговорились. И я узнал, что Катя семь лет назад была замужем. Но с мужем прожила один месяц. Он был тракторист, и с ним во время пахоты произошёл несчастный случай, он погиб. С тех пор мужчин у неё не было (вот это выдержка! – подумал я), тут остались одни женатые да алкаши, с вдовицею не всякий хотел встречаться. Любовника не заведёшь – у всех всё на виду. А когда я поселился, доярки подкалывали Катю, мол, молодого Бог подослал. Я напрягся. Вообще-то я планов никаких не строил.
- Васёк, ты не беспокойся, - как будто прочитав мои мысли, проговорила Катя. – Я не собираюсь тебя захомутать. Всё равно я уже замуж не выйду. А вот ребёночка я бы хотела.
Я удивлённо посмотрел на Катю.
- Я даже нашла адрес клиники в городе, где делают искусственное осеменение…
- Оплодотворение, - поправил я.
- Да. Хотела туда ехать, даже всем женщинам сказала. А тут ты появился. Васёк, подари мне ребёночка. Не бойся, я ни на что не буду претендовать, ни на алименты. Хозяйство, ты видишь, у нас большое. Сама выращу. В гараже легковая машина стоит. Коль не выучусь водить, продам.
Я начал мямлить, мол, как-то это не того.
- Да не думай ты, представь, что ты в пробирку семя сдаёшь. Я ведь всё равно в город тогда поеду за пробиркой… А ты не пьёшь. Не куришь. Симпатичный…
Она замолчала.
- Так, может, тебе уехать в город, в район, встретишь кого-нибудь, родишь по любви.
- Куда я уеду? А бабушку на кого? Да и кому нужна тридцатилетняя вдовица!
На глазах её сверкнули слёзы. Я стал её успокаивать, целовать. Начал было снова возбуждаться. Но тут раздался стук в дверь: бабуля пришла. Мы вскочили, Катька накинула халат на голое тело и к двери. Я быстро оделся и за стол к тетрадкам.
- Чё закрылись-то?
- Да Тузик дверь открывает! – соврала Катя.
- На цепь его!
…Оставшееся время до окончания моей практики мы с Катей жили как муж и жена, верней, как молодожёны. (Я согласился стать суррогатным отцом.) Я уже не предохранялся. Даже при бабушке вечерами мы закрывались в её комнате и занимались любовью.
Первый месяц результата не дал. Катя расстраивалась, а потом у кого-то узнала, что лучше всего забеременеть можно в бане. Вместе в баню ходили – Катя бабушку намоет, приведёт домой, потом я иду, и она присоединяется. Как Катя страстно мне отдавалась. Я её научил, как она говорила, «извращению»: вылизывал её клитор до её сумасшедшего оргазма. Она же первый раз взяла мой член в рот. Когда я кончил, она поперхнулась от попавшей спермы и сказал:
- Больше не буду, надо семя для ребёночка беречь.
За три дня до моего отъезда Катька засветилась ярче солнца:
- Кажись, понесла, - шепнула мне, улыбаясь. – Все сроки прошли, а я чистая, не пачкаюсь…
К себе она уже не подпускала меня, мол, боится сглазить. А в последнюю ночь она меня благодарила, благодарила. Даже на «извращение» согласилась: от моего языка кончила. Я же лицо её забрызгал, когда меня ртом ублажала.
- Катюх, ты всё равно напиши мне, как у тебя дела будут.
- Зачем я тебе, Васенька. Я тебе благодарна за эти месяцы. А уж за ребёночка век благодарить буду…
Я уехал.
Катя так и не писала.
Через год был в тех краях в райцентре. Встретил на улице учительницу той деревенской школы, где проходил практику. Расспросил про всех и про Катю. Сказала, что та родила дочку. По деревне пошли пересуды, мол, вы уж извините, Василий Иванович, от вас забеременела. Даже месяцы высчитывали. Дочку-то Василисой назвала. А как баба Ксения померла, продала дом, хозяйство и куда-то с дочкой уехала, а куда, никто не знает.
Я возвращался домой сам не свой.